Страница 64 из 118
Глава 13
– Почему, черт подери, нет?
Пенелопа молчала несколько секунд, уставившись на него.
– Потому что…потому что… - она заерзала на сиденье, задаваясь вопросом, как же ему все это объяснить.
Ее сердце было разбито, ее самая ужасная и волнующая тайна была раскрыта, и он думает, что у нее осталось присутствие духа, чтобы еще объяснять ему?
– Я понимаю, что она, наверно, самая большая сука…
Пенелопа задохнулась.
– … которую Англия произвела в этом поколение, но ради Бога, Пенелопа, - он взъерошил рукой свои волосы, затем посмотрел на ее лицо.
– Она же собралась всю твою вину взять на себя.
– Репутацию, - прервала его Пенелопа с раздражением.
– Вину, - продолжал он, - Ты осознаешь, что может случиться с тобой, когда люди откроют, кто ты такая?
Уголки ее губ напряглись с раздражением… и гневом, что было довольно очевидно.
– У меня было больше десяти лет, чтобы поразмыслить над такой возможностью.
Его глаза сузились.
– Ты пытаешься быть саркастической?
– Конечно, нет, - ответила она, - Неужели ты думаешь, что я провела большую часть своей жизни, ни разу не задумавшись над тем, что же случится со мной, если я буду раскрыта? Я была бы слепой дурой, если бы это не сделала с самого начала.
Он крепче схватил ее за плечи, почувствовав, как экипаж наткнулся на булыжник.
– Ты будешь погублена, Пенелопа! Погублена! Ты хоть понимаешь, что я говорю?!
– Если я даже не понимала, - ответила она, - То уверяю тебя, что теперь я все понимаю, после твоих долгих нотаций по этому поводу, когда ты обвинил Элоизу в том, что она леди Уислдаун.
Он нахмурился, очевидно, раздражаясь упоминанием о своей ошибке.
– Люди прекратят общаться с тобой, - продолжал он. - Они будут считать тебя мертвой для общества.
– Люди никогда не разговаривали со мной, - резко сказала она. - В половине случаев, они даже не знали, была ли я или не была на том или ином приеме. Как ты думаешь, почему моя тайна сохранилась так долго? Я была невидимкой, Колин. Никто не видел меня, никто не общался со мной. Я просто стояла рядом и слушала, а никто даже не замечал меня.
– Это не правда, - говоря это, он отвел свои глаза.
– Это правда, и ты знаешь это. Ты лишь пытаешься отрицать это, - сказала она, тыкая его в плечо, потому что ты чувствуешься себя виноватым.
– Я так не делаю!
– Ой, пожалуйста, - насмехалась она над ним, - Все, что ты делаешь, это во всем, все время, винишь себя.
– Пене-
– Включая меня, - добавила она.
Она дышала часто и с трудом, кожа пылала, а душа горела, словно в аду.
– Ты думаешь, я не знаю, что твоя семья жалеет меня? Думаешь, я не замечала, что если ты и твои братья оказываетесь на одном вечеринке со мной, то всегда приглашаете меня на танец?
– Мы просто вежливые, - тихо выдавил он из себя, - К тому же, ты моим братьям и мне нравишься.
– Ты чувствуешь всего лишь жалость по отношению ко мне. Тебе нравиться Фелиция, но я не видела, чтобы ты танцевал с ней, каждый раз, когда ваши пути пересекаются на балах.
Он резко отпустил ее, и скрестил руки на груди.
– Хорошо, я скажу. Мне она не нравиться так, как нравишься ты.
Она заморгала, пораженная его высказыванием.
Лишь он один мог, вот так просто взять и сделать ей комплимент посередине спора. Ничто, не могло ее разоружить сильнее, чем это.
– И, - продолжал он, напрягая и задирая подбородок, - Ты так и не обратила внимание на мою первоначальную мысль
– Какую?
– Что леди Уислдаун погубит тебя!
– Ради Бога, - пробормотала она, - Ты говоришь так, словно она отдельная личность.
– Хорошо, извини меня, если мне все еще до сих пор трудно совместить женщину, сидящую передо мной со старой каргой, пишущей эту колонку
– Колин!
– Оскорбилась? - подразнил он.
– Да! Я очень усердно трудилась над своей колонкой, - она сжимала в руках, тонкую ткань своего мятно-зеленого утреннего платья, не обращая внимание на сморщенные спирали, которые она создавала.
Она, по- видимому, была вынуждена, что-то сделать со своими рукам, или возможно, просто взорвалась бы от нервной энергии и гнева, которые струились по ее венам. Другим способом могли бы быть скрещенные руки, но она отказывалась от такого явного показа раздражения. Кроме того, он уже воинственно скрестил руки, и хотя бы один из них не должен был вести себя как шестилетний ребенок.
– Мне и не нужна была клевета, которую ты делала, - снисходительно сказал он.
– Ну, конечно, нужна, - прервала она его.
– Нет, не нужна.
– Тогда почему ты думаешь, я ее все-таки делала?
– Не будь ребенком! - громко воскликнул он, в его голосе прорывались нотки нетерпения, - Хоть один из нас должен быть взрослым.
– Ты не смеешь говорить со мной о моем взрослом поведение, - взорвалась она, - Ты, который бежит при малейшем намеке на ответственность.
– Что, черт подери, это значит? - резко спросил он.
– Я думаю, это довольно очевидно.
Он откинулся назад на сиденье.
– Я не могу поверить, что ты так со мной говоришь.
– Ты не можешь поверить, что я так говорю, - насмехалась она над ним, - Или, что я обладаю мужеством и присутствием духа, чтобы сделать это?
Он лишь уставился на нее, очевидно удивленный ее вопросом.
– Я не такая, как ты обо мне думаешь, Колин, - сказала она, и затем гораздо тише сказала: - Я не такая, как я сама о себе думаю.
Некоторое время он ничего не говорил, затем, словно он не мог забыть поднятую ею тему, он спросил, можно сказать, сквозь зубы:
– Что ты подразумевала, когда сказала, что я бегу от ответственности?
Он сжала губы, затем смягчилась, и позволила себе успокаивающе выдохнуть.
– Почему ты думаешь, ты так много путешествуешь?
– Потому что, мне нравится это, - ответил он, но его голос прозвучал невыразительно.
– И потому что тебе надоедают тем, что пытаются воздействовать на тебя, здесь в Англии.
– Это делает меня ребенком, поскольку…?
– Поскольку, ты не желаешь вырасти и сделать что-нибудь такое… взрослое, что удержало бы тебя на одном месте.
– Такое, как что?
Ее руки сложились в жесте Я-думаю-это-просто-очевидно.
– Как женитьба.