Страница 2 из 5
Несомненно, что и наука и искусство служат одной и той же цели познанию действительности. Но только в конечном счете. Идут они различными путями. Для того чтобы движущийся корабль мог верно определить свое место в океане, одного пеленга недостаточно. Наука и искусство - два пеленга, обеспечивающие человечеству наиболее надежный курс. Нет смысла спорить, какой из них первый, смысл в том, что они разные. Они не заменяют, а дополняют друг друга. Мы усваиваем явления действительности и как образы и как понятия. Задолго до того, как ему объяснят, что собака - canis vulgaris - принадлежит к классу млекопитающих и обладает такой-то суммой признаков, годовалый ребенок отлично узнает в пробегающей по улице неизвестной собаке именно собаку, а вскоре начинает ее узнавать на картинке и условно решенной игрушке. Собака для ребенка - целостный, неразложимый образ; процесс, происходящий в его мозгу в зародыше, - типизация, то есть тот самый процесс нестатистического обобщения, на котором покоятся и художественное творчество и его восприятие. Отметим в скобках, что современный компьютер справляется с решением сложнейших задач, но собаки он пока не узнает.
Театр - одно из самых эмоциональных по своей природе искусств, и для деятелей театра, чье творчество протекает в непосредственном контакте с аудиторией, должно быть особенно наглядно различие в методах, которыми пользуются наука и искусство. Там, где ученый убеждает доказывая, артист убеждает показывая. Один старый художник говорил: "Искусство убеждает, как любимая женщина, - не унижаясь до доказательств". Конечно, это шутка, но в ней много верного.
Существенное различие в путях, которыми идут художественное и научное мышление, осложняет проблему. Для того чтобы объединить усилия представителей точных наук и деятелей искусства, необходимо преодолеть ряд первичных трудностей, и в первую очередь отсутствие общей терминологии. Аналогичные трудности пришлось преодолевать при первых попытках применить электронно-вычислительные машины для нужд медицины - области, в некоторых отношениях близкой к искусству. Трудности заключались в том, что медики не обладали достаточной математической подготовкой, чтобы сформулировать свои задания, а математики недостаточно знали медицину, чтобы взять эту задачу на себя. В процессе сближения между представителями почти не соприкасавшихся ранее областей знания неизбежны на первых порах дилетантские ошибки с обеих сторон, их следует терпеливо, без запальчивости разъяснять друг другу, нетерпимость и кастовое высокомерие могут только помешать сотрудничеству. За последние годы состоялось несколько конференций и симпозиумов, посвященных проблеме применения точных методов в исследованиях культуры и искусства. Участников этих совещаний можно условно разделить на три группы: представители точных наук, искусствоведы, то есть опять-таки ученые, и третья, значительная, но пока еще недостаточно активная группа, которую столь же условно можно назвать представителями творческой практики. Неудивительно, что между этими группами существует заметное различие в подходе к обсуждаемым проблемам. Такое различие мне представляется естественным, а возникающие противоречия - закономерными и в конечном счете преодолимыми. Принадлежа по профессии к третьей группе, я в какой-то мере отражаю ее тревоги и чаяния. Начну с тревог. Они существуют, и было бы неверно от них отмахнуться. Многих творческих работников тревожит, не грозит ли им судьба гётевского "ученика чародея" или сороконожки из сказочки Мультатули. Выпустить духов из бутылки легче, чем загнать их обратно, и не потеряем ли мы, анализируя каждый свой шаг, способность двигаться? Не отравит ли кибернетический Сальери ядом анализа интуитивные прозрения современных Моцартов?
