Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 20 из 22



Дверь стремительно распахнулась. В сопровождении Бонтана вошел король.

Королева подняла красные от слез глаза и сделала реверанс.

– Как поживает моя королева?

– Благодарю вас. Мне намного лучше, – хриплым, напряженным голосом ответила Мария Терезия.

– Переоденьтесь. Время траура прошло. Вам пора вернуться к исполнению своих официальных обязанностей.

– Да, ваше величество.

Людовик подошел к окну и взглянул на дорогу, что тянулась за садами.

– Сегодня наш двор принимает важных гостей. Одного из них вы вначале примете у себя. Постарайтесь встретить наших гостей со свойственными вам теплотой и изяществом.

Мария Терезия заморгала:

– Позвольте узнать, кто этот человек? Я спрашиваю, чтобы получше подготовиться. Может, к нам пожаловали испанцы?

Людовик сурово посмотрел на жену.

– Я вам обещаю, – торопливо пробормотала королева.

– Я рассчитываю на вас.

Не дав ей больше вымолвить ни слова, не уделив даже нескольких минут (не говоря уже о проявлении нежности), король ушел.

Монкур рукавом отер с лица сопли и капли дождя, набрался решимости и постучал в ворота большого угрюмого Кассельского замка. Дождь, не желавший прекращаться, превратил день в сумерки. Деревья и трава на лужайках посерели и стали похожи на золу в очаге. Открывать не торопились. Монкур постучал снова, громче и отчаяннее. Его спина совсем промокла. Наконец дверь открылась.

Монкур попросил его впустить.

Еще через час Монкура, переодетого в чистую рубашку и штаны, усадили на скамеечку перед жарко пылающим очагом. Слуга острым лезвием сбривал щетину с его щек и подбородка. Чуть поодаль, куда не достигал свет очага, стояли двое мускулистых разбойников, которых звали Мишель и Тома. Если бы они не моргали, их можно было бы посчитать статуями. Слышался лишь треск поленьев в очаге и поскрипывание бритвы в руках слуги. Снаружи к ним примешивалась тяжелая барабанная дробь дождя.

В круг света вошел хозяин замка – герцог Кассельский. Этот мужчина средних лет славился своей силой, решительностью и острым умом. Монкур пытался угадать его настроение, однако глаза герцога, глядевшие из-под тяжелых век, были непроницаемыми.

– И чего вы от меня хотите, Монкур? – наконец спросил герцог Кассельский.

Слуга в последний раз взмахнул бритвой, вытер Монкуру лицо и отошел.

– В проливной дождь человек ищет самое раскидистое дерево, чтобы укрыться под его ветвями. В северной части Франции нет никого сильнее, могущественнее и решительнее вас. Вы, сударь, подобны кряжистому дубу. Спасаясь от рукотворной непогоды, устроенной королем и его двором, я поспешил сюда в поисках защиты. Я готов стать вашим слугой.

– Слугой, – повторил герцог Кассельский и щелкнул пальцами.

Монкур встал.

Из сумрака выступили еще несколько дворян, которые встали рядом с герцогом. Одни смотрели на Монкура с жалостью, другие – со страхом, а иные – с нескрываемым отвращением.

– Полюбуйтесь на новый закон вашего короля, – сказал герцог Кассельский. – Истинного аристократа лишают титула и прилюдно унижают. Втаптывают в грязь репутацию человека, чей род является одним из краеугольных камней в фундаменте нашей страны. Не так давно мы все знали, кто есть кто, а теперь… теперь мы должны доказывать наше происхождение. Нас уподобляют нищим, вынужденным петь на улицах, дабы заработать себе ужин!

Аристократы одобрительно зашептались.



– Все эти, с позволения сказать, новшества глубоко ранят мне душу, – продолжал герцог Кассельский. – Как вы знаете, я всегда с почтением относился к королю. Однако нынче Людовик заявляет: «Франция – это я». Нет, ваше величество. Франция – это мы. Положение, в каком очутился наш друг Монкур, есть не что иное, как королевское послание каждому из нас. И очень скоро король получит ответ.

Слуга принес одеколон и побрызгал на Монкура, пытаясь приглушить зловоние давно не мытого тела. Второй слуга расчесал ему спутанные волосы.

