Священная охота

— Нет. — Ингри повторил собственные слова Венсела: — Из присутствующих лишь двое могли совершить необходимые действия, и я точно знал, что я тут ни при чём. Значит… — Помолчав, он добавил: — Мне нужно узнать, каким образом ты наложил заклятие. Подозреваю, что с помощью некромантии.

Венсел долго молчал, словно взвешивая многие возможности.

— В определённом смысле, — со вздохом, словно придя к нелёгкому решению, ответил он. — Не стану называть это ошибкой, потому что если бы мой замысел удался, он неизмеримо облегчил бы мне жизнь. Назову это неудачным ходом — из-за непредвиденных последствий. Хочу только подчеркнуть: я не играю против тебя.

— Против кого же ты тогда играешь? — Ингри оттолкнулся от стены и начал кружить по комнате. — Сначала я думал, что всё дело в политике.

— Не напрямую.

Ингри решительно отказался обращать внимание на холодный комок в животе, на гул в ушах, на собственную растерянность.

— Что на самом деле здесь происходит, Венсел?

— А как ты думаешь?

— Думаю, ты готов на всё, чтобы защитить свои секреты.

Венсел склонил голову к плечу.

— Когда-то так и было. Хотя, — тихо добавил он, — теперь это уже недолго будет играть роль.

Ингри чувствовал себя сжавшейся пружиной. Его рука поглаживала рукоять кинжала. Этот жест не остался незамеченным Венселом.

— Что, если я освобожу твою душу? — так же тихо проговорил Ингри. — Каковы бы ни были твои силы, сомневаюсь, что они сохранятся, если я отрежу тебе голову и швырну её в Сторк.

По крайней мере Венсел соблаговолил принять угрозу всерьёз: он стоял совершенно неподвижно.

— Ты даже и представить себе не можешь, как будешь жалеть о подобном поступке. Если ты стремишься избавиться от меня, то это был бы совершенно неподходящий способ, мой наследник.

Ингри растерянно моргнул.

— Я не наследник главы клана Хорсривер.

— Что касается титула и владений — нет. По законам же Древнего Вилда племянник — следующий ближайший родственник после сына. И поскольку, похоже, моё бессильное тело не способно дать Фаре сына, ты — наследник моей крови, если будешь в живых, когда я в следующий раз умру. Это не мой выбор, и он меня не радует, пойми. Так действует магия.

Разговор повернул слишком неожиданно и в совершенно непредвиденном направлении: Венсел ответил на удар Ингри мощной контратакой; несомненно, именно поэтому Ингри чувствовал себя так, словно висит вниз головой над пропастью, ничего перед собой не видя. Рука его соскользнула с рукояти кинжала.

— В следующий раз умрёшь?

— Помнишь, я рассказывал тебе, как создавались духи животных для шаманов, благодаря накоплению одной жизни за другой, одной смерти за другой? Что-то подобное было проделано и с человеческими душами. Один раз.

— О боги, Венсел, это что, ещё одна из твоих страшилок?

— Эта страшилка не даст тебе уснуть ночью, обещаю. — Венсел сделал глубокий вдох. — На протяжении шестнадцати поколений моя душа передавалась от отца к сыну, кроме тех случаев, когда она переходила от брата к брату. Это ужасное наследство, Ингри. Смерть плоти не освободит меня из мира материи, она только отправит меня в тело следующего мужчины моей крови. В настоящий момент это твоё тело. Моя кровь передалась тебе и со стороны матери, и со стороны отца, хоть непутёвый клан Волфклифов и подарил тебе твою знаменитую угрюмость. — Венсел поморщился.

Ингри с ужасом представил себе: не великое священное животное, а такой же человек… И если духи, нагромождённые в теле одного животного, сливались и превращались в нечто сверхъестественное, каким же странным должно стать объединение человеческих душ?

— Ты часто лгал мне, Венсел. Почему я должен верить этой твоей истории?

Расхаживая по комнате, Ингри всё ближе подходил к столу, словно притягиваемый привязью. Венсел откинул голову, чтобы взглянуть на угрожающе склонившегося к нему Ингри, и его глаза сверкнули смесью чувств, показавшихся Ингри слишком странными, чтобы в них разобраться: гнев и презрение, страдание и жестокость, любопытство и враждебность.

