Иван Калита

Прогнали незваных гостей жители Смоленска. В народе родилась красивая легенда о том, что победил татар и спас Смоленск всего один воин – прекрасный юноша по имени Меркурий.

Лето 1238 года Батый провел в половецких степях. После тяжелых боев войскам необходим был отдых и пополнение. Лишь в 1239 году татары смогли возобновить активные действия против Руси. Они вновь вторглись во владимирские земли, разорили Муром и Гороховец, воевали по Клязьме. В Южной Руси отряды, посланные Батыем, захватили Чернигов и Переяславль, опустошили многие области по левому берегу Днепра.

Новое большое наступление монголо-татар началось в 1240 году. Перейдя Днепр, они поздней осенью осадили Киев. По словам летописца, даже в городе скрип тележных колес, рев верблюдов, ржание коней заглушали голоса людей.

Целые сутки длился решающий штурм. 19 ноября 1240 года татары взяли Киев. На месте цветущего города остались одни лишь дымящиеся развалины.

Рассказ о нашествии татар летописец завершил такими словами: «Грех же ради наших попусти Бог поганыя на ны. Наводит Бог, по гневу своему, иноплеменникы на землю, и тако скрушеном им въспомянутся к Богу. Усобная же рать бывает от сважения диаволя: Бог не хощет зла в человецех, но блага; а диавол радуется злому убийству и кровопролитью. Земли же съгрешивши коей, любо казнить Бог смертью или гладом или наведением поганых или ведром (то есть засухой. – Н. Б.) или дождем сильным или казньми инеми, аще ли покаемся... всех грех прощены будем» (10, 289). Такова была вкратце средневековая теория преступления и наказания и связанное с ней понимание мира как пространства, в котором человек блуждает между вечным добром – Богом и вечным злом – Дьяволом. Наделенный свободой воли, человек сам определяет свой путь. Он может приближаться к Богу на путях добродетели или же спускаться во мрак греха, где царит князь тьмы.

За грехопадением неизбежно последует наказание как в этой жизни, так и в загробном мире. Но грешник может вернуться к Богу через покаяние. «Раскаяние, – говорит Иоанн Дамас-кин, – есть возвращение от того, что противно природе, к тому, что согласно с природою, и от дьявола к Богу, происходящее при помощи подвижнической жизни и трудов» (40, 116).

Нашествие татар было проявлением Божьего гнева. Но оно не вызвало немедленного раскаяния и очищения. И потому бедствия Руси не прекратились. Поначалу татары, опустошив русские земли, исчезли так же внезапно, как и появились.

Всем казалось, что они ушли навсегда, скрывшись за «железными горами Угорскими» – за Карпатами. Однако вскоре они вернулись. В 1242 году все русские князья, уцелевшие после нашествия, были вызваны в ставку Батыя. Там каждый из них, признав свою зависимость от Орды, получил особую грамоту – ярлык, дававшую право на княжение. Русские земли превратились в особую, пользующуюся внутренней автономией, но все же подчиненную монголам область улуса Джучи. Отныне многие важные вопросы жизни Руси решались в степях Нижней Волги, а иногда и в Каракоруме – столице монгольской империи.

Постепенно русские князья стали втягивать в свои бесконечные споры татар точно так же, как прежде втягивали половцев и «своих поганых» – черных клобуков. Однако любая война с участием татар была несравненно более губительной для населения, чем самая тяжелая «дотатарская» княжеская свара. Во второй половине XIII века источники отметили 14 вторжений татар в русские земли. Все они были вызваны княжескими интригами и распрями. Особенно тяжело пострадала Владимиро-Суздальская земля, оказавшаяся главной целью татарских «ратей». Владимир, как и Киев, не имел постоянной династии и потому служил яблоком раздора для князей. А вслед за раздорами неизменно шли и «злые татары». Во Владимире повторялась драма Киева. Жизнь как бы вытекала из города. В поисках относительной безопасности люди уходили в западные и северные области. Этими потоками переселенцев наполнялась в первую очередь тверская земля, а также Московское, Ростовское, Ярославское, Белозерское княжества. Правители тех земель, куда устремились толпы беженцев, смогли быстро и без особых усилий получить многие тысячи новых подданных. От князей требовалось лишь одно: сохранять мир и порядок в своих землях.

