Страница 25 из 26
Вот тогда-то он и позвонил в школу милиции своим ученикам (их обоих зовут Сашами). Во-первых, он знал, что они всегда будут рады ему помочь и не станут болтать лишнего, во-вторых, у них есть оружие, и они прекрасно им владеют. В третьих, наконец, оба они держат руку на пульсе питерского криминального мира.
По телефону он не стал объяснять ничего, просто попросил приехать как можно быстрее по очень важному делу. Они появились у него через сорок минут и выслушали его возбужденный рассказ. А еще минут через двадцать, сделав несколько телефонных звонков, уже точно знали, где искать Шахиню...
Ела Маша через силу. Варвара Сергеевна приготовила гуляш, а после сегодняшних событий его вид, запах, а главное - сознание того, что это ЖАРЕНОЕ МЯСО, вызывали у ней легкую тошноту. За то Соня набросилась на еду как тигр: больше суток у нее не было во рту ни крошки. Только уничтожив все, что ей подкладывали, она кинулась к телефону и, позвонив маме, успокоила ее.
Когда она вернулась к столу, Маша сказала ей:
- Ну, вот и все, Соня. На этом все твои напасти закончились. Я была их причиной. Не знаю, простишь ли ты меня когда-нибудь, но я сделала все что могла.
Все примолкли.
- Ты теперь уедешь домой? - нарушила тишину Соня.
- Да. Завтра же.
- Как грустно. Я впервые в жизни нашла настоящего друга. Даже если ты так и не считаешь. - Она произнесла это как бы с легким вызовом.
- Я так считаю...
- И ты всегда - желанная гостья в этом доме, - вмешалась Варвара Сергеевна. - Ты похожа на Машу, а мы все ее так любим...
И все сидящие за столом некоторое время шмыгали носами и утирали глаза. Но вскоре ситуация из мелодраматической превратилась в комическую. Когда, просморкавшись, Павел Иванович жалобно спросил:
- Дочка, а я тебя что же, теперь всегда только ТАК видеть буду?..
И тут только Маша вспомнила о своей выходке и дала ему посыл на видимость.
4
Добравшись от аэропорта на тачке до города и проезжая через него к дому, Маша поймала себя на мысли, что на этот раз она вернулась сюда НАСОВСЕМ.
Последнее "приключение" еще раз подтвердило ее нынешнее, нажитое методом проб и ошибок понимание ценностей в человеческой жизни. Ни ее сверхъестественный дар, ни деньги не отвели от нее беду, даже наоборот, именно они чуть не стали причиной ее гибели. А спасли ее - любовь отца и его друзья. Любовь и дружба.
И каким-то косвенным образом это сознание заставляло ее предпочесть Москве и Питеру маленький провинциальный РОДНОЙ городок.
Был вечер, около десяти. Дома она появилась внезапно, без звонков и телеграмм, и они с матерью чуть не задушили друг друга в объятиях.
Мама сильно постарела со дня их последней встречи в Ленинграде. Даже как-то "усохла". Степан Рудольфович же - наоборот - расплылся еще сильнее, стал еще крикливее и, как показалось Маше, еще глупее.
Все время, пока мама собирала на стол, он громогласно сообщал о своей радости по поводу встречи с любимой падчерицей и о своих сожалениях по поводу ее для него невидимости. (В этом случае Маша решила не открывать, что научилась снимать свои чары.)
- Ох, и красавица, наверное, стала! Ох и красавица! - кричал Степан Рудольфович, прихлопывая в ладоши. И, потирая их, подмигивал жене: - Ну, это повод, повод! Тут уж никто не скажет, что это не повод!
Как ни странно, сейчас он вызывал у Маши некоторую симпатию. Наверное потому, что не был для нее не опасным, не авторитетным. Он был жалок, а жалость вызывает сострадание.
А вот с мамой ее детский контакт потерялся начисто. Маша не могла понять, кто из них изменился так, что взаимопонимание стало невозможным. Или они изменились обе? Но разговаривая, рассказывая о себе, она несколько раз ловила себя на ощущении, что общается с абсолютно чужим человеком.
В течении ужина в гостиной (бывшей машиной комнате) отчим почти в одиночку высосал бутылку водки и стал подначивать остальных к исполнению хором песни "Миллион алых роз". Не встретив горячей поддержки ни со стороны видимых, ни со стороны невидимых членов семьи, он обиделся, удалился в спальню, стал петь там в одиночку, но вскоре голос его уступил место мощному храпу.
Маша с матерью еще немного поговорили, но беседа быстро иссякла, а возникшая тишина почему-то была неловкой.
- Мама, я пойду к Алке сбегаю, - поднялась Маша из-за стола.
- Вернешься?
- Нет, наверное, у нее переночую.
...Дверь отворила Алкина мама.
- Маша! Откуда ты взялась?! Боже мой, да ты становишься все красивее и красивее! Алла! - позвала она. - Ты только глянь, кто пришел!
Появившуюся в прихожей Алку Маша просто не узнала. То, что совсем еще недавно было лишь намеком на женственность, с удивительной силой сквозило теперь в каждом ее жесте, в каждом взгляде и мимолетной улыбке, усиливаясь еще и умелым макияжем. И это было особенно странно, если учесть, что одета она была по-домашнему - в симпатичный, но простенький красный халатик.
Невольно сравнивая ее с собой, Маша с удивлением призналась себе в том, что сейчас Алка, несмотря на неправильность черт лица, пожалуй, более привлекательна для мужчин, чем она.
- Машка! - как будто бы обрадовалась подруга. Но что-то в интонации его голоса было неестественно. - Ну, ты даешь! Я-то думала тебя там убивают, или что-то еще... Ждала твою Шахиню...
Да, вот в чем дело. Алка просто перетрусила, и это нормально.
- Все обошлось, - махнула Маша рукой, стянула с ног кроссовки и привычно, без приглашения, направилась к двери алкиной комнаты.
- Машка, подожди, - остановила ее Алка, и Маша увидела, что она нервничает. Сильно нервничает. Чуть ли не до крови кусает губы... - Хотя ладно. Заходи.
Из-за двери комнаты раздавалась тихая красивая музыка. Маша пожала плечами, толкнула дверь... и остолбенела.
На диване, сложив ноги по-турецки сидел одетый в махровый халат Атос.
На столике возле дивана стоял магнитофон, и Атос ковырялся в нем отверткой.
Услышав скрип двери, он поднял голову, сквозь Машу увидел Алку и соскочил с дивана:
- Вот теперь совсем другое дело! Есть высокие, все звучит, - он шагнул к Алке (Маша успела отодвинуться) и обнял ее за талию. - Мадам, позвольте пригласить вас. Крис де Бург исполняет песню "Леди ин ред" специально в вашу честь. - И он попытался коснуться губами ее губ.