Страница 24 из 50
– Нет!
– Давай хотя бы попробуем. Смотри!
На светящейся панели виднелась надпись красными буквами: „Африканское сафари“. Фигура охотника в тропическом шлеме и рубашке цвета хаки направляла ружье в сторону желто-зеленой растительности, очевидно обозначающей джунгли. Рядом с пинбольным столом стоял табурет с глиняной чашкой, наполненной монетами. Гэррет взял один пенни, опустил его в щель и оттянул ручку назад. Пружина выпустила шесть маленьких, но тяжелых металлических шариков, направив один из них на дорожку сбоку стола.
Гэррет оттянул ручку до отказа.
– В былые времена, когда табак не облагался такими пошлинами, можно было выиграть пять сигарет, набрав двадцать пять тысяч очков. Давай посмотрим, что произойдет теперь.
Он отпустил ручку с громким щелчком.
Шарик вылетел с дорожки и быстро завертелся. Весь стол, казалось, ожил. На экране замелькали призрачные фигуры: лев появился из джунглей, прыгнул и получил пулю. Шарик стал бешено вращаться под звон колокольчиков и мелькание разноцветных огоньков, потом исчез. Гэррет посмотрел число очков, обозначенное красными цифрами внизу панели.
– Шесть тысяч, – сказал он. – Со львом мы разделались. Теперь на очереди носорог и крокодил. Займемся ими или поищем другой метод борьбы с твоим приступом уныния?
– Бесполезно. – Фей шагнула назад, держа под мышкой сумочку. – Я говорила, что это грязная история, но ты не знаешь, насколько она грязная. Ты думаешь, что можешь все понять, так как читал о таких вещах. Но этого не в силах понять никто, кого это не коснулось и не потащило на дно.
– Чего „этого“?
– Убийства, – ответила Фей. Она отошла еще дальше, прижимая к себе сумочку. – Конечно, это не было убийством, но некоторые думали иначе. Они считали, что это сделала я, – даже теперь меня могут арестовать. Этим вечером я шла по подъездной аллее следом за этими людьми.
– О чем ты, дорогая? За кем ты шла?
– За доктором Феллом и мистером Эллиотом! Они оставили машину у въезда на аллею. Я приехала на автобусе из Саутгемптона, пошла по траве, чтобы они меня не услышали, и проскользнула в заднюю дверь. Мистер Эллиот – третий по званию в отделе уголовного розыска; старше него только коммандер и заместитель комиссара. А доктор Фелл… думаю, я могла бы рассказать ему кое-что, но он в некотором отношении пугает меня еще сильнее. Один раз мне показалось, что мистер Эллиот повернулся и посмотрел прямо на меня. Не думаю, чтобы мы когда-нибудь встречались, но он мог видеть мою фотографию. Раз они здесь, все выйдет наружу, и ты окажешься в этом замешанным. Хотя мистер Баркли, очевидно, уже обо мне знает. Слышал, что он сказал в библиотеке? „Кто отравил старика в его собственном доме? И поможет ли нам это узнать правду?“ Ты знаешь, о чем он говорил, Гэррет?
– Да, знаю. Он говорил о сэре Хорасе Уайлдфере, судье, жившем в восемнадцатом веке, который устраивал здесь невесть что.
– Не может быть! Он имел в виду старого мистера Джастина Мейхью из Дипдин-Хаус неподалеку от Барнстоу в Сомерсете.
– Фей, ты спятила! И кто такой этот мистер Джастин Мейхью из какого-то там Хауса в Сомерсете? Кем бы он ни был, Пеннингтон не говорил о нем ни единого слова.
– Может быть, я спятила. Иногда я сама так думаю. Я только знаю, что теперь все станет известным и тебя вываляют в грязи заодно со мной.
К этому моменту Фей уже добралась до окна. Позади нее луна светила над Солентом. Близость Фей – ее темно-голубые широко расставленные глаза под темными изогнутыми бровями, очертания ее рук и плеч – слишком ярко напоминала ему о такой же луне в другое время и в другом месте и о сценах, которые она тогда освещала.
– Ты в самом деле думаешь, что меня может оттолкнуть то, в чем ты замешана? Между прочим, я говорил, что люблю тебя?
– О, как бы я хотела, чтобы ты мог сказать мне это. Но ты не должен. И не трогай меня, пожалуйста! Я могу наделать глупостей, и тогда все станет еще хуже. Стой на месте, Гэррет, и слушай!
– Ну?
– Мое имя, прежде чем я изменила его законным образом по одностороннему обязательству, было Фей Саттон. Это произошло более года тому назад – в марте шестьдесят третьего. Как по-твоему, насколько часто встречается фамилия Саттон?