– Король устроил себе площадку для игр, – сказал герцог Кассельский. – Он буквально одержим Версалем, забывая все и вся. Если мы сумеем уничтожить эту королевскую забаву, король очнется и освободится от своего наваждения. Тогда Версаль вернется к прежнему запустению, король возвратится в Париж, а мы вновь почувствуем себя хозяевами своей жизни и своих земель.

Мишель положил мушкет на стол возле камина.

Монкур поглядел на оружие, затем на своего нового господина:

– Никак вы намерены убеждать короля силой?

– Он потерял рассудок. Никакие разумные доводы не возымеют действия. Вы просили меня о защите. Искали моего покровительства. Я не ошибся, Монкур?

– Отныне я всей своей жизнью служу вам, мой господин.

Герцог Кассельский кивнул:

– Иного вам не остается.

Сады Версаля расширялись с каждым днем. На одной из садовых террас поставили стол, за которым сидел Жак, придирчиво осматривавший тех, кто желал стать королевским садовником. Таких набралась целая очередь. Сам охотничий замок было не узнать. Он оброс строительными лесами, превращаясь в королевский дворец. Каменщики выкладывали все новые ряды кирпичей, раздвигая и продолжая стены будущего дворца. На громадных строительных поддонах лежали мраморные плиты, которыми тотчас же облицовывали свежие стены. Поскрипывали лебедки. Кричали десятники, отдавая распоряжения рабочим.

К столу подошел немолодой, плохо одетый человек. Чувствовалось, что он полон надежд. Щуря старческие глаза, он смотрел на Жака. Жак первым делом осмотрел руки претендента.

– Мне нужны люди, способные копать землю, а не те, кого впору туда самих укладывать! – сердито проворчал Жак. – Видишь эту руку? – спросил он, вставая из-за стола. – В битве при Сен-Готарде эта рука уничтожила десятерых врагов.

Размахнувшись, королевский садовник вдруг влепил старику затрещину.

– В следующий раз подумаешь, прежде чем позориться.

Старика как ветром сдуло.

Новый претендент был молод и силен, о чем говорили перекатывающиеся под рубашкой мускулы. Держался он уверенно. Ветер ерошил его светлые волосы.

– Я тоже успел повоевать, – сказал парень. – И по морям поплавал. Крепил паруса на мачтах, когда вокруг буря, а волны – выше гор. Может, сгожусь вам?

– Мне точно не сгодишься, – ответил Жак.

Парень молча пожал плечами, собираясь уйти.

– Постой, – окликнул его Жак. – Для тебя есть другая работа. На строительстве нужны каменщики. Раз ты в бурю с парусами управлялся, кирпичи будешь класть как нечего делать. Правда, и там осторожность надобна. У нас на прошлой неделе несколько человек с лесов сорвались. Кто насмерть убился, кто остался калекой на всю жизнь. Я знаю одного десятника. Идем, похлопочу за тебя.

– Бенуа меня звать, – сообщил парень, пока они шли. – А скажи, друг, ты его хоть раз видел? В смысле – короля.

– Многие утверждают, что видели, – усмехнулся садовник. – Тебе я вот что скажу. Я никому не друг. Вот так-то.

Карета поражала своей роскошью. Она была позолоченная и украшена живописными изображениями ангелов, цветов и экзотических животных. Подъехав к парадному входу дворца Людовика, карета остановилась. Лакеи соскочили с козел. Один держал под уздцы лошадей, другой подставил к дверце кареты лесенку. Из окошка кареты, сверкнув ярким оперением, выпорхнул попугай и уселся на плечо замершего возле дверей гвардейца. Вышколенный служака даже глазом не повел, хотя птица принялась клювом долбить его череп. Из кареты вышел величавый чернокожий мужчина с горящими глазами. Это был принц Аннаба Ассинский – наследный принц из африканской страны Берег Слоновой Кости. Его развевающийся плащ был двухцветным: ярко-красным и цвета морской волны. Шею принца обвивал голубой шарф. Шляпу украшали радужные птичьи перья, которые вполне могли принадлежать собрату попугая, восседающего на плече гвардейца. Вслед за Аннабой вышел его младший брат Кобина, одетый с неменьшим изяществом. Вскоре возле кареты братьев остановилась еще одна. Оттуда выбрались несколько мужчин и женщин в ярких разноцветных одеждах.