Страница 8 из 10
Купцы первые заметили неестественное положение слесарши, и на их тупых лицах выступил интерес.
Полицейские подозрительно переглянулись между собой, дескать, держи ухо востро, опять купцы что-то хитрят, а купцы обрадовались случайному развлечению - затряслись козлиные бороды, и один из купцов крикнул на Пошлепкину:
- Ату ее!
Пошлепкина серой кошкой взвилась, чудом уцепилась за наличник окна и, увидев Хлестакова с Марьей Антоновной, завопила истошным голосом:
- На городничего челом бью! Слесарша я. Пошлепкина. Мужу моему мошенники приказали лоб забрить в солдаты, а очередь на нас не припадала.
Пораженный Иван Александрович отскочил от Марьи Антоновны.
Свистунов и Держиморда сторожевыми псами бросились к окну, и началась борьба. Пошлепкина брыкалась ногами, близко не подпуская Свистунова и Держиморду, купцы подзадоривали полицейских, а те словчились, поймали развевающийся подол слесарши, дернули что есть мочи и вместе с оторвавшейся юбкой покатились по земле. Пошлепкина кричала Хлестакову:
- Следовало взять сына портного в солдаты, да родители богатый подарок дали ему, тогда он, мошенник, присыкнулся к купчихе Пантелеевой, а та подослала супруге полотна три штуки, так он ко мне: на что, говорит, тебе муж? Он уж тебе не годится...
И вдруг фигура слесарши Пошлепкиной исчезла. Полицейским удалось ухватить ее за ноги и стащить.
Хлестаков подбежал к окну, за ним подлетела Марья Антоновна, они увидели, как полицейские волокли слесаршу за ноги, а слесарша, упираясь руками в землю, орала:
- Да я-то знаю, годится он мне или не годится, это мое дело, мошенник ты такой!
Полицейские ускорили шаг, Пошлепкина метнулась щукой и впилась зубами в зад Свистунова.
У Свистунова занялся дух. Он выпустил слесаршину ногу, схватился за пораженное место и с воплем бросился в сторону.
Купецкие животы колыхались в утробном смехе.
Иван Александрович, хихикая, вдруг заметил соблазнительное плечико Марьи Антоновны и, не долго думая, впился в него, та, как ужаленная, взвизгнула от боли и отскочила.
Хлестаков перепугался и начал уверять Марью Антоновну:
- Из любви, право, из любви.
Он грохнулся на колени и старался подползти к Марье Антоновне.
Анна Андреевна ворвалась в комнату.
- Поди прочь отсюда! Слышишь, прочь, прочь?
Марья Антоновна, всхлипывая, сделала еще раз глазки Хлестакову и исчезла.
Хлестаков внимательно смотрел на возбужденную Анну Андреевну и вдруг упал перед ней на колени:
- С пламенем в груди прошу руки вашей.
Анна Андреевна с сожалением показала на массивное обручальное кольцо, а Иван Александрович настойчиво твердил:
- Это ничего, для любви нет различия. Руки вашей, руки прошу...
Марья Антоновна впорхнула в комнату и, увидев стоящего на коленях Хлестакова, вскрикнула.
Хлестаков схватил за руку Марью Антоновну, поставил ее на колени рядом с собой:
- Анна Андреевна, благословите постоянную любовь. Анна Андреевна в сильнейшем изумлении вскрикнула:
- Так вы в нее...
На самой лучшей тройке к дому городничего подкатил Осип. Он торопливо подошел к двери и остановился. До него доносилось что-то необыкновенное. Городничий кричал:
- Да благословит вас бог, а я не виноват!
Перепуганный Осип быстро вошел в комнату и увидел, как Хлестаков целовался с Марьей Антоновной. Осип нарочито громко сообщил:
- Лошади готовы.
Хлестаков глупо недоумевал, о каких лошадях идет речь.
Городничий, Анна Андреевна и Марья Антоновна бросились к окну, чтобы проверить.
Осип подозвал Хлестакова и шепотом говорил:
- Погуляли два денька, ну и довольно. Неровен час, какой-нибудь другой наедет.
Хлестаков тоже шепотом:
- Нет, мне еще хочется пожить здесь. Пусть завтра...
Осип требовал:
- Да чего завтра, ведь вас, право, за кого-то другого приняли, а лошади тут какие славные.