На мой взгляд, немалая часть этих страхов основана на недоразумении. Теория не может быть враждебна практике. Любое искусство издревле покоится на прочном фундаменте в виде школы, сочетающей в себе элементы теории и профессиональной тренировки. Настоящий художник, какому искусству он бы себя ни посвятил, прежде всего мастер, впитавший в себя опыт предшествующих поколений и творящий на этой основе новое. Представлять себе Сальери грубым ремесленником, а Моцарта чистым интуитивистом - ошибка, это противоречит и Пушкину и исторической правде. И тот и другой были блестящими профессионалами, несоизмеримыми по дарованию, но мастерами и сподвижниками. Будь это не так, невозможна была бы не только дружба, но даже вражда. Ремесленнику незачем убивать гения, он на нем паразитирует. Ремесленнику незачем "поверять алгеброй гармонию", как правило, он не знает алгебры искусства, ему достаточно арифметики, чтобы комбинировать уже найденное. В своем интереснейшем этюде о Моцарте Г.В.Чичерин убедительно показывает, что великий композитор отнюдь не был "гулякой праздным", на которого по странной случайности и капризу природы нисходил божественный огонь, а был высокообразованным музыкантом, великолепно знавшим всю европейскую музыкальную литературу XVIII века и находившимся на уровне теоретической мысли своего времени. "В общем, XVIII век был выжатым лимоном Моцарта, совершившего скачок в будущее", - пишет Чичерин.
Окружающая нас действительность дает бесчисленные примеры тому, как точные знания обогащают наш опыт, не нанося никакого ущерба нашим природным качествам. Опыт вырабатывает в водителе "чувство машины", ту почти безотчетную способность действовать наиболее экономно и целесообразно, которая сродни грации. Но вряд ли кто-нибудь решится утверждать, что шоферу первого класса, в совершенстве знающему устройство машины, эта инстинктивная грация свойственна менее, чем любителю, знакомому с механизмами лишь поверхностно. Шахматный гений проявляется иногда в очень раннем возрасте, но даже чрезвычайная одаренность не избавляет шахматного вундеркинда от необходимости знать дебюты и рассчитывать варианты.
Творческий аппарат художника принадлежит к числу самых сложных и неисследованных механизмов, и применительно к нему часто употребляют почерпнутый из кибернетики термин "черный ящик". "Черным ящиком" принято называть такое устройство, которое, получая на входе некоторую информацию, выдает ее на выходе в преобразованном виде, самый же процесс преобразования не поддается наблюдению.
Механизмы высокой сложности обычно передаются в эксплуатацию в запечатанном виде с надписью на кожухе "без завода не вскрывать". В годы ленинградской блокады, когда заводы были эвакуированы или бездействовали, я видел, как балтийские моряки на ремонтирующихся подводных лодках срывали эти надписи и вскрывали стальные кожухи. Принимая такое решение, командир крупно рисковал, ибо полной уверенности в том, что разобранный механизм удастся исправить и вновь собрать без помощи завода, быть, конечно, не могло. Балтийцы шли на риск не потому, что игнорировали сложность устройства, а потому, что находились на уровне понимания этой сложности.
Приоткрыть "черный ящик" творческой личности и заглянуть в него задача увлекательная и таящая в себе определенную опасность. Чтобы подступиться к ней, надо быть вооруженным тончайшим инструментом науки. Лом для этой цели не годится. Между тем существует еще немало людей, убежденных, что "черный ящик" легко вскрывается простым консервным ножом. Достаточно перечитать некоторые критические статьи, призывающие "повысить требовательность в работе с автором", и списки обязательных "поправок", составляемые иными редсоветами, чтобы понять, о чем я говорю.
Попытки проникнуть при помощи точных методов в творческий аппарат художника на первых порах неизбежно связаны с некоторыми упрощениями, но нужно зорко следить за тем, чтоб эти упрощения не приводили к вульгаризации. При всех условиях проводимые исследования не должны опираться на концепции вульгаризаторов или служить им опорой.
Было бы нелепым возражать против неизбежной в экспериментальной стадии схематизации ряда проблем. Речь может идти только о мере и пределе, ниже которого возникает опасность выплеснуть вместе с водой и ребенка.