Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 39 из 52

Экстаз. Я вновь пишу это слово, но в нем не отражаются пламя и песня. Смешные ничтожные люди слишком суетны, слишком глупы, чересчур подозрительны для подобного чувства, а когда оно пришло, сковывавшие цепи со звоном лопнули, и нас с силой бросило друг к другу. Завтра мы вместе уедем, и больше ничто нас не разлучит. Мы не произносили ни слова, пронзенные бурными волнами, пробегавшими сквозь слившиеся в поцелуе губы. Ошеломление, вырвавшаяся на свободу радость, полет в окружающем хаосе... Мелодия вальса стихла в его темном водовороте. Если бы кто-то вгляделся в окутавшую нас тень, то увидел бы лишь огоньки недокуренных сигарет в наших опущенных руках и стелющийся по полу дымок.

Впрочем, я рассказываю историю убийства...

Около полуночи, дрожа от холода, я поднимался по лестнице клуба "Бримстон". Туман разошелся, в темной безлунной ночи в свете фонарей поблескивали редкие ленивые хлопья снега. Под окном у лестничных перил неподвижно стоял человек...

В вестибюле было пусто. Даже в этом сонном клубе всегда слышен какой-нибудь шум - разговоры в гостиной, стук бильярдных шаров, звон бокалов в баре. А сейчас не раздавалось ни звука, нигде не было ни единой души. Лифт спустился, и никто из него не вышел. Мои шаги гулко звучали на мраморном полу, слабые круглые газовые горелки на стенах в такт мигали.

В топке камина в гостиной дымился слабый огонь, в темноте пылали несколько красных углей. И тут не была зажжена ни одна лампа. Я уже приготовился опустить дверные портьеры, как вроде бы разглядел у окна неясный силуэт, неподвижный мужской профиль. Уличный фонарь бросал в окно бледный, тусклый свет; мужчина как бы улыбался.

Было что-то столь неестественное в замершей улыбавшейся темной фигуре, что я инстинктивно чуть не щелкнул выключателем. Однако скоро перестаешь удивляться странностям членов этого странного клуба. Если кому-то нравится сидеть в темноте, это его личное дело... Заметив другую фигуру на лестнице, я почувствовал себя в неком призрачном мире.

Опустив портьеры, вернулся в вестибюль. За стойкой никого - проклятье! Банколен должен был что-нибудь мне передать. Я окликнул лифтера, оклик эхом раскатился, не получив ответа. Заглянул в другие комнаты внизу - везде пусто. Наконец, зашел в пустую бильярдную, куда мы вчера принесли труп шофера. За окнами мелькал слабый огонек, смутно виднелся стол, в комнате стоял сырой, промозглый холод. Закрывая дверь, я на мгновение замешкался и оглянулся. Еще одна молчаливая фигура сидит на подоконнике?

Я напряженно всмотрелся и мог бы поклясться, что на меня из окна на секунду с улыбкой взглянуло лицо. Бред! Обманчивая тень... Я закрыл дверь. Может, Банколен поднялся к себе, поджидая меня. Я снова пересек вестибюль, поднялся по лестнице на третий этаж, нырнул в темный коридор, отыскал его дверь. Возбужденный стук гулко разнесся, оставшись без ответа.

Могли бы хоть свет здесь включить! Досаждал запах сырости в коридоре. Я боролся с нараставшим волнением. В любом случае могу пойти к себе, усесться у камина, поболтать с Томасом, пока Банколен не даст о себе знать. Почти дойдя до верхнего этажа, я припомнил, что отпустил Томаса на ночь,- он отправился навестить в Тутинге родственников. Как ни странно, в коридоре верхнего этажа свет горел.

Зажжены были все газовые горелки, ярко освещая безвкусные декорации. При полном освещении хорошо были видны закопченные стены, в которых некогда скандалили джентльмены восьмидесятых годов с закрученными усами. Я вспомнил, как слышал однажды, что в номере аль-Мулька проживал злосчастный лорд Рейл, застрелившийся из-за любви к Китти Даркинс. Все эти вырезанные из бумаги силуэты выплывали как бы из старого открывшегося буфета под эхо криков кавалеров, требовавших громкой музыки и крепкого вина...

Я открыл дверь своей темной спальни... Неужели из окна действительно глянуло очередное улыбавшееся лицо? Нет, при свете чиркнувшей спички все оказалось в полнейшем порядке. Я зажег газовую лампу у столика возле камина. Осветились тусклые молочные стены с позолотой, беломраморный камин, запотевшие зеркала в позолоченных рамах, гнутые ножки кровати под гигантским балдахином, длинные оконные шторы из белого бархата. Я запер дверь в гостиную - нет никаких оснований для беспокойства. Все нормально: лестница под окном, кровать под балдахином, в шкафу висит одежда. "В халате,процитировал я старика Скруджа,- висевшем на стене и имевшем какой-то подозрительный вид, тоже никого" {Скрудж - бездушный скаредный делец из рассказа Диккенса "Рождественская песнь в прозе" (пер. Т. Озерской)}. Я накинул тот самый халат, бросив на кресло пиджак и промокшее пальто. Никто не потрудился разжечь камин, и комната промерзла. Подобное небрежение привело меня в ярость. Я изо всех сил нажал кнопку звонка, долго звонил, потом сел в кресло перед холодной топкой. Что это - кто-то стучит? Я рывком поднял голову, очнувшись от раздумий у камина, снова прислушался к слабому звуку как бы забиваемых молотком в доску гвоздей. Стук прерывистый: сперва послышалась пара ударов, потом долгая пауза, словно мастер оценивал свою работу, наконец, когда я уже стал приписывать стуки своей фантазии, еще несколько быстрых глухих ударов. Хотя звучали они так далеко, что вполне могли мне пригрезиться. Я подошел к окну, откуда доносилось дуновение воздуха, попробовал выглянуть, но стекло сильно заиндевело. Тут кто-то стукнул в дверь, и я выдавил, признаюсь, с сильно екнувшим сердцем: Войдите... Раздалось какое-то чириканье, дверная ручка повернулась, в щель просунулось сморщенное личико Тедди.

- Привет, сэр!- ухмыльнулся он.- Звонили? Гневаться бесполезно. Я грубо приказал принести угля, разжечь огонь, он быстро заморгал, многократно кивнул и исчез, оставив после себя запах помады для волос. Вернулся, громыхая ведерком с углем, и принялся деловито разводить огонь, надтреснутым голосом про себя напевая. Только Тедди открыл заслонку, и в топке радостно затрепетало пламя, я опять услышал стук. Как будто кто-то строил, скажем, эшафот или... Я прошелся по комнате, и на глаза мне случайно попался безобразный галстук радужного цвета, из тех, которые женщины с большой охотой дарят на Рождество. Я поднял его, широко открыв рот в фальшивом восхищении, уловив вспыхнувший взгляд наблюдавшего Тедди.