Критика 'Школы жен'

Жан-Батист Мольер

Критика "Школы жен"

Комедия в одном действии

Перевод A. M. Арго

Королеве-матери

Ваше величество!

Я вполне сознаю, что посвящения наши Вам не нужны и что, по правде сказать, Вы, Ваше величество, охотно избавили бы нас от этой, изысканно выражаясь, дани нашей преданности. И все же я беру на себя смелость посвятить Вашему величеству "Критику "Школы жен"; я не мог не прибегнуть к этому слабому изъявлению своей радости по поводу Вашего счастливого выздоровления, возвратившего нам величайшую, лучшую в мире государыню и сулящего ей долгие годы доброго здравия. Каждому человеку свойственно рассматривать события со стороны ему наиболее близкой; вот почему я среди всеобщего ликования радуюсь возможности снова иметь честь развлечь свою государыню, чей пример убеждает нас в том, что истинное благочестие не враждебно развлечениям благопристойным, - государыню, которая с высоты своих помыслов и важных занятий снисходит к забавам наших представлений и из уст которой исходят не только жаркие молитвы, но и смех. Я льщу себя надеждой на эту честь, я с величайшим нетерпением ожидаю этой минуты, и когда она, наконец, настанет, то это будет верх блаженства для

нижайшего, покорнейшего и преданнейшего

слуги и подданного Вашего величества

Ж.-Б. МОЛЬЕРА.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Урания.

Элиза.

Климена.

Маркиз.

Дорант, он же шевалье.

Лизидас, поэт.

Галопен, лакей.

Действие происходит в Париже,

в доме Урании.

ЯВЛЕНИЕ I

Урания, Элиза.

Урания. Неужели, кузина, никто к тебе не приезжал?

Элиза. Ни одна душа.

Урания. Прямо удивительно, как это мы с тобой провели целый день наедине друг с дружкой.

Элиза. Меня это тоже удивляет; мы ведь к этому не привыкли; дом твой, слава богу, всегда привлекает к себе придворных бездельников.

Урания. По правде сказать, день показался мне очень длинным.

Элиза. А мне так слишком коротким.

Урания. Это потому, кузина, что люди тонкого ума любят одиночество.

Элиза. Тонкого ума? Благодарю покорно! Ты же знаешь, что я на это не претендую.

Урания. А я, признаюсь, люблю общество.

Элиза. Я тоже люблю, но только избранное. Глупцы, которых приходится принимать, нередко заставляют меня предпочитать одиночество.

Урания. Ты слишком взыскательна: ты хочешь вращаться только в изысканном обществе.

Элиза. Нет, я просто не чересчур снисходительна, я не завожу знакомств с кем попало.

Урания. Я люблю разумных людей, а от причудников отворачиваюсь.

Элиза. Это верно: причудники скоро надоедают, с большинством из них при второй встрече уже скучно. Да, кстати о причудниках: помоги мне избавиться от твоего несносного маркиза! Неужели я должна весь век с ним возиться и терпеть его вечное паясничество?

Урания. Но такой язык нынче в моде! Шутки ради так говорят даже при дворе.

Элиза. Не поздравляю тех, кто так говорит, - они сами устают от этого непонятного жаргона. Чудесное занятие - сыпать в Лувре избитыми каламбурами, подобранными в рыночной грязи, где-нибудь на площади Мобер! Шуточки, как раз подходящие для придворных! Подумай, как это остроумно: "Сударыня, вы до того восхитительны, что вас следует привлечь к суду: вы похитили целый воз сердец". Ах, как изящно, как тонко! Изобретатель подобной игры слов может по праву гордиться.

Урания. Да никто и не выдает это за остроумие. Большинство тех, кто так изъясняется, сами знают, насколько это нелепо.

Элиза. Тем хуже для них, если они нарочно стараются говорить глупости, если они умышленно прибегают к плоским шуткам. Тогда это уж совсем непростительно. Будь я судьей, я бы придумала наказание для этих паяцев.

Урания. Оставим этот разговор - он тебя волнует. Скажи лучше, почему это Дорант так опаздывает? Ведь мы его пригласили к ужину.

Элиза. Может быть, он забыл...

ЯВЛЕНИЕ II

Галопен, Урания, Элиза.

Галопен. Сударыня, к вам госпожа Климена!

Урания. Боже мой! Вот еще не хватало!

Элиза. Ты жаловалась на одиночество - небо тебя и покарало!

Урания. Пусть скажут, что меня нет дома!

Галопен. Ей уже сказали, что вы дома.

Урания. Какой дурак это сказал?

Галопен. Я, сударыня.

Урания. Вот я тебя, болван! Ты у меня будешь знать, как отвечать за свою госпожу!

Галопен. Я пойду скажу, сударыня, что вы уходите.

Урания. Стой, скотина! Сделал глупость, так уж теперь пусть войдет.

Галопен. А они еще на улице с кем-то разговаривают.

Урания. Ах, кузина, если б ты знала, как мне досадно!

Элиза. Да, эта особа может досадить. Она всегда была мне ужасно противна. Не в обиду ей будь сказано, это глупое животное, которое еще смеет рассуждать.

Урания. Не слишком ли сильное выражение?

Элиза. Нет, нет, она его заслужила, и если уж на то пошло, так это еще слишком слабо сказано. Кого еще с большим основанием можно назвать жеманницей в самом худшем значении этого слова, как не ее?

Урания. Однако она открещивается от этого прозвища.

Элиза. Пусть открещивается сколько ей угодно, но это не меняет дела. Она жеманница с головы до ног, всем кривлякам кривляка. Можно подумать, что тело у нее развинчено, бедра, плечи, голова словно на пружинах. Говорит она деланно томным голосом, нарочито наивным тоном, делает ртом гримасы, чтобы он казался меньше, а глаза таращит, чтобы они казались больше.

Урания. Тише! Она может услышать...

Элиза. Нет, нет, она еще не поднимается по лестнице. Мне навсегда запомнился один вечер. Она много слышала о Дамоне, об его игре, и ей захотелось с ним повидаться. Ты знаешь, что это за человек, до чего он несловоохотлив. Она его пригласила на ужин, думала, что он будет душой общества, пригласила "на него" человек пять гостей, и какой же у него в этот вечер был дурацкий вид! Гости пялили на него глаза, как на диво. Они думали, что он будет смешить общество остротами, что из уст его исходят только какие-то необыкновенные слова, что он на все будет отвечать экспромтами, пить попросит, так и то с каламбуром. А он как воды в рот набрал. Хозяйка была так же им недовольна, как я недовольна ею.

Урания. Перестань! Я пойду ей навстречу.

Элиза. Я вот что еще хотела сказать: хорошо бы выдать ее замуж за маркиза, про которого мы только что говорили. Чудесная была бы парочка жеманница и паяц!