Страница 32 из 43
Вот это самое социальное равенство, которое почему-то всегда создается за счет разрушения хорошего, а не за счет улучшения плохого. Я не знаю почему. Видимо, так проще. Ломать - не строить. Ведь если у вас хороший дом, а у соседа - плохой, то для достижения равенства легче испортить ваш, чем улучшить соседский. Если у вас больше денег, чем у ближнего, то проще разорить вас, чем обогатить ближнего. Скажите, я преувеличиваю? Ничуть. Вот, например, в Англии есть частное образование, которое считается хорошим, и государственное, которое считается плохим. Что нам предлагают специалисты? Конечно же, ликвидировать хорошее. Пусть лучше никому, чем кому-то. Это ведь тоже равенство. Так оно, в конце концов, и достигается во всех социалистических странах - за счет всеобщей, равномерной нищеты.
В начале нашего века "передовая идея" заключалась в развитии техники, промышленности, науки и была неотделима от понятия прогресса, гуманизма и социализма. Тот, кто считал, что слишком опасно нарушать природное равновесие, разумеется, являлся реакционером и врагом человечества. Сейчас, более полувека спустя, "передовая идея" против технического прогресса и промышленности, за естественность, сохранение окружающей среды - и опять почему-то неотделима от гуманизма и социализма. Вряд ли хоть кто-нибудь среди толп молодежи, штурмующих атомные электростанции во имя социализма, догадывается, что вера в природное равновесие абсолютно несовместима с этой идеей, что эта идея целиком противоестественная, построенная на вере в способность человека искусственно перестроить мир, как бы исправить несовершенство природы.
Скажем, в СССР, где все понимается буквально и воплощается на практике, переделка природы стала одной из основ построения социализма. Едва ли осталась хоть одна крупная река, у которой бы не изменили течения, не построили плотину или искусственное море, а понятие классовой борьбы и защиты угнетенных перенесли даже на диких зверей. Волк, например, хищник, вроде капиталиста, угнетающий зайцев, оленей, и т. п. Значит, бей его! Однако, истребивши волков, вдруг обнаружили, что и зайцы с оленями стали дохнуть в угрожающих размерах. Проведенное исследование показало, что волк, оказывается, "санитар леса", уничтожающий лишь больных, слабых, нежизнеспособных животных, предотвращая этим эпизоотии и вырождение. Пришлось искусственно разводить волков, чтобы предотвратить умирание их жертв. Все в природе оказалось нужным, даже бедствия. В Америке, например, одна разновидность птиц может плодиться только на местах бывших лесных пожарищ. Но вот благодаря эффективному контролю число лесных пожаров сократилось, и птица стала вымирать. Пришлось устраивать пожары, чтобы спасти ее.
Так почему же мы один принцип применяем к природе, другой - к человеческому обществу и все это вместе именуем социализмом? Почему мы считаем нужным оберегать природное равновесие и разрушать социальное с уверенностью, что в обоих случаях поступаем гуманно? И почему бы нам, прежде чем злобиться на материальные ценности, штурмовать электростанции и кричать о несправедливости, не подумать хоть немножечко? Ведь, как уверяют математики, и неравенство может быть справедливым.
Не знаю, быть может, мы, пожившие при социализме, обжегшись на молоке, дуем на воду. Быть может, действительно здешний социализм какой-то другой и результаты у него будут другие. Только, отмечая постоянно зловещее сходство людей, заблуждений, попыток, мы испытываем чувство нарастающего беспокойства. Ведь все то, что грезится здешним специалистам новинкой, новой, прогрессивной идеей, уже пробовалось в России. И если от того впоследствии отказались, то это произошло не из-за извращений социализма, как здесь считают, а из-за того, что "новинки" оказались абсолютно нежизнеспособными. Полувековой жестокий эксперимент не переделал человеческой природы. Теперь уж и наука соглашается, что "бытие определяет сознание" только процентов на 25.
