Не было печали

Протяжный скулеж заполнил всю бытовку, и он проснулся. "Щенки скулят", - наконец осознал он, что его разбудило во второй раз. И другое тут же понял: Самсоныч еще вечером перетащил конуру со щенками подальше от своего дома и поближе к бытовке - на, мол, Гена, слушай, наслаждайся этой музыкой...

Глянул на часы и чуть не заплакал: без пяти минут шесть! Спит-то он крепко. Да вот, сколько помнит себя, его всегда будят. Только полтора года стукнуло - папа Витя и мама Люда стали по утрам втискивать его в колготки, рейтузы, сапожки и относить в ясли. Немного подрос - в детский сад устроили. Та же жизнь с одной лишь разницей: теперь самому приходилось во все втискиваться. Надеялся, что в школу пойдет - отоспится. Напрасно! Папа Витя и мама Люда у него по профессии оба связисты, а по призванию - великие педагоги. Оба считают: чем меньше любить и холить своего единственного сына, тем больше шансов, что из него выйдет толк. Можно подумать, у них только и забот, как бы он без дела не остался. Каждый день: это помой, это сдай, то купи... Мало того, что шесть раз в неделю встает в семь утра и идет в школу, что-нибудь и на воскресенье придумают. А не послушаешься - тебе же будет хуже...

Точно так же Генка рассуждает, когда начинаются летние каникулы и родители объявляют ему, что он едет в пионерский лагерь на две, а один раз было, даже на все три смены. Начнут расписывать, как ему там будет хорошо. Он слушает их и молчит. А что? Спорь не спорь - все равно отправят. Лучше притвориться, что сам об этом только и мечтал. По-хорошему бы он пожил в лагере месяц - там ничего иной раз братва собирается. А остальную часть лета провел бы в городе или в Вихровке. Но родители боятся, что сын свяжется с плохой компанией и чего-нибудь натворит. В лагере же, рассчитывают, с ним ничего не случится, он там будет как в камере хранения. В лагере, видишь ли, ему не дадут наделать глупостей, в чем они, кстати, глубоко заблуждаются глупостей, если захочешь, везде можно наделать...

И еще, в чем его милые родители крупно ошибаются, загоняя его на все лето в лагеря, что он там отдыхает душой и телом. Как бы не так! Может, ему просто больше других не везло, но почему-то он всегда попадал к вожатым, которых словно специально обучали, как не давать детям покоя и в каникулы. То будят ни свет ни заря и ведут встречать восход солнца (можно подумать, оно без тебя не взойдет), то, чтоб сделать пионеров выносливыми, среди ночи поднимают отряды - и беги с рюкзаком на спине во тьму кромешную... да еще кричи зачем-то "ура!"... Кому-то из братвы все это нравится. Мол, какая романтика! А его, получается, опять дергают.

И вот сегодня... Каникулы. Воскресенье. В бытовке живет один. Папа Витя и мама Люда улетели отдыхать "дикарями" на ЮБК (Южный берег Крыма). Домой вернутся дней через десять, не раньше. Чем не жизнь? Мечта! Праздник! Кстати, как раз сегодня у него день рождения. Самый, можно сказать, важный день в году. Законнее причины спать до упора нет и быть не может. Как же! Щенки, кто их только придумал, не дали...

С намотанным на голову одеялом лежал и пытался представить, что сейчас делается в конуре. Ясно, что. Шесть щенков, переползая друг через друга, тычутся во все стороны, роют мордами подстилку. Мать ищут! Ту самую Найду, которую только что видел во сне... Но зря, дурачки, ищут. Вчера перед обедом, возвращаясь с речки, переезжал на велосипеде через бетонку и увидел Найду в кювете. Лежала с высунутым набок языком и уже вся была в чешуе зеленых мух. Кто-то сбил на большой скорости... Врать, что у него при виде убитой собаки сжалось сердце или, как там еще пишут в книжках, навернулись слезы, он ни себе, ни другим не станет. Постоял немного и поехал на дачу. Лишь на Самсоныча зло взяло: плохо кормил собаку! Щенки тянули из нее, вот она и бегала через бетонку поживиться отбросами. Добегалась псина...

Самсоныч вчера с утра под третий урожай редиски (первые два у него съел червячок) перекапывал и, надев противогаз, какой-то химией поливал грядки. Узнав от Генки, что случилось с Найдой, снял противогаз и с силой вогнал лопату в землю.

- Жалко собаку! - вздохнул он. - Умница была. Зря не лаяла. Но если кто чужой к воротам подходил, весь поселок на ноги поднимала!..

После купания зверски хотелось есть. Но стоял, не перебивал Самсоныча. Как-никак - хозяин. С ним надо повежливей...

- Да, ей теперь не поможешь... - Самсоныч посмотрел в сторону конуры щенки, заждавшись матери, уже поскуливали. - С ними вот, сосунками, что делать? А?! - спросил он так грозно, будто это Генка их осиротил. - Они же без матери не сегодня завтра подохнут. Правильно я говорю?

Генка отмолчался.

- Ты вообще-то любишь животных?

- Вообще люблю, - кисло подтвердил Калачев.

- Собака - друг человека. Не помнишь, кто сказал?

- Кажется, Чехов, - не моргнув глазом, ляпнул Генка.

- Да, - покивал хозяин, - он умел...

Генка, мучаясь, поглядел на небо. Погодка: теплынь, ни одного облачка. Сейчас он разогреет себе вчерашнюю кашу, хлобыстнет стакан чаю. И, знай наших, опять на речку!

- Такой еще момент учти, - все сильнее напирал Самсоныч. - У этих щенков хорошая порода. Найда нагуляла их с Мухтаром. А это вообще не пес, а золото! Грудь как у волкодава, лапы - во! И выносливый, черт! Один здесь всю зиму живет, крыс жрет и дачи от хулиганья охраняет... Так что надо песиков выходить. Одного себе возьмешь, другого я вместо Найды себе оставлю. Остальных, - хозяин, задумавшись, сощурился, - к другим определим. Договорились?

- Нет! - резко, даже в затылке кольнуло, крутнул головой Генка и быстренько шмыгнул в бытовку. Поглотал пшенной каши, подкачал шины - и рванул подальше от всего...

Вечером, возвращаясь с речки, он еще издалека услышал: щенки уже вовсю скулили. Подъехал к даче и увидел такую картину: у ворот, возбужденно покуривая папиросу "Казбек", туда-сюда в широкополой розовой шляпе расхаживала Медея Витальевна. Та самая, что у Самсоныча сняла мансарду и там, на верхотуре, колотя пальцами по машинке, целыми днями пишет рассказы.

Генка никогда еще в глаза не видел ни писателей, ни писательниц. И вот - увидел. Он тут третий день ест, спит, купается, одним словом, бьет баклуши, а Медея Витальевна все дни напролет вкалывает и курит как паровоз. Работает то она, краем уха слышал, редактором в издательстве. А тут, называется, свой отпуск проводит. И ни семьи у нее, ни приличной жилплощади нет. Машина есть, да и та - пишущая. Короче говоря, не будь у нее этой розовой шляпы, никогда бы не подумал, что она - писательница...