Страница 8 из 31
Преодолев горный хребет, мы двигались теперь вдоль берега соленого моря, чьи воды кишели множеством жутких существ. Я видел чудовищ с телом тюленя, шеей более десяти футов и маленькой змеиной головой с пастью, полной зубов. Среди этих рептилий, которых Перри называл плезиозаврами, плавали черепахи фантастических размеров. Местное их название, по словам Диан, было тандораз, или морской тандор, а других, еще более свирепых, что поднимались из глубин и дрались с плезиозаврами, - дирайтаз, или морской дирайт. Перри же называл их ихтиозаврами. Они напоминали китов с головой аллигатора.
Я успел позабыть школьные уроки по древней истории. Все, что осталось в памяти, это кошмарные существа на картинках и убеждение в том, что любой кретин с кисточкой в руке способен "восстановить" облик любого доисторического монстра и прослыть первоклассным палеонтологом. Но когда я воочию увидел, как, блестя на солнце, появляются из глубин гибкие могучие тела, как каскадами стекает вода с выплывших на поверхность титанов, как легко разрезают морскую гладь эти огромные твари, как, издавая немыслимые звуки, дерутся они между собой, я осознал, насколько самая богатая человеческая фантазия уступает невероятному разнообразию Матери-Природы. А Перри! Тот вообще был просто ошеломлен, и сам в этом признался.
- Дэвид, - обратился он ко мне, когда мы шли по берегу моря, - я ведь преподавал геологию в свое время и верил в то, чему учил других. Но теперь понимаю, что на самом деле никогда не был в этом убежден. Человек не может поверить в существование подобных животных, пока не увидит их своими глазами. Мы часто принимаем за истину многое, особенно если бездоказательно твердят об этом снова и снова. Взять, например, религию. На самом деле мы вовсе не верим, а только думаем, что верим. Если ты когда-нибудь вернешься домой, геологи и палеонтологи первыми ославят тебя лжецом, потому что они знают - таких животных не существует. Нетрудно заставить себя поверить в их существование в какую-то отдаленную эпоху, но только не в наше время! Увольте!
На следующем привале Худжа-Проныра ухитрился подобраться совсем близко, насколько позволяла цепь, к красавице Диан. Когда он оказался с ней рядом, девушка отвернулась от него. Эта чисто женская уловка вызвала у меня улыбку, но она тут же исчезла, когда Проныра грубо схватил девушку за плечо и развернул лицом к себе.
Я был не очень знаком с обычаями и нравами местного населения, но все равно счел необходимым вмешаться. Брошенный на меня взгляд прекрасных глаз Диан не имел никакого отношения к моим последующим действиям. Не задаваясь вопросом о намерениях Проныры, я сильнейшим ударом в челюсть уложил его на месте.
Раздались одобрительные возгласы как со стороны других пленников, так и саготов, наблюдавших за этим эпизодом. Причем вызваны они были вовсе не моим благородным поступком в защиту девушки, а тем аккуратным и точным ударом, которым я расправился с Пронырой.
А что же девушка? Сначала она уставилась на меня широко раскрытыми от удивления глазами, потом опустила голову и отвернулась, словно желая скрыть краску смущения, покрывшую ее нежные щеки. Несколько секунд она стояла в этом положении, а затем решительно повернулась ко мне спиной, так же как перед этим к Худже, вызвав смех окружающих нас пленников. Но Гак-Волосатый не смеялся. Его лицо потемнело, и он тяжело уставился на меня. Я видел, как при этом краска на лице Диан сменилась бледностью.
Вскоре наш поход возобновился. Я понимал, что каким-то непонятным образом оскорбил Диан, но, как ни старался, не мог заставить ее объяснить мне, в чем была моя ошибка. Сказать по правде, я с тем же успехом мог пытаться разговорить сфинкса, судя по достигнутым результатам. Наконец, я тоже обиделся и прекратил свои распросы. Таким образом нашим дружеским непринужденным отношениям, которые с недавних пор стали очень многое для меня значить, был положен конец. Я переключил свое внимание на Перри и теперь общался только с ним. Худжа прекратил свои приставания к девушке и больше не осмеливался подходить к ней близко.
