Страница 91 из 118
Его губы нашли и ее ушко, и его голос понизился до шепота:
– И я хочу сделать это перед зеркалом.
– Прямо сейчас? - пискнула она.
Он, казалось, раздумывал над этим пару секунд, затем покачал головой.
– Позже, - пробормотал он.
А затем повторил довольно решительным тоном. - Позже.
Пенелопа открыла рот, чтобы о чем-то попросить у него - она понятия не имела о чем - но прежде чем она успела сказать хоть слово, он пробормотал:
– Сначала самое важное, - затем наклонил голову к ее груди, дразня и лаская ее своим дыханием, затем прикоснулся губами к соску ее груди и втянул его в рот, тихо хихикнув, когда она вскрикнула от неожиданности и выгнулась дугой в его кровати.
Он продолжал эти мучительные пытки до тех пор, пока она почти не решила закричать в полный голос от этого, тогда он передвинулся к другой ее груди, и повторил все снова. Но на сей раз он освободил одну руку, и она казалось, была везде - дразнила, ласкала, щекотала. Его рука была на ее животе, на бедре, ласкала ее колено, забиралась под ее нижнюю юбку.
– Колин, - задохнулась Пенелопа, извиваясь под ним, поскольку его пальцы ласково пробежали по ее бедру.
– Ты пытаешься избежать этого, или хочешь большего? - с трудом пробормотал он, его губы так и не оставили ее груди.
– Я не знаю.
Он приподнял голову, улыбаясь ее беспомощности.
– Хорошо.
Он приподнялся над ней, и медленно снял с себя оставшуюся одежду, сначала свою льняную рубашку, затем ботинки, и, наконец, бриджи. И проделывая все это, он ни разу не отвел своих глаз от ее тела. Когда он разделся, он взялся за ее одежду, окончательно стянул с нее все, по пути мягко проводя пальцами по ее талии.
Она осталась перед ним в своих прозрачных и легких чулочках. Он приостановился, и улыбнулся, невозможно было быть мужчиной и не наслаждаться открывшимся видом. Затем он легко стянул чулочки с ее ног, позволяя им упасть на пол, после того, как он стянул их с ее пальчиков ног.
Она задрожала в ночном воздухе, так что он лег на нее, укрывая ее своим телом, вливая в нее свое тепло, и медленно смакуя пальцами шелковистость ее кожи.
Он нуждался в ней. Было так уничижительно, чувствовать насколько она нужна ему. Он был напряжен, охвачен жаром, и с трудом сдерживал свое желание. И даже притом, что его тело кричало и требовало разрядки, его охватило странное спокойствие, неожиданное чувство полного контроля над своим телом. Где-то по пути, он прекратил заботиться лишь о своем наслаждении. Он стал все делать лишь для нее - нет, это было для них обоих, для этого невиданного прежде единения и удивительной любви, которую лишь теперь он смог оценить.
Он хотел ее - Боже, как он хотел ее - он хотел, чтобы она извивалась под ним, крича от страсти, бессознательно мотала головой из стороны в сторону, в то время как он дразнил ее своим ласками.
Он хотел, чтобы она любила это, любила его, чтобы она знала, что когда они лежат в таких объятиях, покрытые потом и истощенные, она принадлежит лишь ему одному.
Потому что он уже понял, что он целиком и полностью принадлежит только ей.
– Скажи мне, если я сделаю что-то, что тебе не понравится, - проговорил он, удивленный тем, как дрожит его голос, произнося эти слова.
– Ты не можешь сделать то, что мне не понравиться, - прошептала она, ласково прикасаясь пальцами к его щеке.
Она не понимала. Это почти заставило его улыбнуться, скорее всего, он бы точно улыбнулся, если бы не был так сильно заинтересован в том, чтобы ее первый опыт, был хороший. Но она прошептала слова - ты не можешь - что могло означать лишь одну вещь - что она понятия не имеет, что, значит, заниматься любовью с мужчиной.
– Пенелопа, - мягко проговорил он, накрывая ее руку своей, - Мне нужно кое-что объяснить тебе. Я могу причинить тебе боль. Я никогда не хотел бы причинить тебе боль, но я могу сделать это, и -
Она покачала головой.
– Нет, ты не можешь, - прошептала она снова, - Я знаю тебя. Иногда даже я думала, что знаю тебя лучше, чем саму себя. И ты никогда не сделаешь ничего, что могло бы причинить мне боль.
Он стиснул зубы, стараясь не застонать.
– Не нарочно, - произнес он, в его голосе послышалось легкое раздражение. - Но, я могу, и -
– Позволь мне самой вынести приговор, - проговорила она, беря его руку и поднося ее к своему рту, чтобы сделать быстрый искренний поцелуй. - Что же касается остального…
– Остального?
Она улыбнулась, и Колин почувствовал странное ощущение, он готов был поклясться, что она выглядит так, словно удивлена его нерешительностью.
– Ты сказал мне, что я должна тебе сказать, как только мне это не понравится, - сказала она.
Она наблюдал за ней, внезапно, будучи словно загипнотизированным видом ее губ, загипнотизированным тем, как она произносит слова.
– Я обещаю тебе, - поклялась она, - Мне понравится все.
Странное чувство радости и счастья возникло внутри него. Он не знал, какой великодушный святой даровал ее ему, но подумал, что ему следует отнестись внимательнее к подношениям, когда он в следующий раз отправится в церковь.
– Мне все понравится, - повторила она, - Потому что ты со мной.
Он взял ее лицо в свои руки, глядя на нее так, словно она была самым невиданным и чудесным созданием, которое когда-либо появлялось на Земле.
– Я люблю тебя, - прошептала она, - Я любила тебя все эти годы.
– Я знаю, - сказал он, сам же удивленный произнесенными им словами.
Он знал, он предполагал, но он выталкивал это из своего сознания, потому что из-за ее любви он испытывал неловкость. Трудно чувствовать, что тебя любит человек, добрый и хороший, а ты не можешь ответить на ее любовь.
Он не мог так просто отмахнуться от нее, потому что она нравилась ему, и он бы никогда себе не простил, если бы растоптал ее чувства. И он не мог флиртовать с ней, по тем же самым причинам.
Таким образом, он просто говорил себе, то, что она чувствует не может быть настоящей любовью. Было гораздо легче постараться убедить себя в том, что она просто не знает, что такое настоящая любовь (как будто он знал!), и что однажды она найдет себе кого-нибудь, она будет удовлетворена и счастлива с ним.
Но сейчас, даже мысль об этом - что она могла выйти замуж за кого-то другого - почти парализовала его от страха.