Домзак

На часах - без малого шесть. Пора.

После теплого душа он тщательно вытерся огромным махровым полотенцем, натянул высокие носки, осторожно всунул обрубок ноги в протез, застегнул пряжку на икре - она служила страхующим креплением, накинул на плечи халат и поднялся к себе, вспоминая, что сказал ему на прощание этот немец, главный врач ортопедической клиники Джонатан, кажется, Курц: "С нашими протезами, Herr Oberst, пациенты с парашютом потом прыгают".

Одеваясь, он тихонько напевал, одновременно прислушиваясь к звукам просыпающегося дома. Револьвер он сунул за брючный ремень сзади, надел короткую кожаную куртку. Повел плечами. Налил виски в стакан, выпил и с сигаретой в зубах вышел на внешнюю галерею, обтекавшую дом на уровне второго этажа. Из подземного гаража легко выехала и резко остановилась перед воротами темно-синяя BMW. Ворота без скрипа поехали вбок, и в этот момент к машине подошли Майя Михайловна и Оливия. Обе разом оглянулись и радостно замахали руками. Байрон ответил им шутовским поклоном, прижав руку к сердцу.

- Мы боялись тебя разбудить! - крикнула мать. - Увидимся вечером, да? Дед, наверное, совсем замучил тебя разговорами.

Оливия молча улыбалась.

Байрон послал ей воздушный поцелуй.

Женщины сели в машину, которая тотчас сорвалась с места и, стремительно выписав вираж, умчалась, скрылась за деревьями.

В кухне он расцеловался с Нилой - "Хоть и не молодеешь, но - хорошеешь. Клянусь. Диана еще спит, наверное?" - и устроился за столиком у окна, смешав табачный дым с паром, поднимавшимся от чашки с мятным чаем.

Нила села напротив.

- Ты теперь свою Диану не узнаешь, - с улыбкой проговорила она. Хорошенькая стала - страх и страсть! Только вот в больнице вся извелась. Поживи-ка на таблетках!

- Обезболивающее, - кивнул Байрон, прихлебывая горячий чай. - Надо отвыкать, не то втянется - никакой нарколог не поможет. Чур, чур меня! И ее.

- Джинсы-то ты ей привез?

- Ага. Думаешь, велики будут?

Нила усмехнулась.

- Ты ее ляжки еще не видел.

Он встал, снова закурил.

- Еще налюбуюсь.

- Капризная стала, взбалмошная. По весне вдруг с Федор Колесычем взялась по ночам бродячих собак отстреливать. Хозяин как узнал... - Нила покачала головой. - Разбушевался, а она - тоже. Путаетесь, кричит, под ногами, сами жить не умеете и другим не даете. Принцесса!

- Принцесса, - улыбнулся Байрон, уже взявшись за ручку двери.

- Засранка, - уточнила Нила.

- И это правда.

Было солнечно и ветрено, с деревьев летели капли воды, и хорошо, так хорошо дышалось.

Байрон поднял руку, приветствуя неспешно шествующую тушу - Александра Зиновьевича, дедова шофера.

- Это ты мою колымагу брезентом закрыл?

Старик остановился, широченное его лицо с узкими глазками расплылось в улыбку.

- А кто ж еще! Ты к хозяину? Пора, пора - заспался!

Махнув рукой и чуть согнувшись под тяжелой от влаги кроной молодого дуба, уже поднимавшего корнями плитки мощеной тропинки, Байрон толкнул дверь флигеля и замер на пороге. Что за черт! Откуда этот запах? Бензин. Бензином разило вовсю. Пахучая жидкость разлилась небольшой лужицей на полу в шаге от погасшего камина. Ступени лестницы, ведущей наверх, блестели. Он тронул пальцем, нюхнул: бензин.

- Дед! - позвал Байрон, ступив сбоку на нижнюю ступеньку. - Ты жив там, нет?

Молчание.

В несколько прыжков он одолел лестницу, шагнул к тахте и остановился. Взялся рукой - Господи, почему рука дрожит? - за край одеяла, потянул. Выпрямился. С хрустом в шее повернулся к окну. Закрыто.

- Вот тебе и точка, дед, - прошептал он. - Ну и точка.

Плотно прикрыв за собой дверь флигеля, он, не разбирая дороги, зашагал к своей машине. Обдирая пальцы, кое-как освободил "Опель" от брезента. Извлек из-под сиденья сверток и быстро взбежал по парадной лестнице, хлопнул дверью и остановился только у комнаты Дианы. К двери была прикноплена бумажка со смешной рожицей и надписью: "Ищу героя!" Не до того. Он постучал. Еще раз - нетерпеливее и громче.

