Поэт

пальтишко, одевается, наматывает шарф. К Тарасову

подходит поэтесса в хорошенькой шубке. Ее держит под

руку аккомпаниатор в бобровой шапке и бобровом

воротнике.

П о э т е с с а. Изумительно. Чеканно. Вдохновенно. Даже завидно. Спасибо, Тарасов. (Крепко, по-мужски встряхивает его руку.) Пойдемте, Базиль. (Уходит с аккомпаниатором.)

Тарасова окружают окололитературные девицы и

совсем юные поэты.

Они протягивают ему альбомы.

1-я  д е в и ц а. Извините, что, не будучи знакомой... Пожалуйста... Тарасов, умоляю вас... хоть два слова...

2-я  д е в и ц а. Да, да. Пожалуйста. И мне. Вот здесь.

Т а р а с о в. Ой, нет, что вы! Я не умею. Я хочу спать. Попросите у Орловского.

1-я  д е в и ц а (вежливо Орловскому). Да, пожалуйста, и вы тоже.

О р л о в с к и й. Я в альбомы не пишу. Я не барышня.

Орловский идет к выходу. Тарасов за ним. За

Тарасовым поклонницы с альбомами.

Они стонут:

Г о л о с а  п о к л о н н и ц. Тарасов, напишите! Пожалуйста! Напишите!

Т а р а с о в. В следующий раз, в следующий раз!

Улица возле консерватории. Орловский под

фонарем. Один. Подбегает Тарасов.

Т а р а с о в. Насилу отбился.

О р л о в с к и й. Пошли.

Тарасов и Орловский идут по улице. Всюду следы

недавнего боя: то согнутый фонарный столб, то убитая

лошадь, то простреленная штора магазина, иногда под

ногами хрустит битое стекло. Изредка проходит

красногвардейский патруль. Сухая, холодная лунная

ночь. Маленькая резкая и яркая луна. Четкие тени.

Голубые стены домов. Шаги звенят, как по чугуну.

Панорама прохода Орловского и Тарасова по городу.

О р л о в с к и й. Между прочим, как это ни странно, но, говорят, Лермонтов не имел успеха у женщин. Вообще не имел успеха в свете.

Т а р а с о в. Наоборот. Колоссальный.

О р л о в с к и й. Это так раньше думали. А теперь найдены новые материалы. Оказывается, совершенно не имел успеха. По-моему, он был выше своего времени.

Т а р а с о в. Безусловно. Над чем ты сейчас работаешь?

О р л о в с к и й. Пишу цикл о французской революции. То, что я сегодня читал, это начало. Тебе понравилось? Только честно.

Т а р а с о в. Откровенно говоря, не очень.

О р л о в с к и й. Спасибо за откровенность. Что же тебе не нравится?

Т а р а с о в. Стихи нравятся. Термидор не нравится.

О р л о в с к и й. Я влюблен во французскую революцию. А ты?

Т а р а с о в. И я влюблен. Только ты влюблен в ее конец, а я в ее начало.

О р л о в с к и й. Это остроумно. Ты всегда был остроумный мальчик. Осторожно, не зацепись за проволоку.

Т а р а с о в. Спасибо.

О р л о в с к и й. Посбивали провода, покалечили фонари... Тьфу, мерзость! А ну-ка, что это такое?

Орловский и Тарасов подходят к стене, где

наклеены воззвания и декреты.

Т а р а с о в (читает). "Мир хижинам, война дворцам".

О р л о в с к и й. Мир хижинам, война дворцам... Чистейший четырехстопный ямб. Пэонизированный.

Орловский и Тарасов доходят до перекрестка и

останавливаются.

О р л о в с к и й. Тебе куда?

Т а р а с о в. Налево.

О р л о в с к и й. А мне направо.

Т а р а с о в. До свидания.

О р л о в с к и й. Лермонтов был выше своего времени. Прощай.

Расходятся.

Тарасов идет городом. Проезжает грузовик с

вооруженными матросами. Тарасов идет вдоль моря по

совершенно пустынному бульвару. Останавливается.

Слышатся мерные вздохи прибоя. Над морем светает.

Т а р а с о в (бормочет).

Неужели ты не знаешь,

Неужели ты не видишь,

Неужели ты не хочешь

Оглянуться и понять?

Тарасов идет через грязный двор дома в рабочем

предместье. Мусорный ящик. Железная пожарная

лестница. Покосившиеся дровяные саран. В полном

смысле слова трущоба. Тарасов спускается в подвал.

Темно. Он зажигает спичку. Обитая рваным войлоком и

клеенкой дверь. Тарасов открывает осторожно дверь и

входит на цыпочках. Это его "квартира". Он боится

разбудить мать. Каморка Тарасова. На столе коптит

маленькая керосиновая лампочка с рефлектором. Она

освещает швейную машину и пожилую усталую женщину с

наперстком на пальце, которая сидя спит, положив

голову на руки. Жалкий комодик, железная кровать,

сундук, на котором приготовлена для Тарасова постель.

На подоконнике ящик, в котором растет зеленый лук.

Несколько клеток с птицами. Обои отстают от сырости.

В одном месте с потолка каплет, и под капли

подставлена жестяная коробка из-под консервов.

Фотография покойного отца Тарасова - мелкого

чиновника. Образ.

Осторожно, чтобы не разбудить мать, Тарасов

снимает пальто, а затем начинает искать еду.

М а т ь (сонно). Это ты, Коля?

Т а р а с о в. Я, мама.

М а т ь. Что ты там возишься?

Т а р а с о в. Чего-нибудь покушать.

М а т ь. Возьми на комоде хлеб. Под блюдечком.

Т а р а с о в. А борща не осталось?

М а т ь. Борща не осталось.

Т а р а с о в. Прискорбный факт.

М а т ь. Поздно.

Т а р а с о в. Не так поздно, как рано. Уже утро. Птицы проснулись.

М а т ь. Где ж ты шлялся до сих пор?

Т а р а с о в. Выступал на вечере поэтов.

М а т ь. Деньги хоть, по крайней мере, заплатили?

Т а р а с о в (сумрачно). Не заплатили.

М а т ь. Ой, Коля, Коля, горе мне с тобой.

Т а р а с о в. Я ж не виноват, что этот негодяй Аметистов кассу унес.

М а т ь. Опять унес!

Т а р а с о в. Опять. У него такая паршивая привычка.

М а т ь. Ты бы хоть на работу куда-нибудь поступил, Коля.

Т а р а с о в. Куда ж я поступлю, мама?

Разговаривая таким образом с матерью, Тарасов

отщипывает небольшой кусок хлеба, солит его, рвет из

ящика лук, наливает в кружку воду и завтракает, стоя

перед клетками с птицами. Отливает из кружки воду

птицам, бросает им кусочки хлеба. Птицы поют. Тарасов

слушает.

Мама, смотрите, красноголовая славка таки запела.

Мать зевает.

Мама, вы, наверное, устали. Ложитесь.

М а т ь. Ой, что ты! Где там. Шить надо. Что слышно в городе?

Т а р а с о в. Переворот.

Мать шьет на машинке. Тарасов ложится на свой

Конец ознакомительного фрагмента.