Страница 10 из 15
Меж плечами – в углу «эльки», или точке соединения «стрелок» – под корнями нескольких мощных деревьев расположилась моя группа управления: Антоша с «дурой», Грыгорыч с Бугаем, а между ними я со своими думками. Вернее, мы только должны были там находиться, пока же меж корней залег один снайпер, которому не то что подсветку на прицеле включить, даже винтовку разложить не разрешили. Всеми покинутый пацан, боясь лишний раз пошевелиться, внимательно вслушивался в шуршащее молчание «сто сорок восьмой». По договоренности с комбатом я на связь не выходил ни при каких штатных ситуациях – только слушал.
Мы же, вчетвером, занялись главной составляющей нашего замысла. План Денатуратыча был убийственно прост: вдоль предполагаемого пути продвижения вражеской группы высеять, как он фигурально выразился, «озимое поле». Что это за хрень – «ОЗМка»[34] – я еще по службе хорошо помнил. Только мы их, как Жихарь с Дедом, «озимыми» не называли. У нас ими наиболее опасные участки перекрывали да вокруг точек минировали. Сами на операции не брали, но в колоннах и в рейдах на броне ящик на роту с собой возили. Шестью штуками этих зараз можно конкретно перекрыться, не то что грохнуть отряд из засады.
Денатуратыч посчитал по-своему и поставил в линию вдоль «минутной стрелки» три мины. Одну – прямо на входе в устье, с расчетом: «А вдруг?!» – порадовать тех, кто сзади может идти или остаться. Вторую – через пятнадцать метров от первой и еще через пятнадцать – третью. Сказал, что задал двойное перекрытие радиуса сплошного поражения и, по его идее, в линейном пятидесятиметровом секторе основному ядру добивать, пожалуй, никого не придется.
От последней «ОЗМки» метрах в двадцати прямо у стены склона в середине поворота, стоя раком, нацелил одну «МОНку»,[35] дабы она направленной полосой своих осколков рубанула по ногам идущих друг за дружкой гостей. Тоже, говорит, «двойное перекрытие»… Ну, это мы потом усвоили! Деду главное – «шоб наверняка», никакого чувства меры.
Мины Передерий устанавливал и подключал к проводу сам. Случаю Дед не доверял вообще никогда, и вся операция изначально готовилась под управляемый подрыв. Ямки копал Бугай. Жихарь же порадовал всех ловкой подрубкой дерна под кабель (хотя, как по мне, ночью да в такой траве гофрированный шланг от говнососки можно проложить незаметно, не то что какую-то проволочку).
Еще две мины установили на скате холма снаружи устья – на случай, если решат обойти. Одну «озимую» на растяжку в густой кустарник склона с нашего бока – на «11–00», и через балочку «МОНку» на другой стороне, где «13–00». Там как раз одна козья тропинка вокруг всего яра прямо в поселок. Когда ставили, посчитали, что если наши визитеры вдруг двинут не через подготовленный нами проход, а иначе – хоть услышим вовремя.
Знать бы заранее, как оно на самом деле будет…
До утра пролежали не шевелясь. Не знаю, как кому, а мне тяжелее всего было обходиться без сигарет. Но тут ничего не попишешь. На смотре перед выходом сам приказал старлею собрать у народа все курево, спички и положить в его ранец. Даже повода оскоромиться чтоб не было. Приходилось теперь марку держать.
С рассветом отвели ядро группы. Поменяли и сместили наблюдателей на мою позицию. Как рассвело, оставив секрет, отошли в «гнездовье», выставили охранение и, пристроившись меж деревьев, отсыпались под маскировочными сетями.
В 16–25 с тыла появился «ГАЗ-66». Сбросив скорость, пропылил мимо на пост БМПшки прикрытия. Из-за оттянутого тента кузова суетливо высунулся баскетбольный мяч багровой морды нашего крохоборчика – старшины, интенданта и генерального снабженца «всем на свете» – Жени Стовбура. Озираясь вокруг, он стал рыскать по лесочку глазами. Увидев мой сигнал, без слов поддал подбородком вверх, мол: «Как дела»? Я кивнул и отмерил на руке размер пойманной рыбы. Жека скорчил набок прищуренную репу, типа: «Расслабься, старик, все будет чики-пуки!» – воровато выкинул в кусты стянутый шнурком объемный полиэтиленовый пакет да, опасно свесившись за борт, прямо на ходу легко поставил на дорогу два двадцатилитровых баллона воды. В следующий раз его с собой возьму. Как раз, кабан, потянет два короба от АГСа!
