Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 18 из 59

В творчестве названных поэтов мы найдем мощные отзвуки поэзии Ломоносова, Хераскова, Державина, Василия Майкова, Радищева. Обратимся, например, к наследию наиболее известного и величайшего поэта XVIII века Гавриила Державина.

Его "Песню рудокопов" так и хочется записать "лесенкой" Маяковского:

Пусть горы могут сталью стать:

Не устать

Нам ломать их, разбивать,

Рассыпать,

Серой, порохом все рвать!

Когда ж там вдруг

Гром грянет: бух!

Сколь всякий из нас рад!

Такие стихи не сыщешь у поэтов Пушкинской эпохи.

А вот державинские строфы, явно напоминающие стих Марины Цветаевой:

Как ночь с ланит сверкай зарями,

Как вихорь - прах плащом сметай,

Как птица - подлетай крылами

И в длани с визгом ударяй.

Жги души, огнь бросай в сердца

От смуглого лица.

. . . . . . . . . .

Да вопль эвоа! ужасный,

Вдали мешаясь с воем псов,

Лиет повсюду гулы страшны,

А сластолюбию любовь.

Жги души, огнь бросай в сердца

От смуглого лица.

Или, наконец, стихи Державина, по своему образному строю близкие раннему Пастернаку, - стихи о взбесившихся конях:

С борозд кровава пена клубом

И волны от копыт текут.

Уже, в жару ярясь сугубом

Друг друга жмут, кусают, бьют

И, по распутьям мчась в расстройстве,

Как бы волшебством обуяв,

Рвут сбрую в злобном своевольстве;

И, цели своея не знав,

Крушат подножье, ось, колеса,

Возница падает под них.

Без управленья, перевеса,

И колесница вмиг,

Как лодка, бурей устремленна,

Без кормщика, снастей, средь волн

Разломана и раздробленна

В ров мрачный ввержется вверх дном,

Рассбруенные Буцефалы,

Томясь от жажды, от алчбы,

Чрез камни, пни, бугры, забралы

Несутся, скачут на дыбы...

И в толь остервененьи лютом,

Все силы сами потеряв,

Падут стремглав смердящим трупом,

Безумной воли жертвой став...

Часть вторая





ЧТО ТАКОЕ СТИХ

Глава первая

ЗАЧЕМ НУЖЕН СТИХ?

Мы все время говорим о стихе, однако само это явление пока еще не определено с должной конкретностью. Пора разобраться в нем, уяснить его цель, его природу, его строение. Но сделать это не так-то просто.

И, прежде всего, нужно решить вопрос: в чем "цель" стиха, зачем слагаются стихи, почему человек не мог удовлетвориться прозаическим искусством слова? Лишь, ответив, так или иначе, на этот вопрос, можно говорить о самой природе стиха, то есть о стихе как "средстве", которым достигается определенная "цель". Итак, первый наш вопрос: для чего нужен стих?

Обратимся к истории стиха, к его истокам. Можно смело утверждать, что стих рождается вместе с искусством слова, как таковым. Точнее говоря, искусство слова только и могло родиться в более или менее очевидной ритмической форме.

Казалось бы, естественно предположить, что как раз вначале словесное искусство было прозаическим, а потом уже выработалась более изощренная форма - стихотворная. Но в действительности это не так. Художественная проза гораздо моложе поэзии, стиха.

Характерно, что даже и теперь еще, стремясь определить понятие "проза", люди - в том числе и теоретики литературы - определяют ее "через стих", указывая ее отличия от стиха. Вот, например, определения из новейших словарей литературных терминов:

"Проза - художественное произведение, изложенное обычной, свободно организованной, а не мерной, стихотворной речью" (Л. Тимофеев и Н. Венгров. "Краткий словарь литературоведческих терминов").

"Проза - как стилевая категория - противоположна поэзии (и стиху)... Характерная черта прозы - отсутствие законченной системы композиционных повторов, присущих поэзии" (А. Квятковский. "Поэтический словарь").

