Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 80 из 83

(Прокурор заявляет протест. Протест принят).

Защитник: - Прошу прощения! Согласен, что в данном случае ваше оружие может быть несоразмерно с оружием преступника. (Сильный смех в зале).

Судья делает замечание защитнику.

- Простите, но я хотел лишь сказать, что господин прокурор должен избрать более твердое оружие (хохот) и, естественно, нанесет насильнику большие повреждения, чем насильник - его дочери. То есть защищающийся имеет право на выбор оружия, и это оружие может превосходить оружие насильника и более жесткие методы, чем те, которые применяет насильник.

Позвольте провести еще одну аналогию. Допустим, на Землю высаживаются космические пришельцы с намерением покорить население Земли, превратить людей в рабов. Оружие пришельцев превосходит оружие землян. Единственно эффективным оказывается бактериологическое оружие. Но оно запрещено уже триста лет! Что же делать? Отказаться от его применения, потому что оно негуманно, и быть порабощенными? Нет никакого сомнения, что человечество применит любое оружие, лишь бы оно было эффективным! Причем будем ли мы задумываться, что это оружие нечеловечески жестоко? Будем ли мы задумываться над тем, что корабль пришельцев может покинуть Землю и занести инфекцию на свою планету и тем самым на нашей совести будет уничтожение всего населения другой планеты? Ведь счет пойдет не на сотни тысяч, а на десятки миллиардов! Так как? Что мы предпочтем?

Если следовать логике многоуважаемого прокурора, то мы, жители Земли, должны покориться, но не дай Бог причинить пришельцам больше зла, чем позволяет юриспруденция.

Граждане, люди! Мой подзащитный спас ваших детей и детей ваших внуков. Защитил от насилия, растления, физического уничтожения. Есть ли больший долг человека, чем долг защиты своих детей? Или же можно позволить калечить и убивать их, но только не сделать больно насильнику? Я удивляюсь, как вообще возникла мысль предания моего подзащитного и его друзей суду?!





Триста лет назад, неподалеку отсюда, в славном городе Нюрнберге, человечество судило нацистских преступников. Если следовать логике многоуважаемого прокурора, то одновременно надо было судить и победителей, посадить их на скамью подсудимых рядом с главарями нацистского рейха. Ведь не увещеваниями и уговорами покончили они с нацизмом, а силой оружия. И не считали при этом, сколько можно убить солдат противника, а сколько нет. И если мой подзащитный карал только виновных, то массовые бомбардировки Лейпцига, Берлина, Кельна сопровождались гибелью не только солдат противника, но и женщин и детей. Я хочу обратить ваше внимание, что если и есть разница между нацизмом и неогуманизмом, то не в пользу неогуманизма, не в пользу Каупони и его приспешников. Режим неогуманистов был бы еще более жестоким, чем нацистский режим, с той лишь разницей, что он был бы неуязвим, как и было показано в романе "Тупик"! Напомню вам, что человечество заплатило за разгром фашизма десятками миллионов жизней. Обратите внимание, не сто тысяч, а миллионы! Сколько бы миллионов потеряли мы, если бы неогуманисты успели начать свои действия раньше, чем боевые отряды этих честных людей, - защитник сделал жест в сторону обвиняемых, - не пришли бы на помощь человечеству, еще до того, как в наши города ворвались бы бандиты, вооруженные бластерами?

Теперь о морали, по которой здесь лил слезы господин прокурор. Вернее, он лил слезы не о погибшей морали, а о лжи, с которой он почему-то не хочет расстаться. Прокурора возмущает, что отныне мы будем называть черное черным, а белое белым, что люди перестанут, наконец, лгать друг другу. Да! Многое изменится в нашем обществе и, действительно, начальник учреждения узнает, что о нем думают подчиненные. Да, это так! И если руководитель тупица, то, естественно, ему сразу же об этом скажут. Теперь скажут. Прокурор не видит выхода из такого положения. Ах! - говорит он, - цивилизация погибнет! Но почему так мрачно, господин прокурор? Я вам скажу, что из создавшегося положения есть очень простой выход. Надо только, чтобы руководитель действительно не был тупицей. (Смех в зале, аплодисменты). Вас также смущает, что супруги не смогут скрыть друг от друга факта прелюбодеяния. А разве не будут более моральными честные отношения между ними, исключающие прелюбодеяния? Или вам так не хочется расставаться с ними? Кто же вам мешает не принимать дар далекой Элии? Оставайтесь таким, каким вы есть! Никому этот дар не навязывается насильно, и если люди принимают его, то принимают добровольно. Люди истосковались по правде! Светлый дар элиан дает возможность видеть и слышать правду, так кому, позвольте спросить, мешает правда? Только тем, кто хочет скрыть ее, только тем, чья мораль построена на обмане и лжи, только тем, кто может существовать, добиваться успеха лишь за счет лжи и обмана!

Может быть, господин прокурор боится остаться без работы, так как исчезнет преступность? Но я ведь тоже останусь без работы и рад этому! (Аплодисменты).

Господин прокурор, по всей видимости, против того, чтобы женщина знала заранее все о своем потомстве. Господа! Нет ничего более высокого и радостного, чем счастье матери, и нет более глубокого горя, чем горе матери! Счастье матери - это прежде всего здоровье ее детей, горе ее -болезнь и смерть ребенка. Так получало ли когда-нибудь человечество более ценный дар, чем дар той же далекой и прекрасной планеты, который передал нам всем мой подзащитный? Все мы рождены женщиной, и все мы перед нею в неоплатном долгу. Так пусть же та радость материнства, радость матери, видящей здоровых детей своих, будет хоть частью выплаченного долга, долга всего человечества перед Женщиной. Женщиной по-настоящему свободной, так как свобода женщины - это прежде всего свобода выбора.

Господин прокурор здесь очень образно говорил о дерьме, которое теперь нельзя скрыть. Что ж, мне остается только выразить соболезнование (смех). Очевидно, господин прокурор вкладывал в слово "дерьмо" собирательный смысл: не только извращенную нравственность, но и извращенную наследственность. Да, их нельзя будет скрыть. Это свершившийся факт. Теперь эволюция человека пойдет по пути совершенствования не только его нравственности, но и физического естества.