Серебряный осел

Может, уважаемый Петроний Апулей и подозревал что-то, но два новых работника давали неплохой доход, и этого было достаточно.

Будрю, кстати, взяли на весьма своеобразное амплуа: он рассказывал зрителям про свою родину, причем искренне, от всей души и, что удивительно, вполне серьезно. Но именно от этого все казалось очень смешным.

Двум новым (и, главное, симпатичным) артисткам хозяин цирка обрадовался. Орландина сговорилась с метателем ножей, что он возьмет ее в ассистентки, а Орланду определили в новые сборщицы пожертвований вместо парнишки. Апулей здраво рассудил, что такой красавице зрители станут подавать щедрее. Особенно юноши и мужчины.

И вот уже три дня идут они к портовому городу Брундизию, чтобы прямиком оттуда попасть в Ахайю.

Тем временем местный житель, сидевший у стены на корточках и все время поглядывавший в их сторону, вдруг решительно встал и подошел к ним.

— Прощеньица просим, уважаемые, — изрек земледелец, комкая в руках драную шляпу.

— Ты, — обратился он к Орланде, — не христианка ли будешь?

— Да, я верую в Иисуса! — с достоинством ответила послушница.

— Это хорошо, грю! — обрадовался мужик. — Пафнутий меня звать. Я вот староста из тутошнего поселка. Как раз христианку мне и надобно. Видел, как ты перед едой молилась. — И продолжил: — А надобно мне тебя, потому как у нас тут беда приключилась, и только ты и можешь нам помочь!

— Это какая же беда?

— Да вот, — вздохнул староста, — ваша христианская нечисть завелась у нас. Энтот, как его — черт! Бес, стало быть.

— Не может быть! — ляпнула Орланда первое, что пришло в голову.

— Как это не может? Черт, говорю, христианский, ваш то есть! Бес еще именуется.

— А может сатир или сильван? — робко спросил Кар.

Пейзанин укоризненно посмотрел на него.

— Ты, девчонка, помалкивай! Раз говорю черт, значит черт! Святых сильванов и сатиров тут уж лет сто двадцать не было! Как указ августа Магнуса Великого вышел, где сказано, что сатиров не бывает, они и ушли, обиделись, стало быть.

Орланда припомнила, что такой указ действительно был.

Птолемей Тридцать Седьмой Магнус в богов не верил, вообще ни в каких, и поэтому издал декрет об отсутствии нечистой силы (за что, говорят, и был утоплен во время купания морскими нимфами).

— Опять же по-нашему говорит плохо, ругается непонятными словами, вино не очень любит, а все больше пиво хлещет, вон как он, — неодобрительный жест в сторону Будри.

Толстый лех чуть не подавился и воинственно встопорщил усы. Лишь властный взгляд Кара заставил оскорбленного пана успокоиться.

— А он еще и разговаривает у вас? — изумилась Орланда.

— Разговаривает, — недовольно подтвердил гость. — Особливо с девками, перед тем как того… А козами и овцами брезгует — не сатир, стало быть. Сатир, как старики рассказывали, если, положим, идет пастушка со стадом, то он пастушку не тронет, а вот козочек попортить может. Святость блюли, с людьми не якшались.

Пафнутий благочестиво всхлипнул.

— Мы уж и не знали, что делать, но, слава богам, наш кузнец Адриан раньше плавал на ваш Святой остров, на Кандию то есть. И знает, что да как. Он-то и сказал, что надобно против энтой скотины христиан скую магию употребить. А уж мы не обидим, — пообещал староста. — Двадцать денариев дадим, если вы его прогоните! Всем обчеством собирали.

Орландина начала подбирать выражения, чтобы указать, куда именно надо засунуть денарии почтенных земледельцев, но сестра, вдруг порывисто вскочив, перекрестилась и задала вопрос, заставивший амазонку выматериться про себя.

— Ну и где этот ваш черт? Рассказывайте!

— Сестра, ты бы не ходила, — вновь повторила Орланда, когда они прошли с полмили по лесу. — Ты ведь некрещеная, стало быть, дьявол для тебя опаснее…

— Ну да, — небрежно отмахнулась амазонка. — Мою сестру всякая нечисть рвать будет, а я в кустах отсиживаться?

— Бесу не страшен меч…

— Ты говорила уже. А я скажу — раз он девок портит, значит, есть чем. А раз есть чем, то, стало быть, это и отрезать можно. Надо еще посмотреть, так ли страшен ваш черт христианский, как вы его малюете.

Поняв, что толку не добьешься, Орланда смирилась.

И то ладно, что еле уговорила Кара с Будрей в деревне остаться. Юный царь так и рвался на бой с нечистью. Леха на подвиги тянуло гораздо меньше, но, как истинный шляхтич, он не мог допустить, чтобы прекрасные паненки шли одни ночью в темный лес. Только доводы Орландины, в два счета доказавшей, что пользы от них будет не так много, убедили парней (от «доказательств» амазонки у Будри еще долго будут болеть поясница и ушибленная рука).

Оставалось надеяться, что при виде честного креста бес убежит обратно в преисподнюю. На крайний случай, если сестра права, и сталь против него будет небесполезной.

В конце концов, в святых книгах говорится, что бесы не такие уж сильные.

Вот, к примеру, к их духовнику, отцу Митридату, они являлись после третьего кувшина вина, когда он не мог заплетающимся языком прочесть молитву…

Орландина думала совсем о другом.

За те несколько часов, пока они готовились к походу на нечисть, амазонка выяснила все подробности о Дьяволах, которые могла вспомнить сестра, заодно расспросив аборигенов, не исключая и одной пострадавшей — тетки уже не первой молодости.

Выходило, что это создание ниже ростом, чем средний человек, особой силой вроде не выделяющееся и ничем, кроме рогов, не вооруженное. Правда, размер рогов указывался разный — от воловьих до маленьких козьих.

Кроме того, по сообщению сестры, бесы имели свиное рыло. А как знает всякий, свинью надо бить именно по пятачку — это самое больное место у хрюшек.

Впрочем, у нее были подозрения, что под личиной беса работает какой-нибудь приблудный разбойник, и этого она боялась даже больше, чем нечисти. Ведь нечисть всегда боится людей. Не говоря уже о том, что Орландина однажды с нечистью билась и победила.

Орланда тревожно озиралась по сторонам. Лес был самым обычным. И деревья здесь росли тоже самые обычные. И цветы. Но уж если черт решил избрать его местом своего обитания, то дело, наверное, все же нечисто.