Страница 17 из 81
– Так что же…
Ответить доктор Парсонс не успел – двери палаты распахнулись, и из-за спины выходящей сестры Гор увидел лицо отца. Алекс Енски представлял собой образец несгибаемого мужества с отпечатком патетического страдания на бледном лице.
Гор кинулся в палату.
– Qua lacrimosus, – прочувственно заключил доктор Парсонс и закрыл двери. – Оставляю вас, оставляю…
– Отец, отец, что с тобой?
Гор было попытался заключить Алекса Енски в объятия, но тот страдальчески застонал и сморщился.
– Больно?
– Ох, мой мальчик… – голос отца был слаб настолько, что Гора охватило отчаяние. – Я так страдаю, так страдаю! Трубы, ой, Иерихонские!..
И он тяжело вздохнул.
…После индийского турне профессор на некоторое время бросил привычную божбу, но теперь явно решил наверстать упущенное.
– Что же случилось, отец? Что? Я не смог добиться от этих двух пробирок ничего путного. Они говорят про какие-то анализы. Что с тобой делали?
В ответ послышался жалобный стон.
– Оф, пфо фафи!..
Енски-младший вздрогнул, но вовремя вспомнил о вставной челюсти, подводившей его достойного родителя в самый неподходящий момент. Профессор дрожащей рукой поправил подлый протез…
– Ох, мой мальчик, тебе лучше об этом и не знать. Ужасно, так ужасно!.. Смерть Гедеонова, как ужасно! Это так оскорбительно… В моем возрасте, валяться в постели, подобно старой развалине, да еще с таким неутешительным диагнозом!
– Отец, – у Гора навернулись слезы. – Но ведь ты не молод. Организм уже не тот, каким был раньше.
– Молчи! – голос Алекса Енски на миг обрел прежнюю мощь, но тут же сорвался на осторожный шепот. Профессор словно прислушивался к чему-то в своем организме. – Молчи… Глупый, ты совсем не понимаешь той простой истины, что в мои годы жизнь только начинается. Как я могу лежать в постели, когда эта мерзавка, Бетси МакДугал, дьяволы бы сожрали ее ирландские корни…
– Шотландские, – тихонько поправил Гор. – Ее предки из Перта…
– Плевать! – фыркнул Алекс Енски. – Можно подумать, для нее есть разница! Она вообще немка… Пивная баба, воспитывавшаяся на жареных сосисках и квашеной капусте! Что она может понимать? Ох… Достаточно посмотреть на ее фигуру, чтобы понять, что древности рода тут хватает только на фамилию… Ох!..
Несмотря на трагичность момента, Гор припомнил фигуру Бетси… Нет, отца явно занесло. Бетси выглядела настолько аппетитно, что при мысли о «породистых на сто процентов» местных селедках хотелось просто плеваться. Енски-младший решил, что диета из жареных сосисок, тушеной капусты и пива может пойти организму только на пользу, но вслух, по понятным причинам ничего не сказал. Он знал, что «фигура» – в переносном смысле этого слова – Бетси МакДугал была для Алекса Енски все равно, что красная тряпка для быка. Девчонка, собственной бесшабашностью, смелостью и нахальством берущая новые и новые научные высоты, делающая удивительные открытия, была неприкрытым вызовом любому кабинетному червю от археологии, каким стал отец в последние годы.
– Дай я поправлю подушки, – вздохнул Гор. – Совсем сбились. Знаешь, а мне пришло письмо…
Гор надеялся, что новость отвлечет отца от его неприятностей. Так и случилось, но ответ Енски-старшего оказался совершенно неожиданным.
– Знаю… Я все знаю…
Гор невольно изумился. Знает? Но откуда? Неужели Голос Прогрессивного Человечество прогремел под больничным сводами? Впрочем, отчего, отчего бы и нет?
– Хочу предупредить тебя, мой мальчик, – еле слышным голосом продолжал профессор, – Она… Эта фурия, эта ламия, эта блудница филистимлянская тоже поедет в эту экспедицию.
– Бетси?!! – не поверил сын.
– Да! Ехидна самаритянская!.. Гор, сынок! Ты должен во что бы это ни стало остановить ее. Иначе это ляжет несмываемым пятном… Ох!.. На нашу… Фамилию… На весь наш род! Ох… На всю Британию! Ох!..