– Не думаю, чтобы она была очень распространенной.
– Тогда ты ошибаешься. В лондонском телефонном справочнике четыре колонки Саттонов – от А. Саттона в Торринг-Парке до Саттон-Вейна в Стэнхоуп-Гарденс и Саттон-фиша с Грейт-Портленд-стрит. К тому же…
– К тому же есть еще Саттон-ин в Кэмберуэлле и Саттон-Заг в Колни-Хэтч? Почему ты не смеешься, Фей? Это пошло бы тебе на пользу.
– Потому что это не смешно, дорогой.
– Ладно. Давай договоримся, что мы не будем надрываться от хохота только потому, что кого-то зовут Саттон. Если подумать, это чертовски хорошая фамилия. А теперь – что все это значит?
Фей отошла к бильярдному столу, бросила на него сумочку и с отчаянием посмотрела на Гэррета.
– В начале шестьдесят второго года, еще под фамилией Саттон, я откликнулась на объявление и стала секретарем мистера Мейхью, ушедшего на покой биржевого маклера. Барнстоу – маленькая деревушка в Уэст-Кантри, милях в шести от Бата. Мистер Мейхью был старше мистера Баркли и не похож на него, хотя тоже был склонен к меланхолии. Мы с ним отлично поладили. Летом он попросил меня выйти за него замуж.
– Поладили, говоришь? Ты была его…
– Нет! – Фей широко открыла глаза. – Как я уже говорила тебе, я не пуританка и никогда ею не притворялась. Но на твой вопрос я отвечаю – нет, нет и еще раз нет!
– А что ты ответила на его предложение?
– Разумеется, тоже нет. Мистер Мейхью был вдовцом со взрослыми сыном и дочерью. Но дело даже не в его возрасте. Он был довольно странным человеком и не слишком мне нравился – я даже побаивалась его. К тому же меня всегда пугал брак, так как я привыкла сама зарабатывать себе на жизнь. Но он, казалось, отмахивался от всех моих доводов. Мистер Мейхью заявил, что мне лучше выйти за него, так как он составил завещание в мою пользу. А затем одним октябрьским утром его нашли умершим от чрезмерной дозы снотворных таблеток. На дознании выяснилось, что у мистера Мейхью был рак. Его врач сообщил ему это, и он согласился на операцию, которая могла его спасти, но потом предпочел покончить с собой. Мистер Мейхью действительно составил завещание в мою пользу, но не подписал его. Однако люди говорили, что я не знала об отсутствии подписи. Хуже всего то, что это были мои таблетки пузырек он взял в моей комнате. Теперь ты понимаешь, Гэррет?
– Да.
Голос Фей дрогнул:
– Постоянные разговоры, сплетни, перешептывания! Полицейский инспектор: „Ну, мисс, если вы снова мне расскажете…“ Коронер на дознании: „Разумеется, мисс Саттон…“
– А каков был вердикт?
– Самоубийство в состоянии психической неуравновешенности. Но, думаешь, это помогло? „Ну, мисс, это только вердикт коронера – мы всегда можем от него отказаться, если найдем доказательства чего-то другого“. И сын с дочерью туда же! „Почему вы все еще здесь? Раз вы отвергли старика, то почему продолжали у него работать?“ А куда я могла уйти?
– Спокойно, Фей!
– „Вы думали, что сумеете его одурачить? Думали, он забудет, что делал вам предложение? Вы не знали, что он не подписал это завещание?“ И где бы я ни появлялась, репортеры меня фотографировали. Пресса никак не унималась. Неужели ты не читал об этом в газетах, Гэррет?
– Если ты помнишь, в октябре шестьдесят второго меня не было в Англии. Я находился в Нью-Йорке, наблюдая за мерзостью под названием „Дворец дяди Тома“.
– Впрочем, возможно, шумиха была не такая уж сильная – мы всегда преувеличиваем то, чего боимся. Я думала, что сойду с ума. Мой рассудок спасло лишь то, что я не фотогенична.
– Не фотогенична? Если ты имеешь в виду…
– Только, пожалуйста, не делай мне комплиментов! Я имела в виду лишь то, что плохо получаюсь на фотографиях. К тому же они обычно публикуют самые неудачные снимки. Но мысль о том, что меня могут узнать, заставляла меня шарахаться от камер, как будто я отравила половину своих соседей. Теперь тебе должно быть понятно, что произошло потом. Я рассказала тебе в Париже, что моя тетя умерла, оставив мне маленькое наследство. Это чистая правда. Девичья фамилия моей матери Уордор – тетя была ее сестрой. Я могла получить наследство при условии, что сменю фамилию на Уордор.