Порода убийц

Внимание приковывали стены: они сплошь были покрыты рисунками – от пола до потолка, от угла до угла – все свободное пространство, каждый кусочек был расписан. Здесь были рисунок скачущей на коне смерти в стиле Коэна; образы жертв войны, написанные под впечатлением от работ Дикса и Герга; рушащиеся города в желтых и красных тонах на фоне пейзажей из Апокалипсиса Мейднера. Они частично перекрывали друг друга, сливаясь по краям в синее и зеленое там, где краски смешивались между собой. Образы, взятые у одного художника, перекликались с работами другого, часто они выпадали из общего контекста, но все вместе были частичками одного огромного полотна и единого образа. Один из демонов Герга падал на толпы, бегущие из гибнущего города Мейднера, лошадь Коэна бродила среди тел на поле битвы Дикса.

Не удивительно, что его детки стали выродками.

Вторая комната была украшена точно так же, но на сей раз образы заимствовались у средневековых авторов, их выписали более тщательно и витиевато. Эта комната была больше соседней, пол в ней покрывал линолеум. Здесь стояли две простые кровати, разделенные деревянной перегородкой из реек. Старые книжные шкафы были набиты книгами и журналами; два гардероба, небольшой душ и туалет в углу комнаты отделяла стеклянная выдвигающаяся дверь. Единственным источником света в комнате оказалась стоящая на столе прикроватная лампа. Рядом с собой я увидел картонные коробки с женской одеждой и открытый чемодан с мужскими костюмами и жилетами. Вся одежда выглядела устаревшей и давно вышедшей из моды. Простыни были сняты с постелей и связаны в узлы. В углу стоял пылесос, а пылесборник, вынутый из него, лежал рядом на полу. Все говорило о том, что обитатели бункера собирались переезжать.

В третью комнату вела полуоткрытая дверь. Я остановился, услышав доносившийся оттуда, звук, похожий на звяканье кандалов, и в тот же момент почувствовал запах крови. Снова раздался звук скрежета металла о металл. Я распахнул дверь ногой и отскочил в сторону, прижавшись к стене, в ожидании выстрелов. Никто не стрелял. Я выждал несколько секунд и заглянул внутрь.

Внутри на каменном полу был установлен на четырех тонких подпорках мясницкий прилавок. По краям виднелись остатки засохшей крови. Сзади, у дальней стены, стоял металлический разделочный стол с мойкой и дренажной трубой, ведущей к металлическому контейнеру. На столе были разложены хирургические инструменты, некоторые довольно редкие. Я заметил медицинскую пилу, два скальпеля, перемазанные кровью. На стене висел мясницкий нож. Вся комната провоняла мясом.

Только войдя внутрь, я заметил Эйнджела. Он был голым. Его руки сковали наручники, закрепленные на металлическом рельсе, располагавшемся над стальной ванной. Он наполовину стоял, с согнутыми коленями, в ванне, стенки которой были коричневыми от засохших слоев крови. Его тело раскачивалось передо мной, а рот был заклеен. Торс Эйнджела покрывала смесь крови с потом, а глаза были полуоткрыты. Они совсем закрылись, когда я подошел ближе, и он издал звук похожий на мычание. Лицо было сплошным кровоподтеком; длинная рана, видимо ножевое ранение, тянулась по правой ноге. Его оставили истекать кровью.

Я уже был готов зайти со спины, чтобы поддержать его перед тем, как освобожу его руки, когда сдавленный звук поднялся до визга. Я отступил назад и слегка повернул его тело. Лоскут кожи, квадрат со стороной в 30 сантиметров, был вырезан из его спины, и обнажившееся красное мясо пульсировало на месте среза. Кровь стекала и засыхала вокруг его ног. Пока я стоял, уставившись на это, нога Эйнджела задергалась, и он всхлипнул. Я нашел ключи от наручников – они висели на крючке, – затем обхватил его за талию и снял, он всей своей массой осел у меня на руках, когда я вытащил его из ванны и опустил на колени на пол. Я как можно аккуратнее снял ленту с его рта, затем взял с полки пластиковую мензурку и налил в нее воды из-под крана. Вода, смывая кровь, по спирали устремилась вниз, в сток. Эйнджел схватил чашку и стал лихорадочно пить воду, разбрызгивая ее себе на шею и грудь.

– Дай мне штаны, – это были его первые слова.

– Кто это сделал, Эйнджи?

– Дай. Мне. Мои. Чертовы. Штаны. Пожалуйста.

Его одежда кучей лежала возле ванны. Я нашел хлопковые брюки, затем помог ему натянуть их – для этого Эйнджел уселся на пол, поддерживая себя, как мог, дрожащими руками и, стараясь не прислоняться спиной к стене.

