Страница 3 из 27
ГЛАВА ВТОРАЯ
1
После ильина дня, когда паруса для шхуны купца Чекуева были готовы, дед Зосима подъехал к крыльцу мастерской на телеге. - Егор, помоги вынести паруса, - сказал он внуку. Егор и Яков принесли и старательно уложили в телегу перевязанные веревками кипы. День был ясный и прохладный. После первых ильинских гроз небо радовало глаз спокойной синевой. По нему неторопливо плыли белые рыхлые облака. Дед посмотрел на небо. - Сегодня дождя не будет. Не зря сказано: "До ильи поп дождя не умолит, а посля ильи баба фартуком нагонит". Всю неделю лило, как из ушата... Ну поехали, Егор. Садись в передок, бери вожжи. Дед, покряхтывая, тоже взобрался на воз, свесил ноги в пропитанных дегтем бахилах. - Давай правь к Соборной пристани, - распорядился он. По кривым соломбальским улочкам с влажными от недавних дождей колеями и лужами выехали к деревянному на сваях мосту через Кузнечиху, переправились на другой берег и вскоре втянулись на людный и оживленный Троицкий проспект. По сторонам его обступили купеческие особняки и деревянные дома с бакалейными, мануфактурными, москательными лавками, трактирами и чайными. На булыжной мостовой телегу трясло, копыта лошади высекали подковами искры. С Троицкого повернули направо и по широкому тесовому настилу спустились к пристани. Шхуна купца Чекуева из Онеги стояла на якоре поодаль от причала. Перед въездом на причал телега остановилась на обочине мостовой, и дед пошел разузнать, нет ли тут свободного карбаса или лодки, чтобы отвезти паруса на корабль. Егор с любопытством следил за суетой на пристани. Дрягили в холщовых затасканных рубахах и домотканых штанах, в порыжелых стоптанных сапогах и опорках носили с подъехавших подвод тюки и ящики на двухмачтовый парусник Соловецкого монастыря. Рядом с этим парусником стоял другой, поменьше. К нему вереницей тянулись на посадку паломники - богомольцы, направлявшиеся на Соловки. На палубе стоял монах в подряснике с обнаженной плешивой головой и что-то говорил богомольцам, тыча длинной рукой на открытый люк. С котомками за плечами, с узелками, дорожными плетеными корзинами, усталые, с бледными, но оживленными лицами богомольные пассажиры, суетясь, втягивались в люк. Дальше, у конца причала стояла трехмачтовая шхуна. На нее артель дрягилей грузила мешки с зерном. Подошел дед. - Нашел карбасок, - сказал он. Зосима Иринеевич взял лошадь под уздцы и подвел ее к левой боковой стенке пристани, где его поджидал речной карбас. Хозяин посудины, кегостровец1, рыжий мужик в поддевке и высоких сапогах-вытяжках помог им спустить в карбас паруса и сел в весла. Дед тоже сошел в карбас и, сев на корме, сказал Егору: - Вон там, на берегу, видишь коновязь? Разнуздай коня, дай ему сена и жди меня. От лошади не отходи. Егору очень хотелось тоже побывать на шхуне, однако оставить подводу было не на кого, и он послушно кивнул. Привязав лошадь к коновязи, Егор дал ей сена. - Эй, молодец!, - окликнул его рослый мужик в парусиновой куртке и сапогах-броднях, подвязанных у колен ремешками. - Кого ждешь? - Деда, - ответил Егор. - На шхуну уплыл. Скоро вернется. - Твой конь? - Наш. - Перевези-ко мне кладь вон от того амбара на пристань. Видишь бот у правой стенки? - Бот-то вижу, - сказал Егор. - Да дед велел мне ждать тут. - Чего стоять зря? Я ведь заплачу, не даром. Егор поколебался, еще раз глянул в карие улыбчивые глаза моложавого мужика и стал отвязывать повод. - Ладно. Услужу тебе. Уж так и быть... Поехали к амбару, что стоял на угоре, близ берега. - Ты что, хозяин того бота? - спросил Егор. - Нет. Я кормщик. Хозяин в трактире чаи гоняет. А ты чей будешь? - Пустошный. Дед у меня в Соломбале парусную держит. А отец с Новой Земли с промыслу не вернулся... - Не вернулся, значит, - помолчав, сказал кормщик с бота, - Жаль... А деда как звать-величать? - Зосима Иринеевич Кропотов. - А-а, слыхал. Добрые паруса шьет... А ты в море не хошь? Нам палубный матрос надобен... - Я бы хотел, да дед не отпустит, - признался Егор. - Тоже паруса шьешь? - Приходится. - Жаль... Вижу - парень ты крепкий, рослый. Нам бы такой сгодился в команде. - А вы откуль1? - Мезенские. Купцу товар возим. - В Мезень плавать нет антиресу. Вот в Норвегию али в Англию - другое дело. Я бы подумал, может, и согласился бы. - Ишь ты... Вон куды тебя потянуло! Да мы туды не ходим. Не с руки. Вон трехмачтовик грузится. Этот пойдет в Норвегу. - Кормщик указал на судно, где грузили мешки с зерном. Хлеб повезет. А оттуда - треску... - Неужто самим не наловить трески-то? - Так выгодней купцам. Егор перевез словоохотливому кормщику его кладь от складов на берегу до бота. Пришлось обернуться дважды. Но товар принимали на боте быстро, и времени на это потребовалось немного. Егор, получив за работу полтинник серебром, вернулся к коновязи. На том месте, где стояла