Страница 13 из 18
Пауза.
Н и н а П а в л о в н а (Анатолию). Зачем вы это сделали? Что вы ему наговорили?
В о с т р и к о в. Сказал, что было.
Н и н а П а в л о в н а. Проверю. Имейте в виду - у меня записано каждое слово, сказанное здесь. С сегодняшнего дня я очень переменила свое мнение о вас.
Вбегает Вера.
В е р а. Товарищи, что тут у вас было? Алексею Георгиевичу плохо.
Все бросаются в комнаты.
Занавес
Действие третье
ЗИМА
Картина первая
Знакомая по первому действию комната в домике на
шоссе. Неяркий свет висящей над столом электрической
лампы. На столе - накрытый салфеткой ужин, стакан с
блюдцем и термос. Людмила сидит, завернувшись в
вязании платок, и, перебирая струны гитары,
вполголоса напевает. Из соседней комнаты выглянул
Прокофий Андреевич. Он в очках, в руках книга.
П р о к о ф и й А н д р е е в и ч. Который час?
Л ю д м и л а (не оборачиваясь). Одиннадцатый в начале. Ты бы лег, папа.
П р о к о ф и й А н д р е е в и ч. Да нет уж, подожду. (Позевывает.) Ишь, как вызвездило. Завтра морозец будет.
Л ю д м и л а. Почему ты думаешь?
П р о к о ф и й А н д р е е в и ч. Не думаю, а знаю. Ты что поешь, Милка?
Л ю д м и л а. Это старинное. В "Бесприданнице" поют.
П р о к о ф и й А н д р е е в и ч. Хорошо. Сюжет не так чтоб веселый, а мелодия хороша. (Ушел.)
Людмила, задумавшись, перебирает струны, затем опять
запела.
В дверях появляется Востряков. Остановился, слушает.
Л ю д м и л а (оборвала пение, улыбнулась). Миколушка...
В о с т р я к о в. Нет, это я, Мила.
Л ю д м и л а (вскрикнув, обернулась). Ох, как ты меня перепугал. Разве можно так?
В о с т р я к о в. Почему дверь не заперта?
Л ю д м и л а. Николая еще дома нет.
В о с т р я к о в. А где он?
Л ю д м и л а. Где же ему быть? На заводе.
В о с т р я к о в. В вечернюю работает?
Л ю д м и л а. Нет, с утра не приезжал.
В о с т р я к о в. Войти не приглашаешь?
Л ю д м и л а. Заходи. Только ноги обмети получше.
В о с т р я к о в (обмел веником ноги, снял пальто, вошел. Оглядывается). Все как будто по-прежнему?
Л ю д м и л а. Как будто.
В о с т р я к о в. Отец здоров?
Л ю д м и л а. Спасибо.
В о с т р я к о в. Что это я хотел тебя спросить? Алексей Георгиевич на работу вышел?
Л ю д м и л а. Не слыхала.
В о с т р я к о в. Понятно. Значит, все по-прежнему.
Л ю д м и л а. Выходит так. А у тебя? Все в ЦК Союза работаешь? Инструктором, кажется?
В о с т р я к о в. Нет, подымай выше. Теперь на орготделе сижу. Временно исполняющим.
Л ю д м и л а. Ну, что ж, хорошо. И сам начальник, и к высшему начальству близко, и пешком ходить не надо.
В о с т р я к о в. Злая вы стали, Людмила Прокофьевна.
Л ю д м и л а. Ты меня доброй не видел.
В о с т р я к о в. Это верно. Я к тебе всей душой, а ты - эх! Только мучила меня. А зачем?
Л ю д м и л а. Зачем? Когда мучила - не знала зачем, иной раз сама удивлялась, какой бес меня за веревочку дергает. И жалко тебя станет, и прощенья хочется просить. А вот теперь знаю. А затем, Толя, что нравился ты мне и полюбить тебя хотелось, а все-таки сердце мне говорило, что верить тебе нельзя. А ты как думал, почему девушки парней мучают? И хочется полюбить и боязно - вдруг плохой человек? Ума-то столько не нажито, чтоб сразу распознать, а коли понравился парень, недолго и последнего решиться. Вот одна защита и остается - помучить вволю. А сама думаешь: если человек настоящий и меня любит - он все преодолеет и от этого мне еще больше полюбится, а если плохой, обязательно он себя выдаст, где-нибудь да прорвется... Много я из-за тебя слез пролила, но благодарю свою судьбу, что вовремя опомнилась.
