Страница 49 из 90
Войны Святослава или Куликовская битва являли собой, конечно, внешне более самобытные героические действа, чем сражение под Москвой в 1941 году. Вместе с тем, я убежден, что духовное своеобразие народа выразилось в этом столь недавнем сражении глубже и пронзительнее, чем в любой из предшествующих битв.
Но чтобы понять это, необходимо понять всю историю отечественной героики как выражение внутреннего духовного своеобразия народа, никак не сводимого к внешней самобытности национальной жизни.
Изучать историю для того, чтобы отыскивать в ней утраченные черты и свойства внешней самобытности народа,- необходимая, но все же второстепенная задача. Главная цель состоит в осмыслении событий истории как выражений самобытной духовной воли народа, которая всегда устремлена в грядущее - в конечном счете в вечность. Такое освоение истории в равной мере плодотворно и для писателя, обратившегося к воссозданию прошедшей эпохи, и для тех, кто посвящает свое искусство живой современности.
Впрочем, подлинно значительные произведения, воссоздающие прошлое, имеют, конечно же, самое прямое отношение и к настоящему, и к будущему. Истинное пророчество, обращенное вспять, способно явиться пророческим и в прямом, безусловном смысле. Таким предстает роман Дмитрия Балашова "Бремя власти". Он решительно выделяется среди остальных исторических романов писателя и принадлежит, по моему убеждению, к наиболее значительным образцам этого жанра во всей отечественной литературе.
Это третий роман из создаваемого Дмитрием Балашовым цикла "Государи Московские", но в нем, в сравнении с предшествующими, произошло очень существенное превращение. В соответствии с давней, восходящей еще к Вальтеру Скотту традицией писатель в первых двух романах ("Младший сын" и "Великий стол") отвел основное место - по крайней мере в количественном отношении - повествованию о вымышленных героях. Эти герои или их потомки появляются и в "Бремени власти", но уже, по сути дела, как эпизодические персонажи, без которых даже можно бы было, вероятно, обойтись. Все внимание сосредоточено на реальных исторических лицах двадцатых-сороковых годов XIV века. И это своего рода переворот в принципах создания исторического романа о столь отдаленной эпохе.
О фактической стороне дела говорить в данном случае не приходится: Дмитрий Балашов знает ее не хуже самого добросовестного специалиста по истории этого столетия...
В драматических, а нередко и открыто трагедийных событиях эпохи писатель раскрывает не что иное, как духовную волю народа, устремленную далеко вперед, уместно будет даже сказать - не имеющую предела. Поэтому главная ценность романа - не в превосходном воссоздании прошлого, но в глубоко современном художественном осмыслении связи прошлого, настоящего и будущего.
Воспринять этот роман - значит оглянуться на огни, о которых мы говорили,- огни, дающие возможность выдержать верное направление.
Не могу без волнения думать о том, как читают это произведение, изданное по инициативе Валерия Ганичева в выпуске "Роман-газеты" тиражом более двух с половиной миллионов экземпляров (не считая нескольких других изданий), мои современники. Конечно, освоить смысл "Бремени власти" во всем его объеме не столь просто. Но смысл этот так или иначе начинает жить во многих душах.
То понимание, то открытие истории, которое осуществлено в романе "Бремя власти", являет собой прекрасный урок для любого писателя. Конечно, не только для тех, кто посвящает свое творчество прошлому: это особенный удел, выпадающий немногим. Я говорю о каждом, кто действительно стремится внести свой вклад в большую литературу Отечества.
Естественно, может возникнуть вопрос - а как, собственно, следует изучать историю? Многие полагают, что, прочитав знаменитые двенадцать томов Карамзина, или пятнадцать томов Соловьева, или пять томов Ключевского,- не говоря уже о прочтении всех их, вместе взятых,- каждый станет отменным знатоком отечественной истории, которому уже ничего более не нужно. Правда, и в устных беседах, и даже подчас в печати раздаются возмущенные голоса: "Где достать эти тома?" И в самом деле, хотя курсы Соловьева и Ключевского сравнительно недавно были переизданы пятидесятитысячными тиражами, "достать" их прямо-таки невозможно. Читать в библиотеках? Большинство не имеет такого навыка. И многим кажется, что, если бы, к примеру, соловьевские тома стояли у них дома на полке, они бы их проштудировали.