Утомительный нескончаемый поход сильно действовал мне на нервы. К тому же, я все яснее осознавал, чем было для меня общение с Диан, но глупое упрямство и уязвленное самолюбие не позволяли вновь наладить дружеские отношения. Я был еще очень молод и поэтому не стал спрашивать у Гака о причинах нашей размолвки, которую он, без сомнения, легко бы объяснил.
Ни во время движения, ни на привалах Диан больше не замечала меня. Если все же мы встречались взглядами, она отводила глаза в сторону или смотрела на меня, как на пустое место. Придя в полное отчаяние, я решил, наконец, забыть свое самолюбие и умолить Диан объяснить ее поведение, надеясь на следующем привале все же выяснить, чем я так ее обидел и каким образом смогу загладить свою вину. В этот момент мы находились у подножия другого горного хребта, но вместо того, чтобы подниматься наверх к перевалу, мы углубились в туннель, представляющий собой цепь связанных между собой подземных гротов. Темно здесь было, как в преисподней.
У охранников не было ни факелов, ни каких-либо других приспособлений, чтобы освещать дорогу. Кстати говоря, с момента нашего появления в Пеллюсидаре я ни разу не видел зажженного огня. Понятно, что на поверхности огонь не нужен, но тот факт, что охранники не додумались освещать дорогу в подземном туннеле, вызвал у меня немалое удивление. Движение в темноте резко замедлилось. Мы брели со скоростью черепахи, поминутно спотыкаясь и падая. Шедшие впереди охранники затянули заунывную мелодию, время от времени издавая звуки на более высокой ноте, что, как я заметил, каждый раз предупреждало о поворотах или труднопроходимых местах.
Остановки теперь следовали чаще, но я не хотел пока заговаривать с Диан. Я должен был видеть выражение ее лица, принося ей свои извинения.
Наконец впереди забрезжил слабый свет, означающий конец туннеля, за что я был бесконечно благодарен судьбе. Последний поворот, и мы вновь оказались на залитой солнцем поверхности земли.
Но солнечные лучи высветили и другое - Диан исчезла, а вместе с ней еще полдюжины пленников. Конвоиры тоже обнаружили пропажу и пришли в неописуемую ярость. Со зверскими, искаженными от гнева лицами, они обвиняли один другого в недостаточной бдительности. Всласть наругавшись, они накинулись на нас и стали избивать древками копий и рукоятками топоров. Они уже прикончили двоих пленников в начале колонны и собирались, похоже, сделать то же самое с остальными, но их вожак прекратил, наконец, эту зверскую расправу. Никогда в жизни не приходилось мне прежде наблюдать такого ужасного взрыва животной ярости, и я возблагодарил Бога за то, что Диан исчезла.
Из двенадцати пленников, прикованных впереди меня, исчез каждый второй, начиная с Диан: Худжа пропал, Гак остался. Чтобы это могло означать? Каким образом удалось им освободиться? Занявшись осмотром, старшина охранников вскоре установил, что примитивные замки на колодках были взломаны, точнее, открыты чьей-то ловкой рукой.
- Худжа-Проныра! - пробормотал Гак, который теперь находился прямо передо мной. - Смылся сам и прихватил девушку, от которой отказался ты, - продолжил он, глядя на меня.
- Отказался? - воскликнул я. - Что ты имеешь в виду?
Он пристально вгляделся мне в лицо.
- Я не верил, что ты из другого мира, - сказал он после паузы, - но не представляю, чем еще можно объяснить такое незнание обычаев Пеллюсидара. Ты хочешь сказать, что не знаешь, как ты обидел Диан?
- Я и правда не знаю, Гак! - ответил я.
- Тогда я тебе объясню. По обычаю Пеллюсидара, если мужчина вмешивается в отношения между другим мужчиной и выбранной им женщиной, женщина принадлежит победителю. Диан принадлежит тебе. Но ты должен был либо признать ее, либо освободить. Если бы взял ее за руку, то тем самым объявил бы своей подругой, а если бы ты поднял ее над головой и отпустил, ты показал бы, что освобождаешь ее от всех обязанностей по отношению к тебе. Но не сделав ни того, ни другого, ты нанес ей величайшее оскорбление, какое только мужчина может нанести женщине. Теперь она - твоя рабыня. С этого времени она не может найти себе другого мужчину, если тот не победит тебя в поединке. Но в Пеллюсидаре мужчины не вступают в поединок из-за рабыни. Теперь ты понял?