Иван Калита

Год 1331-й оказался на редкость тяжелым для князя Ивана. 1 марта умерла его жена Елена. Перед кончиной она приняла монашеский постриг.

Без материнской ласки и пригляда остались трое сыновей: 13-летний Семен, пятилетний Иван и трехлетний Андрей.

Княгиню похоронили в стенах собора Спасского монастыря. Думал ли князь Иван, создавая эту обитель, кто станет первым в ее некрополе!

С кончиной Елены князь Иван потерял тот островок семейного счастья, на котором он мог порою укрываться от тревог своего жестокого века и своего беспокойного ремесла.

В день смерти княгини церковь вспоминала мученицу Евдокию. В народе жила примета: «На Евдокию погожо – все лето притожо». Для князя Ивана примета эта оказалась дурной. На Евдокию было все вокруг для него темно и мрачно. . Таким вышло и все остальное лето. В начале мая полыхнул по Москве небывалый пожар, испепеливший весь деревянный Кремль. Город остался почти беззащитным. Нужно было срочно собирать деньги на строительство новой крепости, а кроме того, долго и трудно убеждать хана в ее необходимости. Князь Иван знал, что татары крайне подозрительно относились к постройке любых военно-оборонительных сооружений на Руси, видя в этом угрозу своему господству. И потому, прежде чем приступить к строительству, необходимо было получить дозволение от ордынского «царя».

Впрочем, в том же 1331 году нареченный новгородский владыка Василий Калика, ни у кого не спрашиваясь, возобновил начатое в 1302 году строительство городских каменных стен. Узнав об этом, московский князь, вероятно, сказал немало крепких слов в адрес новгородцев. Ясно было, что за этими стенами они надеялись отсидеться не только от западных соседей, но в случае необходимости и от великокняжеских войск.

Энергичную строительную деятельность Василия Калики прервал строгий окрик митрополита. Через своих послов Феогност велел избранному горожанами, но еще не утвержденному владыке срочно явиться к нему на Волынь для поставления в сан. Пришлось новгородскому избраннику отправиться в долгое путешествие через всю Литву – на Волынь. Выехав из Новгорода 24 июня 1331 года, он вернулся домой только 8 декабря. Пережив во время своих странствий немало опасностей и приключений, Василий получил, однако, официальное признание в качестве новгородского архиепископа. В лице этого необычайно крепкого и телом и духом человека новгородцы обрели одного из самых талантливых своих предводителей.

Не радовали князя Ивана и вести из Пскова. Там вновь был принят с почетом князь Александр Тверской.

На сей раз он явился во Псков не как беглец, ищущий убежища, а как доверенное лицо великого князя Литовского Гедимина. Псковичи приняли его «из литовской руки», по выражению летописца (10, 343). Желая ослабить связь Пскова с Новгородом, Александр принялся хлопотать об открытии во Пскове особой епархии. Эту идею энергично поддержали литовские князья, надеявшиеся со временем оторвать Псков от Новгорода и переподчинить его Литве как в политическом, так и в церковном отношении. Но, к счастью для князя Ивана, митрополит Феогност решительно воспротивился этим замыслам. Прибывший к нему на Волынь летом 1331 года псковский кандидат в епископы по имени Арсений возвратился с пустыми руками.

Череду несчастий 1331 года усугубило солнечное затмение 30 ноября (47, 284). «Бысть знамение на небеси, помръкне солнце» (22, 204). Затмение всегда считалось на Руси предвестником всяческих бедствий...

Московский пожар 1331 года прервал равномерный ритм кремлевского строительства. В этом году летописи не сообщают о каких-либо новых работах на Боровицком холме. Впрочем, это объяснялось не одним только пожаром. В 1331 году случились два события, которые заставили князя Ивана прекратить расходы и собрать все средства для поездки в Орду. 28 марта, на Страстной неделе, умер, не оставив наследников, ростовский князь Федор Васильевич, правивший в Сретенской половине Ростовского княжества. Калита решил добиться в Орде права на управление этими землями.

