Страница 2 из 2
– Видите ли, она еще сущий ребенок и, боюсь, в душе язычница, – сказала жена пастора.
Поэтому все двенадцать миль вверх по горе англичанин, обняв Лиспет за талию, уверял ее, что он скоро вернется и они обвенчаются, и Лиспет снова и снова заставляла его повторять свое обещание. Расстались они на хребте Наркунды, и Лиспет плакала, пока он не скрылся из виду на повороте дороги, ведущей в Муттиани.
Тогда она вытерла слезы и снова спустилась в Котгар и сказала жене пастора:
– Он вернется и станет моим мужем. Он поехал к родным, чтобы сообщить об этом.
И жена пастора утешала Лиспет и говорила:
– Да, конечно, он вернется.
К концу второго месяца Лиспет стала проявлять беспокойство, и ей сказали, что англичанин уехал за море, в Англию. Она знала, где находится Англия, потому что читала школьные учебники по географии, но, естественно, не представляла себе, что такое море, – ведь она выросла среди гор. В доме была старая составная карта мира – головоломка. Лиспет часто играла ею в детстве. Она снова разыскала карту и по вечерам складывала ее и тихо плакала, стараясь вообразить, где находится ее англичанин. Поскольку она не имела ни малейшего понятия о расстояниях и пароходах, ее догадки были довольно далеки от истины. Но даже если бы они были абсолютно верны, это ничего не изменило бы, потому что англичанин вовсе не имел намерения возвращаться в Котгар, чтобы жениться на девушке с гор. Он совершенно забыл ее, пока охотился за бабочками в Ассаме. Впоследствии он написал книгу о Востоке. Имя Лиспет там не упоминалось.
Когда третий месяц подошел к концу, Лиспет стала ежедневно совершать паломничество в Наркунду, чтобы посмотреть, не идет ли ее англичанин. От этого ей становилось легче, и жена пастора, видя ее счастливей, чем прежде, решила, что она понемногу избавляется от своей «варварской и крайне нескромной причуды». Через некоторое время прогулки эти перестали помогать Лиспет, и она снова стала очень раздражительной. Жена пастора сочла, что наступило время сообщить Лиспет, каково истинное положение вещей: что англичанин обещал жениться на ней только для того, чтобы ее успокоить, что он и не собирался этого делать и что «грешно и неприлично» со стороны Лиспет думать о браке с человеком, который принадлежит к «высшей расе», не говоря уж о том, что он обручен с девушкой-англичанкой. Лиспет сказала, что это невозможно, ведь англичанин уверял ее в своей любви и она, жена пастора, сама подтвердила, что он вернется.
– Как может быть неправдой то, что он и вы говорили мне? – спросила она.
– Мы говорили так, чтобы успокоить тебя, дитя, – сказала жена пастора.
– Значит, вы лгали мне, – воскликнула Лиспет, – оба, и вы и он!
Жена пастора в ответ только склонила голову. Лиспет некоторое время тоже молчала. Затем она ушла из миссии и вернулась в одежде гималайских женщин, невероятно грязная, однако без кольца в носу. Волосы, по обычаю женщин с гор, она заплела в одну косу, перевитую черными нитками.
– Я возвращаюсь к своему народу, – сказала она. – Вы убили Лиспет. Осталась только дочь старой Джаде… дочь пахари и рабыня Тарка-Деви. Все вы, англичане, – лгуны.
Пока жена пастора оправлялась от удара, нанесенного ей сообщением, что Лиспет возвращается к богам своих предков, девушка исчезла и никогда больше в миссии не появлялась.
Она горячо полюбила свой народ, словно желая возместить с лихвой все те годы, что чуждалась его, и вскоре вышла замуж за дровосека, который бил ее, как это водится у пахари, и красота ее быстро поблекла.
– Причуды этих дикарей непостижимы, – говорила жена пастора, – и я полагаю, что в душе Лиспет всегда оставалась язычницей.
Если учесть, что Лиспет была принята в лоно англиканской церкви в столь зрелом возрасте, как пять недель от роду, это утверждение не делает чести жене пастора.
Лиспет дожила до глубокой старости. Она прекрасно владела английским языком и, когда бывала в достаточной мере пьяна, порой соглашалась рассказать историю своей первой любви.
И трудно было поверить, что эта морщинистая старуха с тусклым взором, похожая на тюк ветоши, могла когда-то быть Лиспет из Котгарской миссии.