- Ага! - раздался голос Дианы за спиной. - Отутбил!

Он поймал ее в охапку, поцеловал в нос, в губы, в лоб "Богинюшка-матушка! Ай да ты!" - и бережно опустил на пол. Она была в халате, от нее пахло кофе - только что отзавтракала.

- Диана! - Он открыл перед нею дверь. - Все остальное потом, сейчас мне позарез нужна твоя помощь ("Господи, как она похорошела, в самом-то деле!"). Это надо спрятать. - Он протянул ей сверток. - Это мой пистолет. Взял с собой на всякий случай - мало ли что в дороге случается. Пронесло, а теперь его надо хорошенько заныкать. Можешь? Можешь. Сейчас здесь будет полно милиции...

- Да погоди же! - сердито крикнула она, забирая сверток. - Конечно, спрячу, о чем речь! Ты стрелял в кого-то?

- Нет, дело не в этом. Я не стрелял. - Он сделал глубокий вдох, задержал дыхание, выдохнул. - Деда убили. Ножом или топором, не знаю. Я сейчас буду звонить в милицию. Не хочу, чтобы они к этому (кивнул на сверток) прицепились. Я из него сто лет не стрелял, но он "левый". Понимаешь? Держал дома на всякий случай... из Чечни привез...

- Кто убил деда?

- Ума не приложу. Веришь?

- Конечно. Когда? Ты ж с ним всю ночь провел.

- До трех часов. После трех я уже спал в своей комнате. Мы договорились встретиться утром, чтобы обсудить одно дело... одно важное для него дело... Потом расскажу. А сейчас не задавай больше вопросов, пожалуйста. Спрячь это хорошенько. Дом обыскивать вряд ли будут, но чем черт не шутит... А потом я тебе все в подробностях расскажу.

Он уже успокоился. Даже улыбнулся Диане.

- Нила говорит, что ты страх как похорошела. Врет. Слов таких нет... но я поищу...

Она ответила ему напряженной улыбкой.

- Я тебе верю, Байрон. Иди звони. Про мать не забудь.

Он кивнул и быстро вышел из комнаты.

Уже оказавшись в дедовом кабинете, он вдруг пожалел о том, что отдал ТТ Диане. Глупость какая-то. Нелепейший поступок перетрусившего мальчишки. Перетрусившего ни с того ни с сего. За годы службы в военной прокуратуре ему доводилось видеть и не такие трупы. Это произошло здесь. Выпил. Произошло в нескольких шагах от постели, на которой они с Оливией - может быть, как раз в те минуты, когда кто-то убивал деда, - кувыркались до полного изнеможения. Или после того, как она ушла, или когда он очнулся после метрополитен-кошмара. Произошло, по сути, в родном доме. И жертвой стал родной человек, который годами заменял ему отца, никогда при этом даже не намекая на особую свою роль в жизни внука. Да еще после рассказа о Домзаке. Он успел поделиться с ним тайной. Быть может, лишь частью тайны. Объективно - она не имела никакого отношения к убийству, но так уж странно сложилось, что убийство как-то само собой стало составной частью тайны и истории Домзака.

Он вынул из кармана мобильник, набрал номер.

Мать ответила не сразу.

- Извини, милый, - пропела она запыхавшимся голосом, - рабочий день я начинаю с массажа и только что...

- Возвращайся домой. Деда убили.

Он выключил связь. Закурил. Теперь можно и собак будить. Набрал 02.

Он вышел во двор, машинально отметив, что воздух стал теплее. Его колотило, но руки - он по привычке вытянул их перед собой - не дрожали. Достал из внутреннего кармана куртки плоскую стальную фляжку и дважды, без передыха глотнул. Завинчивая пробку, услыхал ленивое подвывание милицейской сирены. Однако первой из-за деревьев появилась машина матери. Байрон не двинулся с места, когда темно-синий автомобиль затормозил, едва не коснувшись бампером его колен.

- А твой водитель - ас. - Он обнял мать, взял за руку Оливию. - Такие дела, хорошие мои.

Мать заплакала в голос, обхватив сына руками. Оливия прислонилась к его плечу.

- Где он? - почему-то шепотом спросила она.

- Во флигеле. Идите в дом. - Он подтолкнул их к крыльцу. - Идите же.

Первая милицейская машина въехала во двор, вторая остановилась на улице.