Страница 606 из 631
Обещание свидания было дано; но дни за днями проходили, а оно не исполнялось. Наконец одна из служительниц Екатерины, Шарогородская, посоветовала обратиться к духовнику императрицы, а также и великой княгини. По поручению последней, Шарогородская отправилась к этому священнику, который приходился ей дядею. Духовник посоветовал Екатерине сказаться больною и позвать его для напутствия. Она так и поступила. Духовник явился; великая княгиня рассказала ему о своем положении, жаловалась на любимцев императрицы Шуваловых, которые восстановляют против нее государыню, сказала о письме, посланном ею к императрице, и просила священника содействовать к получению желаемого решения. Священник отправился от нее к императрице. Он сумел так заговорить к сердцу Елисаветы Петровны, что та послала к великой княгине Александра Шувалова сказать, что в следующую же ночь хочет говорить с нею. В эту назначенную ночь опять явился к Екатерине Шувалов и проводил ее к императрице. Входя в покои государыни, они встретили идущего туда же великого князя.
Вошли в длинную комнату о трех окнах; в простенках стояли столы с золотыми туалетами императрицы. В комнате были: императрица, великий князь, Александр Шувалов и великая княгиня. Екатерина подозревала, что за занавесками спрятались Шуваловы - Иван и его двоюродный брат Петр. Впоследствии Екатерина узнала, что в своих догадках ошиблась только наполовину: там не было Петра, но был Иван Шувалов.
Великая княгиня, увидя императрицу, припала к ее ногам и со слезами стала просить отпустить ее из России.
- Как мне отпустить тебя, - сказала Елисавета Петровна, и при этом слезы блеснули у нее на глазах, - у тебя ведь здесь есть дети!
- Дети мои у вас на руках - и им нигде не может быть лучше, - отвечала Екатерина, - я надеюсь, что вы их не оставите.
- Что же сказать обществу, по какой причине я тебя удалила? - возразила императрица.
- Ваше императорское величество объявите, если найдете приличным, чем я навлекла на себя вашу немилость и ненависть великою князя, - отвечала Екатерина.
- Чем же ты будешь жить? - спросила Елисавета.
- Тем же, чем жила прежде, пока не имела чести быть здесь, - был ответ.
- Твоя мать в бегах; она принуждена была удалиться из дома и отправилась в Париж, - говорила государыня.
- Король прусский преследует ее за излишнюю приверженность к русским интересам, - сказала Екатерина.
Императрица велела ей встать,подошла к ней и говорила:
-Бог мне свидетель, как я о тебе плакала,когда ты была при смерти больна вскоре по приезде твоем в Россию; если б я тебя не любила, я тогда же отпустила бы тебя.
Екатерина, в ответ на это, снова рассыпала благодарности и сожалела о том, что навлекла на себя немилость государыни.
В то время, как императрица говорила с великой княгиней, великий князь переговаривал с Шуваловым. Государыня подошла к ним и вмешалась в их беседу. Екатерина не могла ничего расслышать до тех пор, пока супруг ее не возвысил голоса. Она услыхала такие его слова:
- Она зла и чересчур много о себе думает.
Екатерина подошла и произнесла:
- Если вы говорите обо мне, то я очень рада сказать вам в присутствии ее величества, что я действительно зла против тех, которые советуют вам делать несправедливости, и стала к вам высокомерна, потому что ласковым обращением с вами ничего не сделаешь, а только пуще навлекла на себя вашу неприязнь.
Елисавета заметила племяннику, что слыхала от Екатерины о его дурных советчиках по голштинским делам; а когда тот выразил свое негодование на жену, императрица прервала его и завела речь о сношениях Штамбке с Бестужевым и, подошедши ближе к великой княгине, сказала:
- Ты мешаешься во многие дела, которые тебя не касаются; я не смела этого делать во время императрицы Анны. Как, например, осмеливалась ты посылать приказания фельдмаршалу Апраксину?
- Никогда мне в голову не приходило посылать свои приказания, возразила Екатерина.
- Как ты можешь запираться в переписке с ним! - сказала Елисавета. Твои письма вон там на туалете!-Она указала на туалет и прибавила: - Тебе запрещено было писать.
- Правда, - сказала Екатерина, - я писала без позволения, и за это прошу простить меня; но так как мои письма здесь, то из этих трех писем ваше величество можете видеть, что я никогда не посылала ему приказаний, но в одном письме передавала ему то, что здесь говорили о его поступках.
- Зачем же ты писала ему об этом? - прервала ее Елисавета.
Затем, - отвечала Екатерина, - что принимала в нем участие. В этом письме я просила его исполнять ваши приказания. Из двух остальных писем, в одном - я поздравляю его с рождением дочери, в другом - с Новым годом.
Императрица заметила:
- Бестужев говорит, что было много еще писем.
- Если Бестужев это говорит, - отвечала Екатерина, - то он лжет!
- Хорошо же, - сказала тогда Елисавета, - так как он обличает тебя, то я велю его пытать.
Екатерина поняла эту угрозу в смысле желания напугать ее, и сказала:
- По самодержавной своей власти ваше величество можете делать все, что найдете нужным, а я все-таки утверждаю, что писала к Апраксину только три письма.
Императрица ничего не сказала, стала прохаживаться по комнате, обращаясь то к великой княгине, то к племяннику, то к Шувалову; в чертах лица и в голосе государыни Екатерина заметила более озабоченности, нежели гнева.
Екатерина повернула опять на просьбу отпустить ее из России, - она не будет, со своей стороны, препятствовать великому князю взять себе иную жену. По замечанию Екатерины, великому князю этого очень хотелось, чтобы посадить на место ее Воронцову; но императрица не могла бы согласиться на это, да и не допустили бы до этого и Шуваловы, которые ни за что бы не пожелали очутиться со временем под властью Воронцовых.
В заключение всего государыня сказала Екатерине вполголоса:
- У меня много еще о чем поговорить с тобой, но теперь не могу, потому что не хочу, чтоб вы еще больше рассорились. Идите к себе: уже поздно - три часа! 43.
Вышли великий князь и великая княгиня. Государыня позвала к себе Шувалова.
Когда Екатерина пришла в свои покои, к ней вошел Шувалов и сказал, что государыня будет иметь с ней еще один разговор наедине. Это ночное свидание Елисаветы с Екатериною происходило 23-го апреля 1758 года 44.