Страница 88 из 118
– Тебе не нравится темнота? - растягивая слова, спросил он.
– Нет, не сейчас. И не такая, как эта.
– Понятно, - пробормотал он. - Итак, ты хочешь сказать, что тебе понравится такая темнота? - его пальцы неожиданно оказались на ее коже, чуть выше края ее лифа.
Затем так же внезапно, они исчезли.
– Не делай этого, - пробормотала она, ее голос дрожал.
– Не прикасаться к тебе? - в его голосе росла насмешка, и Пенелопа была даже рада, что она не может увидеть его лицо. - Но ведь ты моя, разве не так?
– Еще нет, - предупреждающе сказала она.
– О, нет, уже да. Ты же довольно понятливая женщина. И с твоей стороны, фактически, было очень умно выбрать такой момент времени, подождав до нашего обручального бала. Ты же знала, что я не хотел, чтобы ты еще раз выпустила свою колонку. Я запретил тебе это! Мы пришли к соглашению -
– Мы никогда не соглашались!
Он проигнорировал ее вспышку.
– Ты подождала до тех пор, пока -
– Мы никогда не соглашались! - закричала Пенелопа снова, пытаясь хотя бы убедить его в том, что она никогда не нарушала своего слова.
Независимо оттого, что она сделала, она никогда не обманывала и не лгала ему. Ну, если не считать того, что она была леди Уислдаун в течение десяти лет, но он был не единственный кого, она обманула.
– Да, - призналась она, потому что просто не могла лгать ему сейчас, - Я знала, что ты не оставишь меня. Но я надеялась -
Ее голос задрожал и сломался, она так и не смогла закончить свою реплику.
– Ты надеялась на что? - спросил Колин, после нескольких секунд полной тишины.
– Я надеялась, что ты простишь меня, - тихо прошептала она, - Или, по крайней мере, поймешь меня. Я всегда думала, что ты из тех мужчин, которые…
– Каких мужчин? - спросил он тут же, без всякого намека на паузу.
– Это все моя ошибка, - пробормотала она, ее голос звучал довольно утомленно и грустно. - Я возвела тебя на пьедестал. Ты был таким милым и приятным все эти годы. Я полагала, я думала, что ты просто не способен на что-нибудь другое.
– Что, черт подери, я сделал такое, что не было милым и приятным? - потребовал он от нее. - Я защищал тебя, я сделал тебе предложение, я -
– Ты не пытаешься даже взглянуть на все с моей точки зрения, - перебила она.
– Да, потому что ты поступаешь, как полная дура! - почти заорал он.
После этого наступила тишина, такая тишина, которая грохочет в ушах, которая терзает и гложет душу.
– Я не могла даже вообразить, что что-нибудь сродни этому будет сказано, - в конце концов, произнесла Пенелопа.
Колин посмотрел вдаль. Он не знал, почему сказал так; этого бы никогда не случилось, если бы он мог видеть ее лицо. Но было что-то в тоне ее голоса, отчего ему стало очень неловко. Она говорила так, словно была уязвлена и безмерно утомлена. Словно любила и разбила себе сердце.
Она хотела заставить его понять ее, по крайней мере, попытаться, даже притом, что он считал, что она делает ужасную ошибку. Каждое небольшое изменение в ее голосе, словно потихоньку уменьшало его ярость. Он все еще был сердит на нее, но уже потерял все свое желание демонстрировать злость и ярость.
– Ты же знаешь, что тебя могут из-за этого открыть, - его голос был низкий и сдержанный. - Ты оскорбила Крессиду; она будет просто в ярости, она не успокоится, пока не отыщет настоящую леди Уислдаун.
Пенелопа отодвинулась от него, он услышал как зашелестели ее юбки в темноте.
– Крессида не достаточно умна, чтобы отыскать меня, и к тому же, я больше не собираюсь писать колонку сплетен, так что у меня не будет возможности совершить ошибку и случайно что-то открыть.
Снова наступила тишина, затем она добавила.
– У тебя есть мое обещание.
– Слишком поздно.
– Нет, не слишком поздно, - запротестовала она, - Никто не знает! Никто не знает, кроме тебя, но ты так стыдишься меня, что я не могу вынести этого.
– Ради Бога, Пенелопа, - резко сказал он, - Я не стыжусь тебя.
– Ты собираешься зажечь эту проклятую свечу или нет? - внезапно завопила она.
Колин пересек комнату, и завозился в выдвижном ящике комода, отыскивая свечи и спички, чтобы зажечь их.
– Я не стыжусь тебя, - повторил он, - Но я, действительно, думаю, что ты поступаешь по-дурацки.
– Может быть, ты и прав, - проговорила она, - Но я должна поступить так, потому что думаю, что для меня это правильно.
– Ты не думаешь, - с облегчением сказал он, потому что в этот момент он зажег свечу, и повернулся, чтобы посмотреть на ее лицо. - Забудь, если хочешь - хотя я не могу - о своей репутации, если люди узнают о том, кто ты есть на самом деле. Забудь, что люди будут обижать тебя, разговаривая за твоей спиной.
– Это те люди, из-за которых не стоит волноваться, - проговорила она, ее спины была прямой и напряженной.
– Возможно и так, - согласился он, скрещивая на груди руки, и смотря ей прямо в лицо тяжелым взглядом. - Но тебя от этого будет больно. Тебе не понравится такое положение, Пенелопа. И мне оно тоже не понравится.
Она судорожно сглотнула. Хорошо. Может быть, он просто беспокоился за нее.
– Забудь обо всем этом, - продолжал он, - Ты провела последнее десятилетие, беспрерывно оскорбляя людей. Жестоко оскорбляя.
– Я также сказала и много приятных вещей, - запротестовала она, ее темные глаза, заблестели от непролитых слез.
– Конечно, ты говорила, но совсем не тем людям, которых до этого оскорбляла. Я говорю о по-настоящему рассердившихся и оскорбившихся людях.
Он подошел к ней, и схватил ее за плечи.
– Пенелопа, - не терпящим возражения голосом, сказал он, - Будут люди, которые захотят обидеть тебя и причинить тебе боль
Его слова, словно не предназначались для нее, они перевернули его собственное сердце, и проникли в него.
Он попытался представить свою жизнь без Пенелопы. Это оказалось невозможным.
Буквально пару недель назад она была… Он остановился. Кем же она была? Другом? Знакомой? Кем-то, кого он видел, но никогда толком не замечал?
А сейчас она его невеста, скоро станет его женой. И может быть… может быть, она была кем-то большим. Кем-то более необходимым. Кем-то более драгоценным.
– Что я хотел бы знать, - проговорил он, намеренно заставляя свой разум вернуться к их беседе, а не блуждать по таким опасным тропкам. - Так это, почему ты не радуешься совершенному алиби, если, по-твоему, мнению хочешь быть неузнанной.