Единственное, что удавалось унести с собой беженцам, была жгучая ненависть к «поганым». Те князья, которые хотя бы в мелочах или даже только на словах проявляли свободолюбие, быстро становились популярными в народе. И напротив, те, кто готов был платить любую цену за ханское расположение, вызывали ненависть и презрение. Люди остро ощущали позор и унижение чужеземного господства.

В этих условиях патриотизм стал не только естественной добродетелью, но и козырной картой в общерусской политической игре. Однако не менее сильной картой оставалась и дружба с «погаными», которая приносила княжеству «тишину», а князю – относительно устойчивое положение среди других правителей.

Жизнь показала, что в условиях абсолютного военного превосходства Орды оба пути – назовем их условно «путь сопротивления» и «путь повиновения» – ведут в пропасть. Одни князья ставили на сопротивление и, выиграв многое, в конце концов обычно проигрывали все. Их падение сопровождалось губительной для Руси татарской «ратью». Такова была судьба брата Александра Невского Андрея Суздальского, а в Юго-Западной Руси – Даниила Галицкого. Та же участь постигла и Дмитрия Переяславского в 1293 году.

Однако и путь повиновения в его открытой и циничной форме не сулил полного успеха. Те, кто шел этим путем, пили горькую чашу унижения. Печальной была и судьба князя Андрея Городецкого. Сокрушив брата ценой страшного разорения Руси Дюденевой ратью, он не получил ни славы, ни мира. Ему уже было под сорок, в бороде светилась первая седина. Казалось, он смог убедить всех в том, что недаром стремился к верховной власти. Но вместо этого он вынужден был разменять свою победу по мелочам. Старые счета не подлежали забвению. «Партия сопротивления» оказалась неистребимой, как и сама мечта о возвращении национальной независимости.

В реальной политике идеалы часто уступали прагматическим соображениям и при этом тесно переплетались с личными симпатиями и амбициями. Княжеская Русь по-прежнему делилась на два враждебных лагеря. В одном – новый великий князь Владимирский Андрей Александрович и его соратники, «ордынские служебники» князья Федор Черный и Константин Борисович Ростовский; в другом – сын умершего Дмитрия Александровича Иван Переяславский и его доброхоты Михаил Ярославич Тверской и Даниил Александрович Московский. Военная сила этой переяславско-москов-ско-тверской коалиции была столь велика, что Андрей Александрович не смог одолеть ее в открытом бою, когда в 1296 году попытался захватить Переяславль-Залесский. Правовой статус этого города был не вполне ясен. Андрей Александрович полагал, что переяславскими землями прежние правители управляли именно как великие князья. Исходя из этого, он считал себя вправе претендовать на управление этими землями. Князь Иван Переяславский, напротив, считал, что его отец, дед и прадед владели городом и землей как своим уделом и теперь все права собственника принадлежат ему. Не имея возможности в одиночку бороться с великим князем Андреем, Иван Переяславский искал дружбы тверского и московского князей.

Князь Андрей Александрович не знал, что предпринять.

Жаловаться хану было на сей раз бессмысленно. Его недруги учли ошибки князя Дмитрия Переяславского и заручились доброжелательством «сильных людей» в Сарае. Впрочем, хан, вероятно, попросту устал от вечных сетований и жалоб со стороны Андрея. Он не желал более громить свой русский улус, ибо тот мог в конце концов превратиться в пустыню.

Потерпев неудачу в переяславском споре, князь Андрей обратился к новгородским делам. По традиции новгородцы принимали у себя на княжении либо самого великого князя Владимирского, либо кого-то из его сыновей. Задача князя в Новгороде состояла прежде всего в обороне границ и организации удачных грабительских походов на чужую территорию. Новгородцы ревниво следили за тем, чтобы князь не приобрел слишком большое влияние на внутреннюю жизнь города. Тем, кто пытался это сделать, грозило изгнание.