В животе профессора что-то заурчало, он поморщился, дернулся…
– Что с тобой, отец? – Гор присел на кровать.
– Ужасно! Я так страдаю… Но это не важно… Ты должен лететь. Завтрашним рейсом! Нет, сегодня! Не стесняйся в средствах. Ты, мой сын, можешь и должен вырвать славу этого открытия из ее алчных, грубых лап!
– Как? – не понял Гор, – Отец, я еду один? А как же ты? Кто будет присматривать за тобой?
– Ты едешь! – голос профессора вновь окреп. – Такова моя воля, как твоего отца… Твоего отца… Ох… И, я надеюсь, учителя.
«Бредит», – решил Гор.
– Поезжай и останови ее! Но не забывай о собственной безопасности. Ты едешь в дикую местность. Это Россия, которая еще совсем недавно не знала слова «демократия»…
– Украина, – уточил сын.
– Тем более! Уверен, что жизнь там еще труднее, чем в России. К тому же там, наверное, немногим теплее. Ты же знаешь этих русских! Варвары…
– Украинцев, – снова поправил Гор.
– Еще хуже! Они едят свинину сырой и бреют головы. Я ездил туда, когда Украина еще находилась за Железным Занавесом. Международный симпозиум по археологии… Ну и времечко было! Люди там настолько запуганы и задавлены властями, что даже не пили вина, это считается нарушением закона. Хуже, чем в Штатах, эти хотя бы пьют, но держат бутылку в пакетике… С тех пор, уверен, ничего не изменилось. Украина, если верить экспертам Европейского Союза, самая непьющая страна в Европе. Так что я бы рекомендовал тебе взять с собой все необходимое, в том числе и наше, английское виски. Что бы ты мог выпить за удачу в этой варварской стране. Честное слово, я знаю об обычаях древних шумеров больше, чем о привычках этих русских.
– Украинцев… – безнадежно вздохнул Гор.
– Как у них говорят, корень хрена не содержит больше сахара, чем клубень редьки. По мне так, что русские, что украинцы, что эстонцы…
– Кто?
– А! – Енски-старший махнул рукой. – Ты вообще об этом ничего не знаешь. Этнография никогда не была в числе твоих любимых предметов.
Гор согласно кивнул и подсел ближе. На глаза Алекса Енски навернулись слезы.
– Мой мальчик! Мне страшно отправлять тебя одного в это опасное путешествие. Это будет труднее, чем Индия… О-о, как я страдаю!..
Они обнялись.
– Иди! Иди мой сын! Будь достоин нашего славного рода… Иди, а то я снова расплачусь.
Гор поднялся и, сглотнув, направился к двери. Взгляд зацепился за что-то странное – на спинке кровати болталась табличка с названием болезни и какими-то цифрами. Не удержавшись, Енски-младший снял ее, в надежде узнать, чем же болен отец.
«ELUVIES VENTRIS. Острый случай» – значилось на табличке.
«Дьявол знает что, – подумал Гор выходя из палаты. – Все эти врачи больные на голову! Одно радует, эта хворь явно не угрожает жизни отца. Просто временное недомогание. Но у кого бы узнать?..»
В коридоре было пусто, только возле выхода болталась долговязая фигура доктора Петерсона.
– Простите, доктор, – обратился к нему Гор. – Вы наверняка знаток латыни. Что означает eluvies ventris? Если я конечно правильно прочитал…
– Eluvies ventris? – доктор Петерсон посмотрел на Гора, как на привидение. – Это, молодой человек, понос. Так иногда пишут на табличках, чтобы не смущать пациентов. По их же просьбе…
– П-понос? – изумленно моргнул Енски-младший. – Из-за какого-то поноса вы уложили отца в больницу?!
Доктор развел руками:
– К сожалению, ваш уважаемый отец излишне разнервничался. В таком состоянии… Только представьте себе: eluvies ventris, усугубленный психическим расстройством…
Гор представил – и все вопросы отпали. Впрочем, медицина явно ошиблась с диагнозом. На табличке следовало написать нечто совсем иное. К примеру: «BETSY MCDUGAL».
– Здравствуйте, – проговорил Гор, чувствуя непонятную робость.
Ему не раз приходилось оформлять документы в разных посольствах, но почему-то именно в украинском он чувствовал неуверенность – вероятно, из-за пронзительного, словно рентген, взгляда суровой женщины за пуленепробиваемым стеклом.