– Старик, – прохрипел он, когда мы натянули брюки до талии. Они сразу же пропитались кровью из раны на его ноге, красное пятно выступило на них. Всякий раз, когда Эйнджел совершал какое-то движение, его лицо искажалось от боли, и ему приходилось закусывать губы, чтобы не кричать. – Я слышал выстрелы снаружи, но, когда я поднял голову, он уже взошел по лестнице наверх и исчез из вида. Он оставил духовку открытой. Возможно, мне понадобится то, что лежит внутри.

Он указал пальцем куда-то позади меня. Там, у стены, стояла стальная печка с термометром на крышке. Тонкий обрывок того, что можно было бы считать бумагой, если допустить, что бумага может кровоточить, был помещен внутрь. Я выключил сушку и откинул крышку, затем захлопнул дверцу ногой.

– Ты встретил остальных двоих?

Я кивнул.

– Они его дети, Берд.

– Знаю.

– Что за гребаная семейка! – он почти улыбался. – Ты убил их?

– Надеюсь.

– Что это значит?

– Женщина застрелена. А милейшего мистера Падда я скормил его домашним животным.

Я оставил Эйнджела и вышел к тому месту, откуда лестница вела вверх из небольшой прихожей в задней части комнаты. Слева от первого лестничного марша располагалась комната с кроватью и крестом, свисающим с потолка. Стены здесь были заставлены полками, которые прогнулись под тяжестью книг. Некоторые фолианты уже были сняты с полок при подготовке к побегу, но многие еще оставались на стеллажах. Появление Эйнджела, видимо, вынудило Фолкнера пересмотреть приоритеты. Я сомневаюсь, что прежде ему удавалось экспериментировать на живых объектах, и он с особой радостью прирожденного палача отдался мучительству, забросив на время художественное творчество. У стены стоял длинный стол со скамьей, на нем в металлической подставке были размещены чернила, тушь, ручки, ножи и перья, к которым некоторое время не прикасались. В нише напротив ванной комнаты гудел генератор.

Когда я вернулся обратно в разделочный цех Фолкнера, Эйнджел уже стоял, пошатываясь, у стены, опираясь об нее руками и слегка приподняв раненую ногу. Его спина не переставала кровоточить, и сознание держалось в нем нетвердо.

– Придется потерпеть, Эйнджи.

Он кивнул. Я перебросил его левую руку через плечо, затем осторожно обнял его за талию. Медленно, испытывая мучительную боль, которая искажала черты лица, Эйнджел направился вдоль каменной стены к ступенькам. Он был уже почти наверху, когда потерял равновесие, поскользнувшись, и ударился спиной о стену – на ней остался яркий алый след. От боли Эйнджел потерял сознание, и мне пришлось тащить его всю остальную часть пути. Лестница заканчивалась чем-то наподобие алькова, стальная дверь которого была широко раскрыта. Кусок тонкого пластика валялся возле нее, и ветер шевелил его. Рядом с ним лежали что-то завернутое в рулон и обрывок рулона, испачканный изнутри кровью. Показалась часть лица Воизина: пули Эйнджела попали в него, лишив Падда ценного сообщника, – вот почему еще он был так зол на моего друга.

Эйнджел пришел в себя, когда я уложил его на пол вниз лицом. Я достал пистолет 38-го калибра и буквально вложил оружие ему в руку.

– Ты убил Воизина, перед тем как они схватили тебя?

Его взгляд с трудом сфокусировался на мне.

– Ну, да. Могу я помочиться на его могилке?

– С моими-то связями – без проблем.

– Куда ты направляешься?

– На поиски Фолкнера.

– Найдешь – передай привет, перед тем как убьешь его.

Дождь лил беспрестанно, превращая землю в болото, когда я осторожно ступил на траву. Где-то в пятидесяти футах от меня все еще лежала женщина и со стороны паучьей фермы мистера Падда не раздавалось ни единого звука. Маяк находился у меня за спиной, а передо мной зеленая лужайка спускалась по склону к лодочному сараю. Здесь, в небольшой закрытой бухте, был построен маленький причал для лодок. Дверь в лодочный сарай оказалась открыта, лодка качалась на волнах в конце бетонного пандуса. Это была небольшая моторная лодка «Кейп-Крафт» с мотором, вынесенным за борт. Фигура преподобного застыла на борту: он заливал топливо в мотор. Дождь стекал по голому черепу, по длинным седым волосам, прилипшим к лицу и плечам, черному плащу и черным кожаным ботинкам. Эта тварь, видимо, почувствовала мое приближение, потому что он взглянул вверх, заткнул пробку на канистре и прервал свое занятие.