Конечно, эти определения несовершенны, ибо они, в сущности, сводятся к тезису: проза - это не стихи. Но закономерна сама их распространенность. Проза (художественная) окончательно сложилась сравнительно недавно, и в ней до сих пор - вольно или невольно - видят своего рода "исключение", "отклонение" от стиха.

Разумеется, люди всегда говорили и писали прозой; но когда наши далекие предки ставили перед собой цель создать произведение словесного искусства, они неизбежно так или иначе ритмизовали речь, придавали ей стихотворную форму или хотя бы форму ритмической прозы (в которой речь слагается из соразмерных отрезков, разделенных паузами, и включает в себя различного рода созвучия, синтаксические повторы, симметричные интонационные приемы).

Так, например, произведения древнерусского искусства слова: "Слово о полку Игореве", "Повесть о приходе Батыя на Рязань", "Задонщина" и другие предстают как проза только для поверхностного взгляда, и, прежде всего потому, что они записаны как проза, без разделения на строчки, на отдельные стихи (так тогда было принято записывать - уже хотя бы в силу дороговизны древней бумаги - пергамента). Но чаще всего эти произведения нетрудно разбить на естественно выделяющиеся стихотворные строки, или же соразмерные отрезки ритмической прозы.

Важно иметь в виду, что собственно художественные произведения древнерусской словесности создавались не столько для чтения, сколько для исполнения вслух. Запись текста выступала как своего рода ноты, по которым воссоздавалось реальное, то есть звучащее, бытие произведения. Иначе и невозможно объяснить ритмическую природу древнерусских повествований: ведь при чтении глазами она, в сущности, незаметна.

Явно для устного произведения предназначены, например, произведения крупнейшего русского художника слова эпохи Андрея Рублева (XV век) Епифания, прозванного Премудрым. Воспевая одного из своих героев, русского миссионера Стефана, создавшего письменность для Пермской земли (то есть для коми-зырян), Епифаний предается, по его собственному определению, "плетению слов", стремясь сделать речь "устроенной, ухищренной, удобренной, совершенной". Он обращается к Стефану:

...Аз многогрешный

И неразумный

Последуя словесем

Похвалении твоих,

Слово плетущи

И слово плодящи

И словом почтити мнящи,

И от словесе похваление собирая,

И приобретая,

И приплетая,

Паки глаголя:

- Что еще тя нареку,

Вожа заблудшим,

Обретателя погибшим...

Поганым спасителя,

Бесам проклинателя,

Кумирам потребителя,

Идолам попирателя,

Богу служителя,

Мудрости рачителя,

Целомудрия делателя,

Правде творителя,

Книгам сказателя,

Грамоте Пермьстей списателя...37

Конечно, с современной точки зрения эти стихи недостаточно стройны и примитивны по характеру своих рифм. Но все же это стихи, и по-своему они замечательны. Прочтите их вслух: какая завораживающая сила и энергия слышится в них! Можно ясно представить себе, какое сильное воздействие оказывали они на русских людей XV века, раздаваясь под гулкими сводами московских соборов:

Поганым спасителя!

Бесам проклинателя!

Кумирам потребителя!

Идолам попирателя!

Правде творителя!

Книгам сказателя!

Грамоте Пермьстей списателя!

Эта "устроенная" перекличка слов напоминает торжественный перезвон колоколов...

К сожалению, до сих пор во многих соответствующих пособиях историю русского стиха ведут, лишь начиная с XVII с века (когда появились ничуть не более "стройные", чем строфы Епифания, силлабические вирши) или даже с XVIII века, с творчества Тредиаковского и Ломоносова. Древнерусское же словесное искусство относят к прозе.

Между тем в прозе создавались тогда лишь словесные произведения, не имеющие непосредственно художественных целей. Еще Кирилл Туровский, выдающийся русский мыслитель и поэт XII века, разделил всех пишущих на два рода: "Историки и витии, то есть летописцы и песне творцы", - говорит он в одном из своих "слов". "Песнетворец" - это и есть древнерусское название поэта.