Грядущая раса

Ко времени рассказанного много исторического эпизода, Ана относят некоторые изменения в отношениях между супругами, к большой выгоде мужчины... Страх перед разводом, или появлением второй жены, много способствовал к укрощению агрессивных поползновений Джай-и, несмотря на все их умственное и физическое превосходство; что же касается до Ана, то будучи во многом рабом обычая, он мало обнаруживает склонности (разве уж доведенный до крайности) к рисковой замене неизвестным новым того знакомого лица и нрава, со всеми недостатками которых уже примирила его привычка. Но одну из своих привилегий Джай-и отстояли во всей ее неприкосновенности; и может быть, стремление к достижению такого преимущества, составляет скрытый мотив деятельности многих и из наших защитниц женских прав. Они пользуются правом инициативы в любовных объяснениях, или другими словами, здесь женщины ухаживают за понравившимся им мужчиной, а не обратно. Такого феномена, как старая дева, не существует между Джай-и. Такие случаи, чтобы женщина не соединилась с понравившимся ей мужчиной, бывают очень редко. Доводы, которые они приводят в пользу обратной постановки существующих у нас на земле отношений между полами, не лишены основательности, и они высказывают их с поразительною искренностью. Они говорят, что женщина, до своей природе, более проникнута чувством любви, чем мужчина, что последняя преобладает в ее сердце и составляет необходимый элемент ее счастья и что поэтому первый шаг должен принадлежать ей; тем более что мужчина в этом случае бывает нерешителен, часто колеблется, иногда даже предпочитает в своем эгоизме одиночество. Одним словом, на его долю в этом деле выпадает пассивная роль. Они прибавляют, что если только Гай не удастся соединиться с предметом ее склонности, то она уже никогда не может быть счастлива с другим, что при этом она делается хуже и прирожденные качества ее сердца не получают должного развития; тогда как Ан представляется менее постоянным в своей привязанности; что если ему не удастся соединиться с избранной им Гай, он легко утешается с другой. И если только найдет в ней любящую и заботящуюся об его покое и удобствах жизни подругу, то скоро забывает о своей первой любви.

Какие бы возражения ни вызывали такие доводы, во всяком случае, мужчина при подобной системе остается в выигрыше; раз убежденный в искренности любви своей будущей подруги и что всякая напускная холодность с его стороны только усилит ее, ему почти всегда удается обставить свой будущий союз такими условиями, при которых становится возможным мирное, если и не блаженное, совместное существование. У каждого отдельного Ана есть свои слабости, привычки и склонности, и он выговаривает при этом полное подчинение им. Увлеченная своею любовью, Гай охотно дает такое обещание, и так как уважение к правде составляет одну из характерных особенностей этого удивительного народа, то раз данное слово свято потом исполняется самою ветреною из Джай-и. Итак, не смотря на все предоставленные им в принципе права, Джай-и представляются мне самыми любящими, кроткими и покорными женами. Между ними даже существует афоризм, что «если Гай полюбила, то покорность составляет ее счастье». До сих пор я только говорил об отношениях двух полов в брачной жизни; но это общество достигло такого нравственного совершенства, что всякое незаконное сожительство представляется у них невозможным явлением.

XI

Ничто так не смущало меня в моих попытках согласить возможность существования близких к нам до своей природе живых существ в этих подземных пространствах, как явное, обнаружившееся при этом, противоречие с общепринятым учением геологов. А именно: хотя солнце и представляет наш главный источник теплоты, но чем ниже мы опускаемся под поверхность коры земной, тем выше становится температура; так что с глубины пяти – десяти футов, она возрастает в размере одного градуса на каждый пройденный фут. Хотя владения племени, о котором я говорю, были на сравнительно небольшой глубине от поверхности, так что я мог еще допустить существо температуры, пригодной для органической жизни; и таким образом объяснить умеренную температуру их долин и горных проходов, которую можно было приравнять к Южной Франции, или к Италии. А по всем полученным мною сведениям, обширные территории, на громадной глубине под поверхностью земли, где, кажется, могли существовать только одни саламандры, были обитаемы бесчисленными расами живых существ, сходных с нами по организации. Я не беру на себя объяснение этого факта, настолько противоречащего всем признанным законам науки; Зи также не могла пособить мне в разрешении этой задачи. Она высказывала только догадку, что нашими учеными недостаточно была принята во внимание чрезвычайная пористость внутренности земли и те громадные внутренние пустоты, пещеры и расщелины, способствовавшие к образованию подземных воздушных токов и ветров, по которым распространялся внутренний жар, частью обращаясь в пары, и таким образом постепенно понижаясь в температуре. Она допускала, что на известной глубине существовала температура, не допускавшая органической жизни в том виде, как она была известна жителям Вриль-я. Хотя их ученые верят, что даже в таких местах, если бы только была возможность в них проникнуть, они нашли бы во множестве особые формы сознательной духовной жизни. «Где бы ни созидал Всеблагой, сказала она, там, наверное, существует жизнь. Он не допускает пустых жилищ». Она прибавила, однако, что, благодаря применению силы вриля, им удалось во многих отношениях изменить климат их страны. Далее она сообщила мне о существовании особой животворной эфирной среды, которую она назвала Лай (подходящей к эфирному кислороду Д-ра Люинса), и в которой действуют все разнообразные проявления одной силы, известной у них под названием вриля. Она также утверждала, что везде, где только возможно было достигнуть достаточного расширения этой среды, для благоприятного действия вриля, во всем разнообразии его сил, там можно было установить температуру, обеспечивающую существование высших форм жизни. По ее словам, их естествоиспытатели были того мнения, что цветы и растительность (из семян, попавших сюда во время тех ранних переворотов, которым подвергалась земля; а также частью занесенных первыми переселенцами, искавшими в подземных пещерах спасения от потопа), развились здесь под влиянием постоянного света и постепенных усовершенствований в культуре; с тех пор как вриль заменил все другие светила, окраска цветов и листвы сделалась ярче и растительность стала развиваться роскошнее.