Я далек от мысли отрицать саму проблему. Действительно, неограниченная конкуренция неизбежно приводит к крайностям, которых цивилизация потерпеть не может. Борьба за существование, конечно, приводит к отбору наиболее приспособленных, но вот беда, что же будет с неприспособленными? С другой стороны, искусственное социальное выравнивание приводит к вырождению. Оно как бы толкает к паразитизму. В нынешней западной жизни все располагает к этому. Гораздо легче теперь жить на пособия, целиком завися от государства. Но как только человек пытается стать на ноги, обрести независимость, все начинает работать против него. Тысячеголовое чудовище государства тут же начинает гнаться за ним, как за преступником, грабя его на каждом повороте, и не успокоится, пока опять не сделает его зависимым. Роль нашего КГБ осуществляется здесь отчасти гигантским аппаратом фискального ведомства, с которым всякий самостоятельно зарабатывающий человек находится в состоянии перманентной войны. Дело тут уже не в деньгах или богатстве - идет смертельная борьба человека за независимость, которую социализм не терпит.
Я, например, уверен, что, живи я в Швеции, уже давно бы сидеть мне в тюрьме. По их законам, всякая общественная организация субсидируется государством, то есть из денег налогоплательщиков. В Швеции же существует добрый десяток различных коммунистических "общественных" организаций, таким образом оплачиваемых людьми, ничего общего не имеющими с коммунистами. Будучи сторонником демократии, я вовсе не призываю к насильственному прекращению их деятельности. Однако одно дело - терпеть их существование как неизбежное при демократии зло, другое - оплачивать их деятельность из своего кармана. Этого я не стал бы делать даже под страхом смертной казни. Принцип моей жизни- неучастие в зле, для меня очевидном. За этот принцип я отсидел 12 лет в СССР и, боюсь, не вылезал бы из тюрем в Швеции.
Строго говоря, чтобы избежать насилия над совестью, государство должно бы предоставлять каждому список общественных расходов, на которое оно собирает налоги, а человек должен иметь право выбирать, на что он их дает, а на что нет. Спрятавшись в анонимность, шикарно именующуюся "общим благом", социализм стремится сделать нас безответственными паразитами или поставить вне закона. Здесь это происходит лишь медленнее, незаметнее, а потому опаснее, чем в СССР.
Социализм - модная идея, имеющая мало смысла. Людям просто хочется, чтобы хорошее и недостижимое именовалось этим словом. Теперь даже стали говорить, что-де первые христиане тоже были социалистами - они же выступали за равенство. Не знаю. Меня ссылка на христианство как-то мало убеждает. Если одна утопия ищет и находит подтверждение в другой, это не делает ее более правильной. К тому же, как говорит один мой друг, сходство это чисто поверхностное: христиане ведь предлагали делить свое и добровольно, а социалисты - чужое и принудительно. Ну а добровольно можно делиться безо всякого социализма. Для этого и бюрократии не нужно, и мир был бы куда добрее.
В сущности, я никогда не мог до конца понять социалистов. Верить в то, что люди равны (или хотя бы желали равенства), может лишь человек, живущий фантазиями, а не реальным наблюдением людей. Ведь даже однояйцевые близнецы, вместе выросшие и воспитавшиеся, равны не абсолютно. Да и зачем это? Разве интересно жить в мире одинаковых людей? И почему обязательно так болезненно реагировать на неравенство материальное? Откуда у социалистов столько меркантильности? Ведь большинство их - интеллигенты, живущие в мире идей, а не вещей. Их теория удивительно непоследовательна: с одной стороны, они вечно критикуют потребительство, материализм и корыстность, с другой именно этот аспект жизни волнует их больше всего, именно в потребительстве им хочется установить равенство. Неужели они верят, что, если каждому выдавать по равной пайке хлеба, все сделаются братьями? Братьями людей делают общие страдания и общие надежды, взаимопомощь и взаимоуважение, признание личности друг в друге. Неужели могут стать братьями люди, ревниво считающие доходы друг друга и завистливо провожающие взглядом каждый кусок, проглоченный соседом? Нет, не хотел бы я иметь братом социалиста.