Страница 9 из 40
Поднявшись за час до хребта, мы ничего подозрительного не обнаружили, но едва наша группа перевалила через гряду, как послышались отдаленная людская речь и непонятные металлические звуки. По условному сигналу разведчики стали передвигаться короткими перебежками, охватывая полукольцом место, откуда раздавался шум.
Преодолев перебежками сотню метров молодого леса, мы наткнулись на застрявший на просеке милицейский «УАЗик», рядом с которым стоял худой старик-чеченец. Автомобиль засел задним мостом в глубокой выбоине. Задняя дверь его была откинута, через которую солдат-милиционер и подросток сбрасывали на землю охапки свежескошенной травы. Наш солдат, который судя по всему был водителем, орудовал короткими вилами, издавая металлический скрежет и стук. Чеченский мальчик лет двенадцати руками хватал сено и аккуратно складывал охапку за охапкой в небольшую кучу.
В УАЗике было всего два передних сиденья. Оставшееся внутри пространство представляло собой своеобразный кузов, который был еще наполовину полон. Старик никакого участия в разгрузке не принимал, а только лишь внимательно наблюдал за всем процессом.
— Ну, что будем делать? — спросил я сидевшего рядом командира группы.
Мы из зарослей минут пять наблюдали за происходящим на лесной просеке, а остальные разведчики ждали команды.
— Досмотрим «УАЗик». Может быть, на дне кузова что-нибудь и припрятано. — также негромко ответил Олег.
Оставив лейтенанта с остальными бойцами наблюдать за местностью, мы с командиром и тремя солдатами вышли из своего укрытия и направились к автомобилю.
Увидав нас, старик-чеченец насторожился. Милицейский солдатик и подросток перестали копошиться с сеном. Чеченцы смотрели на нас внимательно и встревоженно. Водитель же привычным жестом воткнул вилы в стожок и простодушно хлопал своими белесыми ресницами.
— Кто такие? Документы! — по знаку командира наш солдат подошел к местным жителям.
Документов ни у кого не оказалось, только у водителя-милиционера в УАЗике нашелся техталон на автомобиль. Старик, сильно жестикулируя и показывая на вершину горы, гортанно рассказал, что они накосили сено наверху и теперь везут его к нему домой, но машина застряла в яме.
— А ты чего здесь делаешь? — строгим голосом спросил командир группы водителя. — Из какой части?
— Старший приказал отвезти это сено, — тот показал рукой на телевышку. — Мы там телебашню охраняем.
За несколько минут милиционер и наш разведчик освободили кузов от сена. Машина оказалась «чистой».
— Пошли дальше, — сказал Кириченко мне и солдатам.
Увидав, что мы направляемся в сторону, старик-чеченец громко выкрикнул на ломаном русском:
— Помогайт. Машина толкать нада.
— Она пустая. Сами вытолкаете из ямы, — ответил наш боец, который выгружал сено.
Внезапно рассвирепевший старик замахнулся на нас клюкой, на которую только что опирался:
— Помогайт. Вам только дэнги давай.
До него было несколько метров, но стоявший поодаль разведчик тихо щелкнул предохранителем автомата.
— Не надо, — сказал ему командир группы. — Сами разберутся с этим сеном. Все. Вперед.
По сигналу из зарослей вышли наши солдаты во главе с лейтенантом. При виде этого старый чеченец продолжал что-то кричать, мешая русские слова с родными, но делал это уже потише и своим посохом не размахивал.
Наша цепь прошла вниз метров пятьдесят и гортанные выкрики старика были почти не слышны. Еще раз оглянувшись назад Олег спокойно сказал вполголоса:
— И на хрена нам сдалось это сено? После войны они все какие-то контуженные стали.
— Может этот дедок под бомбежку попал. Он кричал, что еще с фашистами воевал, — ответил ему лейтенант-стажер. — Неплохо сохранился для ветерана, если еще и траву сам косит. Может зря мы так?
— Времени нет, — отрезал командир. — Потом объясню.
— Конечно можно было им помочь, но нельзя допускать, чтобы группа в одном месте собиралась. Так один душара с автоматом может всех положить. Все наши инструкции написаны очень большой кровью. И притом нашей ведь кровушкой, — сказал я, перепрыгивая через неширокую канаву.
Разведгруппа прошла две трети пути и чем дальше мы уходили вниз, тем реже становилась лесная чаща. Между старых деревьев кое-где показались городские строения. На попавшейся нам навстречу большой и ярко-зеленой поляне сиротливо жались друг к дружке несколько огородных участков, со вскопанной, но так и не засеянной землей.
— Видать перед войной вспахали, а посадить ничего не успели, — искренне пожалел я тех людей, которые вложили в эту землю свои силы и все их старания оказались безрезультатными.
— Значит не судьба, — негромко произнес Кириченко и направился в обход этих огородиков, чтобы не перелезать через ограждавшие их плетни.
Мы последовали следом за ним.
— Царствие небесное их хозяевам, — сказал Олег, в последний раз взглянув на маленькие наделы.
— Это почему же? — не понял я.
— Вряд ли чехи так высоко полезут, чтобы сажать что-то. Только русские могут огороды заводить на бесхозной земле, где даже воды нет. Они же тут сколько лет без зарплаты и пенсий жили. Вот от голодухи и полезли в гору. А сейчас…. — Кириченко лишь досадливо поморщился. — Были бы живы, то чего-нибудь и посадили. А раз земля пустая — значит нету больше хозяев.
— Да ну…. — возразил я. — Могли ведь они уехать в Ставропольский край или в Краснодарский.
— Да кому сейчас нужны грозненские пенсионеры! — вздохнул командир группы. — Ты бы еще сказал, что их в Кремле ждут: столы накрыли с икрой и водкой, постельки белые постелили… Приезжайте, дорогие…
— Это уж точно… В Кремле их не ждут, — согласился с ним я.
Через пять минут с левого фланга нам просигналили о чем-то непонятном. Мы вместе с командиром и стажером осторожно сместились влево. На этом участке склона лес был редким, и мы некоторое время издалека понаблюдали за большими блестящими цилиндрами, которые под небольшим углом на метр-полтора торчали из земли. Всего их было штук пять-шесть, разбросанных на значительном расстоянии друг от друга.