Оставляя все эти вопросы на разрешение лиц более меня компетентных в этом деле, я должен теперь посвятить несколько страниц весьма интересному языку народа Вриль-я.

XII

Язык Вриль-я [5] особенно интересен, потому что, как мне кажется, он представляет ясные следы трех главных переходных стадий, через которые должен проходить каждый язык, пока он достигнет известного совершенства формы.

Один из знаменитейших новейших филологов, Макс Мюллер, в своих доводах о сходстве между стратификациею языка и наслоением горных пород, приводит следующий основной принцип: «ни один язык не может сделаться инфлекционным, пока он не прошел через два промежуточных слоя – ассимилирующий, или склеивающий (agglutinative) и изолирующий (isolative). Ни один язык не может достигнуть ассимилирующего слоя без того, чтобы он не держался своими корнями за нижний, изолирующий слой» (Макс Мюллер «О стратификации языка» – «On the stratification of language» – стр. 20).

По сравнению с китайским, лучшим из существующих типов языка в его периоде или слое изоляции, «этой точной фотографии человека, только что начинающего ходить, впервые пробующего мышцы своего ума, часто падающего и приходящего в такой восторг от своих первых попыток, что он беспрестанно повторяет их» (как говорит Макс Мюллер в своей книге), мы видим в языке Вриль-я, еще удерживающегося своими корнями за нижний слой, все признаки его первоначальной изоляции. В нем множество односложных слов, составляющих основание языка. Переход в ассимилирующую форму отмечает эпоху, продолжавшуюся целые века, от писаной литературы которой сохранились только кое-какие отрывки символической идеологии и несколько кратких изречений, перешедших в народные поговорки. С существующей литературой Вриль-я начинает инфлекционный слой или период. Без сомнения, перед этим действовали и какие-нибудь другие сильные влияния: поглощение разных племен одною господствующею расою, появление какого-нибудь великого литературного произведения, способствовавшие к установлению известных определенных форм в языке. По мере преобладания инфлекционного периода над ассимилирующим, мы ясно видим, как первоначальные корни обнаруживаются из скрывавшего их доселе нижнего наслоения. В старых отрывках и поговорках предыдущей стадии, односложные, представляющие собою эти корни, пропадают в многосложных словах невероятной длины, которые состоят в целых неразрывно связанных фразах. Но когда инфлекционная форма языка настолько подвинулась вперед, что уже появились ученые и грамматики, все они, по-видимому, соединились в общей борьбе с этими многосложными чудовищами, пожиравшими первоначальные формы, и истребили их. Слова, состоявшие более чем из трех слогов, теперь признавались варварскими, и по мере упрощения языка, он приобретал большую красоту, силу и ясность. Перестановкою одной буквы, они теперь придают самые разнообразные значения одному и тому же слову, для чего наши цивилизованные нации должны прибегать к длинным словам или целым фразам. Привожу несколько примеров. Ан (человек), Ана (люди); буква с имеет у них собирательное значение; так – Сана обозначает род или племя, а Анса – множество людей. Префикс известных букв их алфавита всегда обозначает усложненное значение слова. Например, звук Гл (представляемый у них одною буквою) приставленный вначале слова, обозначает собрание или союз однородных, а иногда и разнородных предметов. Так оон – значит дом; глоон – город. Ата – горесть; Глата – общественное бедствие, Аран – здоровье или благополучие человека; Глауран – общественное благо; и постоянно употребляемое ими слово А-Глауран, выражающее их, так сказать, политическую заповедь, значит в переводе «основание общества – всеобщее благо».

5

Переводчик позволил, себе сократить эту главу, которая, при всем своем остроумии и даже эрудиции, представляет чисто филологический интерес. Книжку эту, как известно, Бульвер посвятил знаменитому филологу-мыслителю Максу Мюллеру (прим. перев.).