Танец отражений

Пилот поднял руки и резко опустил их, словно музыкант, исполняющий крещендо. Звучный, потрясающе громкий лязг эхом отдался во всем корпусе катера. Из отсека за пилотской кабиной раздались в ответ улюлюканье и вопли. «Когда они говорят 'ныряем'», в дикой панике подумал он, «они именно это и имеют в виду». Звезды и планета за лобовым стеклом поворачивались, вызывая тошноту. Он прикрыл глаза; желудок пытался выбраться наружу через пищевод. Внезапно он сообразил, что в полной космической броне есть одно неочевидное преимущество: если обделаешься от ужаса при посадке, отводная система костюма об этом позаботится, и никто никогда не узнает.

Воздух завизжал вокруг внешнего корпуса корабля, когда они вошли в ионосферу. Привязные ремни попытались разрезать его на ломтики, словно яйцо. — Весело, а? — проорал Торн, идиотски скалясь; от торможения лицо капитана перекосилось, губы обвисли. Они направлялись прямо вниз, или, во всяком случае, туда был нацелен нос катера — хотя кресло пыталось катапультировать его в потолок кабины с силой, которой хватило бы, чтобы свернуть ему шею и размозжить череп.

— Очень надеюсь, что на пути у нас никого не окажется, — жизнерадостно заорал пилот. — Понимаете ли, ничей полетный контроль нам этот путь не расчищал!

Он вообразил себе столкновение в воздухе со здоровенным коммерческим пассажирским катером… с пятью сотнями женщин и детей на борту… огромная черно-желтая вспышка и разлетающиеся по дуге тела…

Он пересекли терминатор и вошли в сумерки. Затем в темноту, в кучевые облака… в еще большие облака… катер дрожал и ревел, как сумасшедшая труба… и по-прежнему, он мог поклясться, они нацеливались прямо вниз, хотя не знал, каким образом пилот мог сказать это в таком ревущем тумане.

Затем внезапно они оказались на высоте полета атмосферного катера, облака были выше, огни города рассыпались под ними, словно драгоценные камни по ковру. Только этот атмосферный катер падал камнем. Позвоночник его сжимался, все сильнее и сильнее. Снова жуткий скрежет, когда катер выпустил посадочные опоры. Под ними увеличивалась в размерах масса полуосвещенных зданий. Темный дворик для игр…. черт, вот оно, вот оно!! Здания вырастали вокруг них, над ними. Глухой стук — хруст — хруст. Прочное приземление, на все шесть опор. Тишина его ошеломила.

— Отлично, пошли! — Торн вскочил с места: лицо раскраснелось, глаза сверкают — была ли это жажда крови, тревога или то или другое вместе, он сказать не мог.

Он затопал по пандусу вслед за дюжиной дендарийцев. Глаза его уже наполовину приспособились к темноте, а в медкомплексе вокруг было достаточно света, рассеянного в прохладном и туманном полуночном воздухе, так что проблем со зрением не было, хотя изображение было почти бесцветным. Тени выглядели черными и зловещими. Сержант Таура, молча, знаками разделила свой отряд на части. Никто не шумел. На молчаливые лица ложились золотистые отблески коротких стаккато световых вспышек, когда видеокамеры шлемов передавали тот или иной фрагмент данных, спроецировав его в строну от линии взгляда. Одна дендарийка, с дополнительной оптикой на шлеме, выкатила из катера свой одноместный парящий мотоцикл, оседлала его и тихо взмыла в темноту. Прикрытие с воздуха.

Пилот остался на борту. Таура отсчитала еще четверых дендарийцев. Двое исчезли в тени внешнего периметра, двое остались у катера как арьергард. На эту тему они с Торном уже спорили. Торн хотел оставить большее число человек на периметре. Он же нутром чуял, что в интернате для клонов им понадобится как можно больше солдат. Гражданская охрана госпиталя не представляет собой особой опасности, и ей понадобится время, чтобы вызвать к себе хорошо вооруженное подкрепление. К этому времени дендарийцы уже уберутся, если смогут заставить клонов двигаться достаточно быстро. Уже задним числом, он проклял себя за то, что там, на Эскобаре, не затребовал два отряда десантников вместо одного. Он мог бы это сделать с той же легкостью, но тогда был поглощен расчетами пассажирской вместимости «Ариэля» и хотел сэкономить жизнеобеспечение для финального бегства. Так много факторов было необходимо уравновесить!