В о с т р я к о в. Мила, неужели ты меня за подлеца считаешь? Что верно, то верно, с Частухиным я тогда нехорошо говорил, признаю. А перед Миколой я чист. Знаю, поговаривают, будто я ему дорогу перебежал, только это неверно, Микола все равно бы отказался, а я его не порочил, жизнью тебе клянусь...
Л ю д м и л а. Не клянись, я тебе, пожалуй, и без клятвы поверю. Только много ли мне радости от того, что ты не жулик? А человек ты мне все равно чужой, и доверия настоящего у меня к тебе нет.
В о с т р я к о в. Так. Нет, значит, доверия?
Л ю д м и л а. Нет.
В о с т р я к о в. Как это понимать? Личного доверия нет... или, может быть, политического?
Л ю д м и л а. Человеческого. А если хочешь, то и политического. Это ведь одно и то же.
В о с т р я к о в. Любопытное заявление. Что же я, по-твоему, враг Советской власти? Хочу восстановления капитализма? Так? Тогда уж будь принципиальной до конца, ведь ты комсомолка: заяви куда следует об известных тебе фактах, докажи...
Л ю д м и л а. Тише, тише, не ершись. Заявлять мне нечего, и доказывать я тебе тоже ничего не обязана. Что хочу, то и говорю, а тебя слушать никто не неволит, хочешь - слушай, а не хочешь - прощай.
В о с т р я к о в. Ну, говори. Послушаем.
Л ю д м и л а. Советской власти ты не враг, да она тебе ничего, кроме хорошего, и не сделала. Капитализм восстанавливать тебе тоже ни к чему, потому что еще неизвестно, как бы он для тебя обернулся. Ну, выбился бы ты в кулачки или старшие приказчики, так ведь это жизнь довольно серая, ты лучшую видел. А человек ты с головой, соображаешь, от тебя не только вред, а и польза может быть, только присматривать за тобой надо хорошенько. И все-таки ты нам чужой.
В о с т р я к о в. Кому это - нам?
Л ю д м и л а. Нам. Мне, отцу, Миколе.
В о с т р я к о в. Ты за Миколу не говори. Кабы не твои старания, мы с Николаем давно поладили бы.
Л ю д м и л а. Нет. Разные вы... во всем.
В о с т р я к о в. Например?
Л ю д м и л а. Да что ни возьми: Микола весь в работе, он без нее дышать не может, а ты, если правду говорить, своими руками работать не очень-то любишь, тебе больше по душе посматривать да покрикивать. Микола он будущим живет, не своим только будущим, а общим, нашим. А на тебя я смотрю, и думается мне: а зачем тебе, Толя, коммунизм? Тебе и в переходный период неплохо живется, человек ты властный, самолюбивый, а таланта большого нет, ты своего потолка достиг, и тебе сегодняшний день милее завтрашнего. И вот, доказать не умею, а по-женски чувствую, - хоть ты парень и самоуверенный, а в будущее с опаской поглядываешь, как бы тебя по ходу движения не потревожили. И если тебя как следует потревожить, ты ведь и злым можешь быть.
В о с т р я к о в. Ладно. Хорошенького понемножку. Хоть ты и сама сознаешь, что разговор твой безответственный, но всему должна быть мера. Будьте здоровы. (Пошел к двери.)
Л ю д м и л а (не оборачиваясь). Счастливо!
В о с т р я к о в (медленно надел пальто, постоял). Не забудь передать Николаю, чтоб он мне позвонил. Сегодня же.
Л ю д м и л а. Почему так срочно?
В о с т р я к о в. Для его же пользы. Как я ни плох, а пригодиться могу... в трудную минуту.
Л ю д м и л а (тревожно обернулась, но ничего не спросила). Хорошо, передам.
В о с т р я к о в (вздохнул). Н-да... Не за тем я сюда шел, и не того я от тебя ждал... Обидно. Ну, что ж - видно, не судьба.
Л ю д м и л а. А ты что же думал, тебя здесь похвалят? Или пожалеют? Ты не думай, Толя, что я тебя дразню или уколоть хочу. Нет, я тебе правду говорю. Горькую правду, но чистую, она болью сердца очищена.
В о с т р я к о в (постоял в дверях). Больше ничего мне не скажешь?
Молчание.
Так. Ну что ж... (Уходит.)
П р о к о ф и й А н д р е е в и ч (выглянул). Ушел? Хорошо ты его от нас... наладила. (Помолчал, ожидая ответа.) Ты что, Людмила?.. Никак, плачешь?.. (Подошел, тихонько погладил рыдающую Людмилу.) Ну, поплачь, поплачь...
Слышно, как к дому подкатил мотоцикл. Людмила быстро
вытерла заплаканные глаза. Вошел Николай, вид у него