Вскоре подоспела и другая новость: умер соправитель Калиты по великому княжению Владимирскому князь Александр Васильевич Суздальский (23, 46). Этот правитель прославился тем, что, получив от хана в 1328 году стольный Владимир, велел в знак своей «победы» снять с соборной колокольни «вечный» (то есть вечевой, созывавший горожан на площадь) колокол и отвезти его к себе в Суздаль. Но, словно в насмешку над честолюбцем, колокол в Суздале не стал звонить так громко и чисто, как во Владимире. Перепуганный князь решил, что сама Богородица разгневалась на него за проделку с колоколом – «и помысли в себе князь Александр, яко съгруби святей Богородици» (10, 469). Опасаясь небесной кары, он велел срочно вернуть колокол на место. Там он зазвучал с прежней силой.

Однако смерть не различала мудрых от недалеких. «Кто из людей жил – и не видел смерти, избавил душу свою от руки преисподней?» (Псалтирь, 88, 49).

Князь Александр ушел «в путь невозвратимый», а Иван Данилович стал собираться в свой новый земной путь – в Орду. Там предстоял очередной передел русских земель и жестокий торг между князьями за их приобретение.

Зимой 1331/32 года князь Иван, тверской князь Константин Михайлович и другие князья побывали в Орде. Домой Калита вернулся обладателем всей территории великого княжения Владимирского, а также Сретенской половины Ростовского княжества. Это был большой успех московского князя. Раздел великого княжения Владимирского современники восприняли как трагедию русской государственности, а его воссоединение Иваном Калитой – как ее возрождение. Не случайно летописец повествует об этой поездке московского князя в Орду в особом, приподнятом тоне. «И по смерти сего Александра поиде в Орду князь великий Иван Данилович, и царь его пожаловал и дал ему княжение великое надо всею Русьскою землею, яко же и праотец его великий Всеволод Дмитрии Юрьевич; а правил княжение ему Албуга. И оттоле пошли русский князи. Во всех сих прославим в Троици единого Бога и православных великих князей, заступников наших всея Русьскыя земля» (10, 469).

Приведенное выше рассуждение имеет большую историческую ценность. Оно находится среди статей, предшествующих Комиссионному списку Новгородской Первой летописи. Эти статьи представляют собой своего рода конспект русской истории, написанный на бумаге с водяными знаками 1441 года (10, 7). Наблюдения над рукописями показывают, что бумага обычно шла в дело в течение одного-двух десятилетий после ее изготовления. Почерк рукописи также указывает на время ее создания – первую половину или середину ХУ,века. Таким образом уникальный рассказ о приходе Калиты на великое княжение в 1332 году и о торжественном возведении его на владимирский престол ханским послом Алабугой был переписан в сохранившуюся до наших дней Новгородскую летопись (Комиссионный список) из какого-то древнего московского летописца около ста лет спустя после самого события. Учитывая, что большинство существующих списков русских летописей относится к концу XV – первой половине XVI века, это свидетельство следует признать очень ранним и достоверным.

После рассказа о приходе Ивана Даниловича на великое княжение в том же тексте содержится очень интересное, хотя и не вполне понятное добавление: «А Иванова княжения Даниловича до преставлениа князя Ивана Васильевича и тогды минуло великому князю Ивану Данильевичу 100 лет и 8. А митрополит был Петр, иже бе пришел из Волыня на Суждальскую землю, на Москву, в лето 6824 (1316), и приа его князь великий Иван Данилович с честию великою» (10, 469). О каком князе Иване Васильевиче, сопоставленном с Калитой, идет речь в этом исчислении? В первой половине XV века было только три правивших князя, носивших это имя. Один из них – внук дочери Калиты Евдокии и ее мужа ярославского князя Василия Давыдовича. Он владел Ярославлем и назывался «великим князем ярославским» (91, 288). Умер Иван Васильевич Ярославский в 1426 году. Однако в данном случае речь идет не о нем, так как за 108 лет до его кончины, в 1316 году, Иван Данилович не был ни великим, ни даже московским князем. Другой князь Иван Васильевич, младший брат первого, по прозвищу Воин, был совсем мелким князем и рано умер бездетным. Речь явно не о нем.