Собственный шлем обрамлял его поле зрения разноцветной путаницей кодов, цифр и диаграмм. Он учил их все, но сейчас они мелькали слишком быстро; к моменту, когда он успевал ухватить взглядом и расшифровать одну, как она уже исчезала, а на ее месте появлялась другая. Он воспользовался советом Торна и, шепотом ругнувшись, приглушил яркость до бледного галлюцинаторного свечения. Слуховые каналы не так мешали: никто не болтал сверх необходимого.

Он, Торн и оставшиеся семеро дендарийцев рысцой двинулись за Таурой — она сама просто шагала — меж двух смежных зданий. Переключив шлем на аудиоканалы охранников Бхарапутры, он обнаружил, что те зашевелились. Это были самые первые реплики — «Что за черт!», «Ты это слышал?», «Джо, проверь сектор 4» — и мешанина ответов на них. Дальше будет больше, в этом он был уверен, но не имел никакого намерения дожидаться этого продолжения.

За угол. Здесь. Трехэтажное симпатичное белое здание, со множеством растений, декорированных лужаек, с большими окнами и балконами. Не совсем больница, не совсем общежитие — неопределенная, неясная, не выдающая своего предназначения постройка. На джексонианском двусмысленном языке она именовалась «Домом жизни». «Дом смерти. Мой милый старый дом.» Дом был ужасающе знакомым и ужасающе чужим. Когда-то он казался ему просто великолепным. А теперь… меньшим, чем помнился.

Таура подняла плазмотрон, перевела его на широкий луч, и запертая стеклянная дверь распалась в воздухе расплавленными оранжевыми, белыми и голубыми брызгами. Дендарийцы метнулись туда, рассыпавшись направо и налево, прежде, чем перестали светиться раскаленные капельки стекла. Один из них занял позицию, позволяюющую держать под наблюдением первый этаж. Обычная и пожарная сирена смолкли: дендарийцы, проходя мимо, навскидку расстреливали источник шума из плазмотрона, — но устройства в отдаленных частях здания издавали отдаленный вой. От автоматических пожарных гидрантов у них на пути было полно пара и грязи.

Он побежал, догоняя остальных. Перед ними в коридор вывалился охранник в бхарапутрянской форме — коричневой с розовой отделкой. Выстрелы трех дендарийских парализаторов одновременно уложили его, а луч собственного парализатора охранника, никому не повредив, ушел в потолок. Таура и две дендарийки нырнули в лифтовую шахту, ведущую на третий этаж; еще один десантник двинулся за ними в надежде, что шахта выведет его на крышу. Он повел Торна и оставшихся дендарийцев в фойе второго этажа и затем налево. Двоих невооруженных взрослых — одной из них была женщина в ночной рубашке, натягивающая платье, — свалили в тот же миг, как они показались в коридоре. Здесь. За той двустворчатой дверью. Она была заперты, и кто-то бился в нее изнутри.

— Мы выломаем дверь, — крикнул Торн находящимся по ту сторону. — Отойдите прочь, чтобы вам не причинили вреда. — Удары прекратились. Торн кивнул. Солдат перевел плазмотрон на узкий луч и срезал металлический язычок замка. Пинком Торн выбил дверь, она распахнулась.

Светловолосый юноша отступил на шаг, в изумлении уставившись на Торна. — Вы не пожарник!

За спиной блондина коридор заполнила толпа высоких парней. Себе самому ему не пришлось напоминать, что это — кучка десятилеток, но в восприятии остальных десантников он не был так уверен. Здесь были представлены все разновидности роста, сложения и расы — куда более пестрое сборище, нежели тот, похожий на греческого бога, парень, так уместный в окружении этих садов и фонтанов. Их билетом в жизнь было личное состояние, а не красота. Хотя каждый из них лучился здоровьем, насколько позволяли особенности его наследственности. На всех были одинаковые пижамы — бронзово-коричневая курточки с шортами. — Выходи! — прошипел Торн и вытолкнул его вперед. — Давай, говори.

— Выясни, сколько их должно быть, — процедил он уголком рта, проходя мимо Торна.