Страница 172 из 172
Гаусберта Патс, лежавшая на земле, видела, как Хаиме Бофранк выстрелил, как Люциус насадился на крест и как тотчас же в небо выплеснулся ослепительный поток огня и света. Когда к девушке вернулась наконец способность видеть, перед нею стоял юный Фолькон со шпагою в руке.
– Вы живы, хириэль, - только и сумел сказать он - И я жив. Мы с вами живы - двое из четверых.
В самом деле, Рос Патс лежал с размозженным черепом, и Гаусберта зарыдала, едва завидев его тело; на Бофранка же, судя по всему, пришелся исторгнутый Люциусом поток огня, и несчастный субкомиссар, весь опаленный, скорчился у подножия креста. От самого же Люциуса ничего не осталось, кроме обрывков одежды и каких-то отвратительных потеков, облепивших перекладину.
– Что мне делать? - спросил Фолькон, опускаясь наземь рядом с рыдающей Гаусбертой.
– Похороним их, - отвечала сквозь слезы девушка. - Похороним здесь, ибо это место для них станет лучшим местом упокоения.
– Но где Люциус?
– Он рвался к Тройному Кресту - и получил его. Думаю, он сейчас в ином мире, а может, и в нашем, но в состоянии развоплощенном, эфирном… Прежде чем он соберется с силами для нового воплощения, пройдет не одна сотня лет. Так что не бойтесь, милый Мальтус Фолькон, мы все же победили. И победа наша не была случайной, хотя помешать третьей силе куда как трудно. Так что пусть радуется Конфиденция Клириков, пусть радуются люди, пусть радуются все, кроме меня, потерявшей сегодня всех тех, кто был мне дороже жизни…
– Посмотрите! Но мне кажется, хире Бофранк жив! - воскликнул юноша, указывая шпагою.
В самом деле, субкомиссар пошевелился и попытался разлепить губы, сплавленные пламенем. Глаза его выгорели и ничего не видели, он зашарил вокруг себя руками и прохрипел:
– Гаусберта! Где вы, Гаусберта!
– Я здесь! Я здесь, Хаиме… - вскричала девушка, падая на колени подле него. - Люциус повержен и ваше предначертание исполнено! Теперь я молю об одном: чтобы вы были живы… я соберу травы и приготовлю лекарства, мне ведомо многое о лечении ран человеческих…
– Не трудитесь, милая Гаусберта… Я знаю, что умираю. Не так хотел я умереть, но далеко не всякому выпадает умереть так, как он себе загадал… Странно, но кажется мне, что в первый раз в своей никчемной и скучной жизни я сделал нечто, чем мог бы гордиться, останься я жив. Вот в чем несправедливость! Так гордитесь же мною вы, милая Гаусберта… А я уйду.
Так сказал Хаиме Бофранк и умер.
И оставшиеся в живых, рыдая, вырыли яму, и положили в нее тела Роса Патса и Бофранка, и насыпали могильные холмики, и украсили их ветвями и цветами. И приступили к ним кошки, и выли на могиле, и, воздав почести убиенным, расточились мгновенно, прошедшие все как одна перед Гаусбертой и как будто кланяясь ей.
И не видел никто за трудами нюклиета Бальдунга, который прокрался к Тройному Кресту, схватил Деревянный Колокол и исчез в лесу, словно бы его и не было.
Так печально закончилась история о двух квадратах, трех розах и четырех всадниках, и совсем не беда, ежели вам встречались истории куда более интересные и поучительные.
Однако ж помните, что есть сила, которая полагает собой середину между богом и дьяволом; и над каждым добром и злом есть судья, который определяет, хорошо или дурно то и это; не столкнитесь же никогда с этой силою, ибо прелесть ее необорима. Всякий, трусливый сердцем, избегающий встать на сторону добра или же выбрать сторону зла, может прельститься третьей силой. И не ровен час, в руки ему попадет Деревянный Колокол…