Но, строго говоря, это иллюзия. Абсолютное большинство таких мечтателей не осилит и первого восьмисотстраничного тома Соловьева. А Ключевского читать следует, в сущности, уже после прочтения того же Соловьева, так как Ключевский не столько излагает историю, сколько рассуждает об ее движущих силах и социальных формах.
Легко, правда, прочитать Карамзина (хотя "достать" его труднее всего), но это будет уже в большей мере знакомством с бесценным старинным памятником историографии и русского слова, чем изучением истории в прямом смысле.
Да, Пушкин и Гоголь изучали отечественную историю по Карамзину, а Достоевский и Толстой увлекались Карамзиным в отрочестве, а в зрелости читали своего современника Соловьева (Толстой, впрочем, был крайне недоволен его курсом). Но мы-то живем в совсем иное время (напомню, кстати, что курс Карамзина доведен только до 1611 года, а курс Соловьева - до 1774-го), и плодотворное знакомство с Карамзиным и Соловьевым может действительно состояться лишь после того, как мы всерьез познакомимся с сегодняшним состоянием исторической науки.
Но как раз этим-то почти никто из литераторов не занимается. Более того, почти никто не знает, что, скажем, за последниюю четверть века наши историки создали множество замечательных исследований, посвященных самым разным периодам отечественной истории - от ее истоков и до Октябрьской революции включительно. К тому же в силу широкого интереса к истории многие новейшие работы "достать", увы, почти столь же трудно, как и Соловьева.
А если сравнить то, что написано в этих работах о событиях ?Х-Х веков, или о Куликовской битве, или об Иване Грозном, выяснится, что курсы Карамзина, Соловьева и даже Ключевского во многом безнадежно устарели. Эта устарелость наглядно выражается, например, уже в том простом факте, что Куликовской битве в громадном курсе Соловьева посвящено всего полторы страницы, а в курсе Ключевского - буквально полторы фразы. И вообще вплоть до самого последнего времени об этом судьбоносном событии не было написано ни одной сколько-нибудь развернутой специальной работы - только немногие краткие статьи и популярные брошюры. Первые весомые книги о Куликовской битве появились лишь в 1970-х годах; среди них - блистательное исследование Г.М.Прохорова "Повесть о Митяе. Русь и Византия в эпоху Куликовской битвы" (Л., 1978) и ряд его же статей, открывающих такие стороны проблемы, о которых даже не подозревали историки XIX - начала XX века.
И конечно, Куликовская битва - только один из возможных примеров. Много существенных открытий сделано целой плеядой современных историков и в изучении важнейшей эпохи рубежа ХV-ХVI веков. Я уже не говорю об истории Х?Х - начала XX века, которая, понятно, стала предметом широкого и тщательного исследования лишь в самое последнее время.
А ведь освоение сравнительно недавних исторических эпох имеет совершенно особенное значение и для каждого человека, и тем более для писателя. Казалось бы, ясно, что вся наша жизнь в ее подлинно существенных проявлениях и есть история - точнее, становится историей, как только переходит в царство прошедшего. Но есть некий закон психики, в силу которого непосредственно историческое значение жизни наших дней почти ускользает от нашего сознания. Конечно, с чисто отвлеченной, рассудочной точки зрения каждый способен заявить, что жизнь, в которой мы непосредственно участвуем, завтра станет историей, окажется в одном мире с эпохой Пушкина, эпохой Петра и даже эпохой Киевской Руси. Но превратить эту точку зрения в неотъемлемое качество нашей повседневной духовной и душевной жизни - исключительно трудная задача. Суметь это осуществить - уже само по себе означает добиться очень многого - в частности, подняться до того духовного уровня, которым должен обладать писатель в истинном значении слова. И одним из надежных путей к этой высоте является, несомненно, изучение новой и новейшей истории, которая близка к границе современности.