— Хочешь, я тебе покажу? Это, пожалуй, будет подходящим наказанием твоей самонадеянности.

— Ах, Венсел, — выдохнул Ингри, — хоть раз скажи мне правду!

— Ну, раз ты просишь так настойчиво… — Венсел развернулся так, что их лица оказались на расстоянии всего нескольких дюймов друг от друга, и положил ладони на виски Ингри. — Я — последний священный король Вилда… или Древнего Вилда, чтобы отличить его от современной карикатуры.

Письменный стол не позволил Ингри отстраниться.

— Но ты говорил, что последний настоящий священный король погиб при Кровавом Поле.

— Ничего подобного… или погиб дважды — как смотреть на вещи. — Пальцы графа ласкали виски Ингри, выводя круги на потной коже. Он тихо продолжал: — Я был юношей, наследником великого рода, охотившимся на прибрежных лугах Лура ещё до того, как Аудар родился и начал пачкать пелёнки. Дартаканцы постоянно давили на наше племя, захватывали наши земли, вырубали наши леса, посылали миссионеров, которые оскверняли наши святыни, а потом солдат, которые отбивали тела миссионеров. Мой народ сражался и погибал, я видел смерть моего отца, смерть священного короля.

По мере того как Венсел говорил, перед внутренним взором Ингри представали картины, слишком яркие, чтобы быть плодом его воображения.

«Вот это — настоящий колдовской голос: заставляет меня вспомнить то, чего я никогда не видел».

Тёмные леса, зелёные долины, частоколы, окружающие деревенские дома-мазанки, горький дым, поднимающийся над соломенными крышами… Всадники в кожаных доспехах, выезжающие из ворот, отправляясь на битву, — или возвращающиеся, окровавленные и поникшие, под траурный звон оружия в холодном воздухе… Голоса измученных воинов в зимнем тумане… слова на языке, непонятном Ингри, но очень напоминающем раскатистую поэзию Джокола.

— Следующие выборы сделали меня священным королём, потому что я к тому времени был признанным вождём своего несчастного народа, и за мной следовали мои сыновья. Воины превратили меня в свой факел, и я горел для них в сгущающихся тенях. Наши сердца были горячи, но боги отвергли наши жертвы и отвернулись от нас.

Смуглый юноша, взволнованный и решительный, с магическими знаками на нагом теле, стоял на высокой ветке дуба, освещённый колеблющимся светом факелов. Его шею охватывала петля из свитой из волокон крапивы верёвки, из многочисленных порезов текла кровь. Юноша простёр руки и заговорил; его громкий голос дрожал. Потом он кинулся вниз, как мог бы нырнуть с высокой скалы в озеро… и у самой земли его полёт был остановлен рывком, сломавшим ему шею.

Веки Венсела затрепетали.

«Был ли то один из его принцев-сыновей, отправленный священным королём посланцем к богам?»

Это было похоже на то, что Ингри испытал у реки, когда его голову держали под водой до тех пор, пока ему не стало казаться, что череп его лопнет. Видения, рождённые произнесёнными шёпотом словами, текли полноводным потоком.

— Мы сделали Священное древо частью заклинания, которое должно было дать нам неуязвимость, и я, священный король, был его осью.

Поющие в ночи голоса взмывали ввысь. Деревья шелестели, словно их коснулся порыв ветра. Глубокие звуки заставили волосы Ингри зашевелиться.

— Однако мы не могли рисковать тем, что в битве нарушится преемственность власти священного короля: если бы я пал, заклинание утратило бы силу, и все, кто был им связан, в тот же миг были побеждены. Поэтому мой старший сын…

Светловолосый бородатый мужчина, на лице которого были написаны вера и напряжённое ожидание… И черты лица, и его выражение напоминали юношу на ветке дуба — не были ли они братьями или кузенами?

— …и я наложили на себя нерасторжимые узы, чтобы королевская власть, душа, живущий во мне дух коня — всё это вместе без промедления перешло бы к другому, независимо от того, где и как встретят смерть наши тела. Так должно было продолжаться, пока победа не будет нашей. — Венсел помолчал. — Теперь ты начинаешь видеть, к чему это ведёт?