Страница 16 из 18
Но вот старцы пришли к решению и чинно уселись в кресла. Заговорил тот, кого назвали Инквизитором.
— Именем Совета Харр-Басской обители! Грешник, отринувший истину Пророчицы, и похули… хули… хули…
Он поперхнулся, сова на его плече завозилась и подозрительно уставилась на Даниила. Так, как если бы он был большой и вкусной мышью.
— Короче, — наконец справился с собой Инквизитор, свирепо глядя на не сумевшего сдержать усмешки археолога. — Готовься к смерти. Примешь ты муки мученические и пытки, а после, дабы искупить вину свою, будешь скормлен священным совам — слугам господина нашего!
После оглашения приговора на голову Дане был водружен пыльный мешок, и грубые лапы конвоиров повлекли его в неизвестность.
Измученные, совершенно потерявшие всякую надежду сталкеры наткнулись на эту крошечную прогалину, когда были готовы упасть и умереть.
Дорога сквозь тайгу отняла последние силы. Они уже и сами не помнили, сколько времени блуждали по этим непролазным дебрям. Последние запасы провизии кончились еще вчера. И хуже всего, сталкеры очень плохо представляли, что им теперь делать.
В тот день, когда Карлуша своим дурным любопытством погубил себя и чуть не отправил на тот свет несколько сотен ни в чем не повинных пассажиров, удача раз и навсегда отвернулась от поисковиков.
Во время бегства по реке, идя на малой высоте, они угробили экраноплан. Сидевший за штурвалом Сержант не справился с управлением и распорол брюхо машины о прибрежную скалу.
Сталкеры едва выпрыгнули сами и вытащили рюкзак с едой. Все остальное, включая добычу, которую они успели перетащить на суденышко до катастрофы, пошло ко дну. (Единственное, что осталось, — драгоценный царский конверт, спрятанный за пазухой у Мухи.)
Потом, как лоси, неслись через тайгу напролом, не разбирая дороги.
Когда, отдышавшись, обнаружили, что вместе с экранопланом пропал и спутниковый компас, было уже поздно. Они совершенно не представляли, в какую сторону двигаться да и вообще, как теперь выбираться из этой чертовой Эвенкии на своих двоих? Дня через три после катастрофы сталкеры вышли к какому-то селу (а может, стойбищу: кто их тут разберет?).
Неразлучные Тотоша и Кокоша вызвались отправиться вперед на разведку.
Спустя пару часов прямо над головами предусмотрительно не зажигавших огонь сталкеров проплыл низколетящий глайдер с эмблемой Эвенкийской природоохранной службы. У него под брюхом в здоровенной сетке беспомощно болтались накрепко спутанные приятели.
Наверняка их приняли за браконьеров, решивших поохотиться в здешних девственных лесах на мамонтов или еще какую редкую живность, так что не меньше шести месяцев на женьшеневых плантациях или сборе кедровых орехов им обеспечено. Впрочем, неизвестно кому повезло больше. По крайней мере, теперь Тотоша с Кокошей обеспечены крышей над головой и трехразовым горячим питанием; а кроме того, федеральные власти иногда выкупали проштрафившихся туристов у здешнего шаманского начальства.
А вот оставшимся троим предстоит долгий и тяжелый путь с неизвестным результатом.
Первой плач услышала Муха. Вначале она предположила, что это пустил слезу кто-то из ее совершенно потерявших присутствие духа спутников и выругала про себя окончательно испортившееся племя современных мужиков.
Однако тут же смягчилась, рассудив, что в данной ситуации впасть в отчаяние имел право не только мужчина, но даже и такая эмансипированная амазонка, какой не без основания считала себя Муха.
Она решила подбодрить товарища, а для начала взглянуть, кто же это раскис?
И замерла.
Барбос с Сержантом недоумевающе таращились на нее, и на их лицах вовсе не было слез.
— Так это не ты плачешь?? — в один голос осведомились оба.
— Нет вроде бы… — озадаченно помотала головой девушка.
Да так и похолодела. А потом побледнели ее товарищи.
Уже давно среди охотников, туристов и иного бродячего народа, путешествующего по всяким диким местам, ходили рассказы о Лесном Плакальщике.
Из уст в уста у костров, когда становится темно и за кругом света, отбрасываемым живым огнем, сгущается первобытная ночь, передавались эти жуткие истории о том, что иногда вот в таких глухих дебрях путники слышат вдруг чей-то жалобный плач и устремляются на помощь неизвестному бедолаге. И больше никогда не появляются.
Плач не умолкал, а с каждой минутой становился даже сильнее.
Все трое переглянулись. Будь у них побольше сил, сломя голову ринулись бы прочь, как лоси. Но сейчас они разве что с трудом смогли бы пройти сотню шагов…
Оставалось лишь два выхода: или сидеть и покорно ждать своей участи, или идти навстречу неведомой опасности.
Первым выбор сделал Сержант, бесшумно поднявшись и со зловещей ухмылкой передернув затвор «дракона».
Рядом с ним встал Барбос, в одной руке которого оказался топор, а в другой нож, коим он собирался открыть консервы.
А несколько секунд спустя к ним присоединилась и Муха, отчаянно припоминавшая приемы всех видов единоборств, которые ей довелось изучать.
И все трое осторожно двинулись туда, откуда доносились жалобные всхлипывания.
Поначалу капитан Кириешко проклинал свое самомнение и дурацкое желание сократить путь, толкнувшее его попереть прямиком через треклятое болото. Понадеялся на опыт юности, которую провел в Карелии, дурень!
Потом только матерился про себя. А дальше и на это сил не осталось.
Но тогда, в начале пути, он был бодр и весел, предвкушая скорый отдых в поселке оленеводов.
Увы, он не понял, что удача отвернулась от него капитально и, кажется, навсегда.
Прошло не более получаса полета, как ни с того ни с сего глайдер вдруг начал терять высоту, а цифры на индикаторах тяги устремились к нулю.
Несколько секунд Кириешко не понимал, что происходит, пытаясь выровнять машину.
Слишком поздно он догадался, в чем дело, и посадка получилась довольно жесткой. Сам капитан не пострадал — мгновенно надувшиеся спасательные мешки уберегли его от ушибов и переломов. Но машина повредилась весьма ощутимо, а главное — сотрясение вывело из строя аппаратуру связи, и без того старую.