Яблоки, чуток слив – всего килограммов пять. Плюс приклеенная скотчем к плоскому шкалику коньяка записка от комбата: «Разговаривал с Ним. Говорит, что-то затевается. Смотри в оба. Целую. Твой». Вот ведь жизнь какая штука непредсказуемая! Ну кто, спрашивается, мог подозревать о присутствии такого качества, как чувство юмора, у майора Колодия?!
На моей частоте все так же шипело ни о чем. На Серегиной – вяло переговаривались. Спать больше не мог. Плюс Антоша, поставленный наблюдать за командирским храпом, выгнул меж лопатками пластину моего бронежилета и себе, не иначе, гематому на локте набил. Стрелять, если придется, теперь, наверное, не сможет.
Ночь прошла также без изменений. Народ потихоньку тупил. Все научились разговаривать и слышать собеседника шепотом и бесшумно закапывать в кустах то, чем нагадили.
Мы с Жихарем твердо договорились, что поутру третьей ночи глушим коньяк либо за победу, либо за отлично проведенные учения, по обстоятельствам.
Денатуратыч смотрел на нас глазами больной глистами собаки, но так ни слова и не выцедил.
Ровно в 24–00 в эфире начался какой-то движняк. Юра по сигналу подтянулся ко мне и минут пять слушал переговоры. Потом, сказав, что это ему «край как не нравится», пошел дрочить народ.
В два на волне Трофимова раздался голос Сереги:
– Первый, Второй – внимание! На линии движение. Всем приготовиться! При выходе противника на рубеж – огонь! – Выдержав паузу, продолжил: – Персональных сообщений нет. Действуйте по обстановке… – это для меня, понятно.
Вернулся Жихарь. Глаза горят, скулы бугрятся.
– Командир! Похоже на начало штурма Лисичанска.
– Или опять нервы треплют… Или провоцируют… Или еще какая хрень…
– Начнется – останемся в глубине наступающих частей. Потом не выйдем.
– Есть внятные предложения?
– Уйти или остаться. Тебе решать…
– Юр! Не задирай! Мы ждем. Если пойдут всем фронтом, чего раньше никогда не было, укусим и уйдем огородами. Даром три дня загорали? И встретить есть чем, танки здесь не пойдут по-любому.
Он, пристально вглядываясь в меня, кивнул.
За спиной старшего лейтенанта быстро замигали синим. Ткнув, указал ему на сигнал. Распластавшись, Жихарь скользнул к своей группе. Все замерли.
Через пяток тягостных минут от кустарника устья отделились неясные тени и, войдя в зону, присев, замерли. Единственная голова, которая смотрела на них из-за корней дерева, от греха подальше опустилась вниз. Не помню, чтобы я вообще когда-либо так слушал – до ломоты, до звона в давно контуженных ушах, до плывущих по векам зажмуренных глаз цветных пятен.
Антоша легко коснулся рукой моей подошвы. Вновь высунул глаз. Тени беззвучно поднялись и медленно шли вперед. Метрах в тридцати за дозором показались новые силуэты. Пройдя полпути, тройка вновь встала на колено. Все повторилось.
Идущий в голове, прижав приклад крутой винтовки к плечу, изготовившись, напряженно вслушивался в темноту. Второй осматривал пространство и склоны балки в какой-то прямоугольный прибор. Замыкающий, опустив голову и придерживая пальцем наушник, другой рукой вращал ручки плоского короба на груди.
Ночь, празднично высветив сияющую гирлянду Млечного Пути, всей своей чарующей прелестью – сенным благоуханием, влажной свежестью и многоголосым хоралом насекомых – ласково баюкала гостей заупокойной литией.
Опять опустив голову, я положил руку на плечо Денатуратыча. Тот парализованно замер на животе ниже ската и жег меня безумными глазами. К самому подбородку был прижат маленький рыжий цилиндр эбонитовой взрывной машинки.
Дед, как я тебя понимаю! В голове безумной каруселью бешено вертелись всего две мысли: лишь бы не заметили да у кого-то из наших нервы не сдали. Ничего более! Остальное – пофиг!
34
Противопехотная мина «ОЗМ-72».
35
Противопехотная мина «MOH-50».