Страница 100 из 106
Оратор выпил полстакана воды и загремел, как труба:
- Удастся ли это им, товарищи? Совершенно наоборот! Это им не удастся! Капиталистическая вандея, окруженная со всех сторон волнами пока еще аморфного пролетариата, задыхается в собственном соку, и перед капиталистами нет другого исхода, как признать Советский Союз, аккредитовав при кем своих полномочных послов!!
И моментально оратор нырнул вниз, словно провалился. Затем выскочила из кресла его голова и предложила:
- Если кто имеет вопросы, прошу задавать.
В зале наступила тишина. Затем в отдалении зашевелилась в самой гуще и вышла голова Чуфыркина.
- Вы имеете, товарищ? - ласково обратился к нему с эстрады совершенно осипший оратор.
- Имею, - ответил Чуфыркин и облокотился на спинку переднего стула. Вид у Чуфыркина был отчаянный. - Ты из меня всю кровь выпил!
Зал охнул, и все головы устремились на смельчака Чуфыркина.
- Сижу - и не понимаю, жив я или уже помер, - объяснил Чуфыркин. В зале настала могильная тишина.
- Виноват. Я вас не понимаю, товарищ? - оратор обидчиво скривил рот и побледнел.
- В голове пузыри буль-буль, как под водой сидишь, - обьяснил Чуфыркин.
- Я не понимаю, - заволновался оратор. Председатель стал подниматься с кресла.
- Вы, товарищ, вопрос имеете? Ну?
- Имею, - подтвердил Чуфыркин, - объясни - "резюмирую".
- То есть как это, товарищ? Я не понимаю, что объяснить?..
- Что означает, объясни!
- Виноват, ах, да .. Вам не совсем понятно, что значит "резюмирую"?
- Совершенно непонятно, - вдруг крикнул чей-то измученный голос из задних рядов. - Вандея какая-то. Кто она такая?
Оратор стал покрываться клюквенной краской.
- Сию минуту. М-м-м... Так вы про "резюмирую". Это, видите ли, товарищ, слово иностранное...
- Оно и видно, - ответил чей-то женский голос сбоку.
- Что обозначает? - повторил Чуфыркин.
- Видите ли, резю-зю-ми-ми... - забормотал оратор. - Понимаете ли, ну вот, например, я, скажем, излагаю речь. И вот выводы, так сказать. Одним словом, понимаете?..
- Черти серые, - сказал Чуфыркин злобно. Зал опять стих.
- Кто серые? - растерянно спросил оратор.
- Мы, - ответил Чуфыркин, - не понимаем, что вы говорите.
- У него образование высшее, он высшую начальную школу кончил, - сказал чей-то ядовитый голос, и председатель позвонил. Где-то засмеялись.
- "Интервенцию" объясните, - продолжал Чуфыркин настойчиво.
- И "диффамацию", - добавил чей-то острый пронзительный голос сверху и сбоку.
- И кто такой камер-лакей? В какой камере?!
- Про Вандею расскажите!!
Председатель взвился, начал звонить.
- Не сразу, товарищи, прошу по очереди!
- "Аккредитовать" не понимаю?!
- Ну, что значит аккредитовать? - растерялся оратор. - Ну, значит, послать к нам послов...
- Так и говори!! - раздраженно забасил кто-то на галерее.
- "Интервенцию даешь!! - отозвались задние ряды.
Какая-то лохматая учительская голова поднялась и, покрывая нарастающий гул, заявила:
- И, кроме того, имейте в виду, товарищ оратор, что такого слова "использовывать" - в русском языке нет! Можно сказать - использовать!
- Здорово! - отозвался зал. - Вот так припаял! Шкраб, он умеет!
В зале начался бунт.
- Говори, говори! Пока у меня мозги винтом не завинтило! страдальчески кричал Чуфыркин. - Ведь это же немыслимое дело!!
Оратор, как затравленный волк, озираясь на председателя, вдруг куда-то провалился. Багровый председатель оглушительно позвонил и выкрикнул:
- Тише! Предлагается перерыв на десять минут. Кто за?
Зал ответил бурным хохотом, и целый лес рук поднялся кверху.
* Михаил Булгаков. Мертвые ходят
Собр. соч. в 5 т. Т.2. М.: Худож. лит., 1992.
OCR Гуцев В.Н.
У котельщика 2 уч. сл. тяги Северных
умер младенец. Фельдшер потребовал
принести ребенка к себе, чтобы
констатировать смерть.