Хлестаков вздохнул, обернулся к городничему:
- Да, еду.
Городничий растерялся:
- А как же, то есть... вы изволили сами намекнуть насчет, кажется, свадьбы.
Хлестаков вывертывался:
- А это... на одну минуту. Только на один день к дяде, богатому старику, и завтра же назад.
Настоящий ревизор летел на тройке во весь опор, - бричку подбрасывало на шатких мостках. Ревизор стоял в бричке и подгонял ямщика, ямщик лошадей...
У парадного крыльца городничего стоял тарантас, запряженный тройкой добрых коней.
Осип торопился, укладывая нехитрый багаж, опасливо оглядываясь по сторонам, не задержат ли. Тренькали нетерпеливые бубенцы.
Настоящий ревизор летел во весь опор по Екатерининской дороге.
Хлестаков, провожаемый всем семейством городничего, вышел на крыльцо.
Неизвестно откуда, точно из-под земли, вынырнули Бобчинский и Добчинский. Им хотелось до страсти узнать, что произошло.
Хлестаков на глазах у всех привлек в свои объятия Марью Антоновну:
- Прощайте, ангел души моей, Марья Антоновна.
Иван Александрович с удовольствием целовал раскрасневшуюся Марью Антоновну.
Бобчинский и Добчинский впитывали все, что видели. Городничий умиленно ворковал:
- Прощайте, ваше превосходительство.
Хлестаков оторвался от Марьи Антоновны и, взглянув на аппетитную Анну Андреевну, бросился к ней:
- Прощайте, маменька.
Иван Александрович сел в тарантас, и тройка тронулась.
Городничий махал платком. Женщины посылали воздушные поцелуи. И только Добчинский и Бобчинский, ухватившись за крылья тарантаса, бежали по дороге, не желая расставаться с вельможей.
Бобчинский еле поспевал за тарантасом, на бегу успел ввернуть просьбу Ивану Александровичу:
- Прошу покорнейше... сказать всем там сенаторам и адмиралам... что вот живет в таком-то городе Петр Иванович Бобчинский...
Ямщик подобрал вожжи, тройка рванула и понесла, обдавая пылью оторвавшихся от тарантаса Петров Ивановичей.
Бубенцы, захлебываясь, уносились вдаль, и уже не видно самой тройки, а только звуковой след от Хлестакова долго еще был слышен.
Петры Ивановичи подбежали к семейству Антона Антоновича.
Они видели, как вельможа целовался с Марьей Антоновной, можно сказать, без их участия совершились огромные события.
Антон Антонович не мог прийти в себя от всего случившегося.
- Фу ты, канальство, с каким дьяволом породнились!
Петры Ивановичи восторженно всплеснули руками и вмиг исчезли разносить последнюю новость...
- Как ты думаешь, Анна Андреевна: можем мы теперь влезть в генералы?
Анна Андреевна подтверждала:
- Конечно, можем.
- Ведь почему хочется быть генералом? - мечтал Антон Антонович. Потому что, случится, поедешь куда-нибудь - фельдъегеря и адъютанты поскачут везде вперед: "Лошадей!"
И, как далекое эхо, еле слышно доносилось:
- Ло-ша-дей для его превосходительства Антона Антоновича Сквозник-Дмухановского...
Антон Антонович входил в раж и представлял себе картину:
- И там на станциях никому не дадут лошадей. Все дожидаются, все эти титулярные, капитаны, городничие...
Антон Антонович заливался и помирал со смеху.
- Какие мы теперь с тобою птицы сделались! Высокого полета, черт побери!
Купчина в длиннополом черном сюртуке торопливо перебежал дорогу.
Городничий, увидев его, вмиг вспомнил все обиды, причиненные купцами, и вся сила и энергия его души обрушились теперь на них:
- Постой! Теперь я задам перцу всем этим охотникам подавать просьбы и доносы. Эй, кто там?
Из разных мест к городничему метнулись пять полицейских со шляпой и шпагой Антона Антоновича.
Петры Ивановичи носились по торговым рядам и баламутили купцов известиями о том, что ревизор женится на дочери городничего, и неслись дальше.
Торговые ряды зашумели, словно потревоженный; улей. "Архиплуты, протобестии, надувалы мирские", подгоняемые страхом, сбились вокруг купца Абдулина, теперь над купцами нависли тучи.