Страница 35 из 122
- Цып-цып-цып! - прозвучало у него над самым ухом. Все еще улыбаясь, солдат приподнял голову и увидел направленный на него ствол ружья и заросшее бородой лицо Дона с приложенным к губам пальцем.
- Тихо! Если хочешь остаться живым, - прошипел Дон, в то время как Эл снял с плеча не сопротивляющегося солдата автомат.
Солдат хрипло пискнул, но увидев угрожающе наведенное ему в лицо ружье, благоразумно сдержал крик.
- Пошли, тут недалеко, - пригласил Дон пленника. Тот покорно поплелся вперед.
- Со-о-ой! - донеслось с поляны.
- Э-ге-ей! - закричал в ответ Дон.
- Не уходи далеко! Мы скоро кончаем! - закричали снова те, что были у вертолета.
- Ага-а-а! - ответил Дон.
Солдата связали и, заткнув на всякий случай рот тряпкой, оставили у лошадей под присмотром Коротышки. Сами же вернулись к поляне.
- Что ты задумал? - Эл открыл затвор автомата и, убедившись, что патрон дослан, закрыл его снова.
- На, - протянул ему Дон карабин и взял себе автомат. Они обошли поляну сбоку и приблизились под прикрытием вертолета к копающимся в двигателе людям. Когда до них оставалось не больше пяти шагов, Дон вышел из-под прикрытия и, направив на опешивших от неожиданности вертолетчиков автомат, приказал им лечь на землю.
Подождав, пока Эл свяжет их, он залез в кабину и, высунувшись оттуда, протянул Элу два автомата, затем, выругавшись, вытащил винтовку с оптическим прицелом.
- Как на охоту собрались, сволочи! - со скрытой болью в голосе проворчал он, подавая ее Элу.
Минут через двадцать на траве высилась гора трофеев; кроме уже перечисленного, здесь были два пистолета, несколько запасных магазинов к автоматам, обоймы к винтовке, бинокль и две портативные рации.
Кроме того, три рюкзака с аварийным запасом провизии и, что особенно было ценным, - подробная карта местности.
- Оттащи все это в сторону, - велел Дон Элу, снова появляясь из кабины с канистрой в руках. - И этих людоедов тоже, а то опалит.
Он опорожнил канистру в кабину вертолета и, отойдя подальше, зажег пропитанную тем же горючим тряпку, замотал в нее камень и бросил внутрь.
- Ну, кто же из вас любитель пострелять по человеку? - спросил Дон пленных летчиков, показывая им винтовку со снайперским прицелом.
- Эх, вы... люди... - укоризненно протянул он, так и не дождавшись ответа. - Да чем же вы отличаетесь от бандитов? Тем, что имеете право убивать под прикрытием закона. А что вы знаете о нас? За что сидел я, он? Почему бежали? Дон присел на корточки и, расстегнув карман кителя у одного, вытащил документы. Посмотрел, положил в карман и сделал то же со вторым.
- Ну так что же вы мне скажете? - повторил он свой вопрос.
- Что сказать? - отозвался старший с погонами лейтенанта. - Получили приказ обнаружить и обезвредить особо опасных преступников.
- Особо опасных? Нет, брат мой, я не особо опасный, а особо несчастный. А вот его, - он указал на Эла, - можно, пожалуй, назвать и особо несчастным и особо полезным. Две вины у него. Первая - это то, что он, вместо того, чтобы отдыхать после работы, продолжал трудиться, чтобы всем на Земле стало легче жить. Вторая вина, очень существенная, заключается в идиосинкразии к плохим стихам. За первую вину он схлопотал шесть, а за вторую еще пять лет. Ну, да вам не понять, у нас вместо мозгов устав караульной службы. Есть среди нас еще один. Тот, что правда то правда, насильник и грабитель. Ну, да мы себе друзей не выбирали. Это нас наши органы власти сдружили. Что же мне с вами делать? он отошел на пять шагов и поднял автомат.
- Не убивай! - закричал младший.
- Отпустить?
- Отпусти! Мы...
- Под честное слово офицера? - насмешливо спросил Дон. - Расписку дашь?
- Дам, дадим!
- Ну, хорошо, поверю. Я тебе, - он обратился к старшему, - сейчас развяжу руки, и ты мне напишешь под диктовку расписку, после чего пойдешь себе восвояси.
- А я? - в страхе закричал младший.
- И ты хочешь? Ну, ладно, пользуйтесь моей добротой.
Дон развязал лейтенанта и протянул ему планшет.
- Пиши, - он заглянул в документ, - я такой-то, передаю Дону по кличке Меченый в целости и сохранности... написал? Пиши дальше - вверенное мне воинское имущество... пиши, пиши... в обмен на свою жизнь, нет... жизнь не пиши... пиши - в обмен на его доброе ко мне расположение... и два самородка весом... пиши, пиши... весом по пятьсот грамм каждый... видишь, я твою голову ценю на вес золота. Так, написал? Поставь дату, распишись. А теперь вымажь, пожалуйста, пальчик чернилом и приложи сбоку вместо печати... да не здесь! На подпись! Что, делопроизводство не знаешь? Печать всегда ставится на подпись. Теперь, понимаешь, друг мой, - проговорил Дон, отбирая у него расписку, - не в твоих интересах будет, если нас поймают. Продажа воинского имущества и оружия карается по статье УК... как там дальше? Ну да ладно, прочтешь по возвращении домой. Теперь ты, малец...
Когда была написана третья расписка (вес самородков у подчиненных был Доном соответственно уменьшен). Дон сожалеюще развел руками:
- С формой, друзья мои, вам придется расстаться. Скажете, что сгорела при пожаре вместе с документами.
- Но как мы голяком доберемся до дома? - возразил лейтенант.
- Тут мы вам окажем шефскую помощь. Дадим три оленьих шкуры. Укроетесь ими как плащами. Потом перед жильем сбросите.
- Ну, а чем объяснить, что одежда сгорела, а ожогов на теле нет?
- Здесь вы должны проявить сообразительность. Спички мы вам дадим. Медицина утверждает, что небольшие ожоги оказывают стимулирующее действие на защитные силы организма... Я знавал одну бабку, которая вот так лечила ревматизм... Нет, кальсоны снимать не надо... кстати, потом их прожжете немного в разных местах, для убедительности...
- Вот вам по десять сухарей, - протянул Дон пленникам целлофановый мешок. - Это даже больше, чем имели мы, если учесть, что до реки по прямой всего лишь три дня пути. Возьмите и этот коробок спичек. Жаль отдавать, но в лесу без спичек туго. Идти вам будет легко, не надо убегать от собак, прятаться от людей, так что вам это покажется легкой прогулкой. Своему начальству скажете, что потерпели аварию, вертолет взорвался при посадке. Это почти правда. Нас вы, конечно, не видели. А чтобы совесть вас не тревожила, скажу, и вы мне поверьте, бандитствовать мы не собираемся, но если что, то жизнь свою продадим очень дорого. Запомните! А теперь можете идти!