Возрождение Завета

– Я не хотел вспоминать, как он погиб, но этого никогда не случилось бы, не будь твой народ настолько задавлен, что убийство – единственный оставленный ему способ выразить свое мнение.

У Виктора отвисла челюсть. Он отказывался верить, что мертв. Он знал, как называется то, что с ним сейчас происходит: «предсмертные видения»; но знал также, что ученые считают такие вещи полетом воображения. Свет в пустоте – это отказ органов чувств, отчего остается лишь точечное окошко в мир.

Все это у меня в голове.

Такаши посмотрел на него в упор.

– Нет, Виктор, это все на самом деле. Будь это не так, не будь ты мертв, мы бы не знали, о чем ты думаешь.

Виктор нахмурился.

– Раз это все – мое воображение, то вы вполне можете знать, о чем я думаю, – это я вообразил вашу способность читать мои мысли.

Ханс улыбнулся:

ѕ Я всегда говорил, что он умен.

– И это еще одна причина, почему он решит пойти со мной. – Такаши протянул руку к Виктору. – Ты показал себя настоящим воином. Ты знал великие победы и великие поражения, но всегда стремился к новым высотам, через новые барьеры. И это то, что делает тебя самураем.

– Чушь, Такаши, – это делает его Дэвионом – Ханс тоже протянул руку к Виктору. – Идем со мной, сын. Доверься мне, я знаю, что для тебя лучше. Следуй за мной – и увидишь сам.

– Нет.

– Нет? – поразился Ханс.

– Он идет со мной! – просиял Такаши.

– Нет! – тряхнул головой Виктор. – Ни с кем из вас я не пойду.

Ханс сложил руки на груди:

– Одному тебе здесь не пройти.

Такаши согласно кивнул:

– Это не разрешено, никак не разрешено.

– Тогда я вернусь туда, где сам могу прокладывать себе путь.

Оба его собеседника рассмеялись, Ханс ласково улыбнулся.

– Сын, у тебя очень небольшой выбор путей. Ты всю жизнь шел путем Дэвиона, теперь немножко позаигрывал с путем Куриты. Другого выбора у тебя нет.

– Этого не может быть.

– Это так и есть, – улыбнулся Такаши.

Виктор, пораженный их согласием, прижал руку к горлу. Хотя он был наг, рука ощутила прохладную гладкость нефритовой подвески, которую подарил ему Кай.

Сун Ху-цзу. Кай подарил его мне как напоминание: всегда быть самим собой.

Виктор улыбнулся, увидев недовольную гримасу отца.

И я всегда должен быть самим собой.

Он откинул голову назад и засмеялся.

– Всю мою жизнь я держался установленных тобой правил, отец. Много раз говорил я людям, что превзошел бы тебя, если бы они только мне дали, но не люди держали меня. Ты меня держал, отец.

Глаза Ханса сверкнули гневом.

– Я никогда не держал тебя!

– Не ты, но твой образ. – Виктор молящим жестом вытянул руки к отцу. – Ты был мне хорошим отцом, лучше я и желать не мог, но ты страшил меня и подавлял, сильно подавлял. Я в сравнении с тобой – ничто, но лишь потому, что время мое другое, и задачи у меня другие. И каждый раз, когда я собирался сделать что-нибудь, что превзойдет твои деяния, затмит их, я колебался, потому что превзойти тебя – значит принизить твой образ. Когда я вырастал, когда отодвигался от тебя все дальше по времени, по опыту пережитого, все меньше и меньше становилось тебя в моей жизни, а я никогда не хотел тебя терять.

Виктор повернулся к Такаши Курите;

– И то же было с тобой. Ты был неумолимым, неодолимым врагом. Ты был проклятием моего отца, но я не успел испытать себя в борьбе с тобой, потому что ты умер! Твоя смерть ограбила меня, лишила возможности доказать, что я равен тебе и даже превосхожу тебя. Теперь, узнав твоего сына и внука, узнав твою внучку, я стал сильнее и лучше, но ты остался присутствовать, твой призрак выступает из всех стен. Всегда остается вопрос, одобрил бы ты или нет то, что я сделал, что сделал твой сын и твои внуки, и ответа на этот вопрос не будет никогда.

Такаши презрительно отмахнулся от этих слов.

– Твой страх потери, твое желание знать, что мы могли бы подумать, – вот что держит тебя. Трудность не в нас, она в тебе.

– О, с этим я соглашусь, ибо я знаю, почему вижу вас такими, как сейчас. – Виктор показал на отца. – Ты – Ханс Дэвион из легенд, человек, который отхватил половину Конфедерации Капеллы как свадебный подарок для своей невесты. А ты, Такаши Курита, ты – образ на своем надгробье. Ты в том возрасте, когда наследовал своему убитому отцу и начал реформы, чтобы облегчить бремя страданий своего народа. Вы оба здесь в виде тех легенд, которыми вы стали. И я тоже на этом пути. Да, теперь я понял, дело не во мне и не в том, кто я есть. Я – это я, и так оно останется до моей смерти. Через пять, десять, пятнадцать или пятьдесят лет никто не будет знать истинного меня, или тебя, или тебя. Забудется, какие мы были, и будут помнить и судить лишь то, что мы сделали. Оттого, что я жил, – лучше или хуже стала Внутренняя Сфера? Мне хочется думать, что она станет лучше, но для этого я еще многое должен сделать. – Виктор сжал кулаки: – Вот почему я не пойду ни с кем из вас. Я возвращаюсь. Я не стану умирать.

Ханс коротко рассмеялся:

– Это ты хорошо сказал, но ты не знаешь пути обратно.

Виктор снова коснулся нефритового божка.

– Я – нет, но он знает.

Тут рассмеялся Такаши:

– Эта штука тебе не поможет.

– Еще как поможет. – Виктор потер божка и ощутил, что от камня исходит тепло. Обезьянка выросла, отпустила кожаный ремешок, на котором висела у Виктора на шее. – Понимаешь, раз все это – в моем воображении, я могу вообразить, что Сун Ху-цзу меня отсюда выведет. А если я действительно в царстве сверхъестественного и стою у врат смерти – что ж, он обманул Йен-ло-ванга и освободил его народ от власти Царя Мертвых. Так что я и здесь не прогадываю.

Такаши угрюмо кивнул Хансу:

– А он и в самом деле умен.

– Ему это пригодится.

Виктор улыбнулся и взял нефритовую обезьянку за руку.

– Я не могу и не буду беспокоиться о том, что вы подумаете или что скажут другие о моих делах. Я должен остаться верен себе и верен тому, что считаю правильным. Поступить иначе – значит отступиться от самого себя, а это я решительно отказываюсь делать.

Кай Аллард-Ляо поднял глаза на Виктора. Шея затекла от спанья в кресле, но от более удобного ложа он отказался. Он не хотел покидать Виктора.