Рабкор э 2121
I
Приемный покой. Клиентов принимает фельдшер. Входит котельщик 2-го участка службы тяги. Печален.
- Драсьте, Федор Наумыч, - говорит котельщик траурным голосом.
- А. Драссьте. Скидайте тужурку.
- Слушаю, - отвечает котельщик изумленно и начинает расстегивать пуговицы, - у меня, видите ли...
- После поговорите. Рубашку скидайте.
- Брюки снимать, Федор Наумыч?
- Брюки не надо. На что жалуетесь?
- Дочка у меня померла.
- Гм. Надевайте тужурку. Чем же я могу быть полезен? Царство ей небесное. Воскресить я ее не в состоянии. Медицина еще не дошла.
- Удостоверение требуется. Хоронить надо.
- А... констатировать, стало быть. Что ж, давай ее сюда.
- Помилуйте, Федор Наумыч. Мертвенькая. Лежит. А вы живой.
- Я живой, да один. А вас, мертвых, - бугры. Ежели я за каждым буду бегать, сам ноги протяну. А у меня дело - видишь, порошки кручу. Адье.
- Слушаюсь.
II
Котельщик нес гробик с девочкой. За котельщиком шли две голосящие бабы.
- К попу, милые, несете?
- К фельдшеру, товарищи. Пропустите!
III
У ворот приемного покоя стоял катафалк с гробом. Возле него личность в белом цилиндре и с сизым носом и с фонарем в руках.
- Чтой-то, товарищи? Аль фельдшер помер?
- Зачем фельдшер? Весовщикова мамаша богу душу отдала.
- Так чего ж ее сюда привезли?
- Констатировать будет.
- А-а... Ишь ты.
IV
- Тебе что?
- Я, изволите ли видеть, Федор Наумыч, помер.
- Когда?
- Завтра к обеду.
- Чудак! Чего ж ты заранее притащился? Завтра б после обеда и привезли тебя.
- Я, видите ли, Федор Наумыч, одинокий. Привозить-то меня некому. Соседи говорят, сходи, говорят, заранее, Пафнутьич, к Федору Наумычу, запишись, а то завтра возиться с тобой некогда. А больше дня ты все равно не протянешь.
- Гм. Ну, ладно. Я тебя завтрашним числом запишу.
- Каким хотите, вам виднее. Лишь бы в страхкассе выдали. Делов-то еще много. К попу надо завернуть, брюки опять же я хочу себе купить, а то в этих брюках помирать неприлично.
- Ну, дуй, дуй! Расторопный ты, старичок.
- Холостой я, главная причина. Обдумать-то меня некому.
- Ну, валяй, валяй. Кланяйся, там, на том свете.
- Передам-с.
* Михаил Булгаков. Стенка на стенку
Собр. соч. в 5 т. Т.2. М.: Худож. лит., 1992.
OCR Гуцев В.Н.
В день престольного праздника в селе
Поплевине, в районе станции Ряжск,
происходил традиционный кулачный бой
крестьян. В этом бою принял участие
фельдшер ряжского приемного покоя,
подавший заявление о вступлении в партию.
Рабкор
* ЧАСТЬ I. НА ВЫГОНЕ *
В день престольного праздника преподобного Сергия в некоем селе загремел боевой клич.
- Братцы! Собирайся! Братцы, не выдавай!
Известный всему населению дядя по прозванию Козий Зоб, инициатор и болван, вскричал командным голосом:
- Стой, братцы! Не все собрамши. Некоторые у обедни.
- Правильно! - согласилось боевое население.
В церкви торопливо звякали колокола, и отец настоятель на скорую руку бормотал слова отпуска. Засим как вздох донесся заключительный аккорд хора, и мужское население хлынуло на выгон.
- Ура, ура!..
Голова дяди Зоба мелькала в каше, и донеслись его слова:
- Стой! Отставить...
Стихло.
И Зоб произнес вступительное слово:
- Медных пятаков чеканки 1924 года в кулаки не зажимать. Под вздох не бить дорогих противников, чтобы не уничтожить население. Лежачего ногами не топтать: он не просо! С богом!
- Урра! - разнесся богатырский клич.
И тотчас мужское население разломилось на две шеренги. Они разошлись в разные стороны и с криком "ура" двинулись друг на друга.
- Не выдавай, Прокудин! - выла левая шеренга. - Бей их, сукиных сынов, в нашу голову!!!