его подвода, уже была привязана другая лошадь. Она доедала сено, которое Егор по забывчивости оставил на земле. Привязав своего каурого рядом, Егор собрал с телеги остатки сена и дал ему. Сено было мелкое, трухлявое. Конь, порывшись в нем мордой, стал есть неохотно и как будто даже брезгливо. Пока дед не вернулся, Егор решил любопытства ради сходить к трехмачтовику, благо он стоял неподалеку. Оглядываясь на подводу, он пошел скорым шагом на причал. Погрузку на парусник закончили. Дрягили покидали судно, позванивая в карманах мелочью, полученной за работу, и переговариваясь. У сходней стоял долговязый усатый матрос в брезентовой робе и крепких башмаках. Он хлопнул ладонью по спине последнего грузчика, замыкавшего артель, и весело спросил: - Куды теперь? В трактир? - А куды ж еще? - вопросом ответил грузчик и расхохотался. Лицо у него было коричневое, обветренное, волосы спутанные, неопределенного цвета. - Ты чего, парень, глаза пялишь? - спросил матрос Егора, который с любопытством разглядывал парусник, на борту которого было написано: "Тамица"1. - Да так... Скажи, дядя, вам зуек не надобен ли? - Зуек? Надо хозяина спросить. А ты что, зуйком хошь плавать? По виду и в матросы годишься. Который год тебе? - Полных шестнадцать... с половиной. - Полных с половиной! Мудрено, батюшко, сказал. Тебе с твоей ухваткой можно и в матросы. Погоди хозяина, ежели хошь. Он должен скоро прийти. - Куда пойдете-то, в Норвегию? - Куда руль поворотим, туда и поплывем. Егор вздохнул и озабоченно оглянулся. Лошадь у коновязи стояла спокойно. Деда не было видно. Но ждать хозяина парусника некогда. Зосима Иринеевич вот-вот вернется, и тогда Егору не миновать нахлобучки за то, что оставил лошадь без догляда. Он спросил матроса: - Когда якорь поднимете? Может, я успею прийти, поговорить с хозяином? Теперь не могу ждать - вон лошадь у меня... - Ну, раз лошадь, так как хошь... Отчалим завтра поутру. Смотри не проспи, - матрос словно обронил сверху, с борта сдержанную улыбку, отвернулся и ушел. Егор - бегом к коновязи. Дед уже ждал, сидя на камне за телегой. Егор издали его и не приметил. - Ты где был? - строго спросил дед. - Сбегал парусник поглядеть. В Норвегию идет... - А я сдал паруса. Купчишко Чекуев прижимист, торговался при расчете. Но уступил-таки, - ворчливо заметил дед, отвязывая каурого. Егор подал деду полтинник. - Возьми, дедушко. - Чего это? Откуда деньга? - Заробил, пока ты на шхуну ездил. Егор рассказал, как он заработал деньги. - Молодец. Экая у тебя хозяйская ухватка! - похвалил дед. - Ну, раз ты полтинник заробил, так мы уж попьем чайку в трактире. В трактире дед заказал чаю, кренделей, пряников. Себе еще - стопку водки. - Тебе нельзя, мал еще, - сказал он Егору. - Да я и не прошу. Куда мне вино! - рассмеялся Егор. После выпитой стопки дед подобрел, угощал Егора пряниками, кренделями, подливал ему из пузатого чайника чай. - Пей, внучек, на здоровье! Егор воспользовался благодушием Зосимы: - Дедушко! Отпустил бы ты меня поплавать. Уж так в море хочется! Дед поперхнулся чаем, поставил блюдечко, заморгал белесыми ресницами. - Чего, чего? В море? А ты подумал, какой из -тебя моряк? Што ты умеешь делать на корабле? - Могу с парусами работать. - Э, милай! Тебя ветром с рея сдунет, как пушинку! Ты - сухопутный житель. Ни разу в море-то не бывал. Может, оно тя не примет. Знаешь, как в шторм нутро выворачивает? Желудок на плечо виснет! Он в море захотел... А мое согласие спросил? - Вот и спрашиваю. Ведь каждый моряк когда-то первый раз на палубу ступает. А я на еле с парнями к Разбойнику2 ходил. Как раз штормило - и ничего. Не мутило даже. - Он к Разбойнику ходил! Ну и что? Нет, в море тебе не бывать. Я того не желаю. Быть тебе в парусной, принимать от меня дело. Меня скоро господь к себе призовет... На кого мастерскую оставлю? Отец твой тоже упрям был, царствие ему небесное, - дед перекрестился. - Тоже говорил ему: сиди в парусной, умножай дело, укрепляй его. Так нет - ушел на Новую Землю. И не воротился... А я уж теперь не долговечен... Вот-вот в домовину... - Ну это вы понапрасну, дедушко, так байте1. Я поплаваю - и ворочусь. Вот те крест ворочусь! Схожу в Норвегию - и домой. Мне бы только повидать иные страны да жизнь поглядеть... Парусная от меня не уйдет. Дед отставил недопитую чашку, опустил большую седую голову с апостольской белой бородой и сцепил в замок руки на столе. - Не уходи из дома, Христом-богом прошу. Будь наследником дела. - Да ворочусь я... - А кто знает? Может, и не воротишься. В море-то опасно, на каждом шагу погибель! - Понапрасну вы, дедушко, меня запугиваете, я ведь уж не маленькой. - Вырос сам-большой, а ума ни на грош. Поедем-ко домой, - сказал решительно дед и, расплатившись с половым, вышел из трактира. Всю дорогу до дома дед молчал, неодобрительно косясь на внука.