Поиски Абсолюта

— Дети, — сказал он с тем благородством в манерах, которое некогда внушало к нему такое почтение, — мы все должны благодарить Маргариту, быть признательными ей за мудрость и усердие, с какими она выполнила мои намерения, осуществила мои планы, когда, чрезмерно поглощенный своими трудами, я вручил ей бразды правления в нашем доме.

— А! Пора уже прочесть брачные контракты, — сказал Пьеркен, смотря на часы. — Но это не входит нынче в мои обязанности, принимая во внимание, что закон запрещает мне вести дела, относящиеся к моим родственникам и ко мне. Господин Рапарлье-старший сейчас прибудет.

В это время стали собираться друзья семьи, приглашенные на обед, который давали по случаю возвращения Клааса и подписания брачных контрактов, а слуги несли подарки невесты. Собрание росло и росло, становясь все великолепнее как по составу именитых гостей, так, в равной степени, и по красоте богатых туалетов. Три семейства, соединявшиеся счастливыми браками, пожелали соперничать между собою в роскоши. Зала вмиг наполнилась прелестными подарками, которые дарят при обручении. Золото струилось и сверкало. Развернутые ткани, кашемировые шали, ожерелья, уборы вызывали такую подлинную радость и у тех, кто дарил, и у тех, кто получал подарки, эта полудетская радость так сияла на всех лицах, что о стоимости великолепных подарков забыли и те праздные люди, которые частенько из любопытства занимаются подсчетом. Вскоре приступили к исполнению церемониала согласно обычаю, принятому в доме Клаасов для таких торжественных случаев. Полагалось сидеть только родителям, а другим присутствующим — стоять перед ними в некотором отдалении. Вдоль левой стены залы и со стороны сада поместились Габриэль Клаас и девица Конинкс, далее де Солис и Маргарита, ее сестра и Пьеркен. В нескольких шагах от этих трех пар Валтасар и Конинкс, единственные из всего собрания, кто сидел, расположились в креслах возле нотариуса, сменившего Пьеркена. Жан стоял позади отца. Два десятка изящно одетых дам, несколько мужчин, все из числа ближайших родственников Пьеркенов, Конинксов и Клаасов, мэр города Дуэ, которому предстояло совершить брак, двенадцать свидетелей из преданнейших друзей трех семейств, и в том числе старший председатель королевкого суда, — все, даже священник церкви св. Петра, стояли, образовывая со стороны двора величественный полукруг. Честь, воздаваемая всем этим собранием у семейства, сиявшего сейчас ореолом поистине королевского величия, сообщала сцене характер некоего древнего обряда. То был единственный момент, когда за целых шестнадцать лет Валтасар позабыл о поисках Абсолюта. Нотариус Рапарлье подошел спросить у Маргариты и ее сестры, собрались ли все гости, приглашенные на заключение брачных контрактов и на обед, который должен был затем последовать, и, получив утвердительный ответ, пошел назад за брачным контрактом Маргариты и Эммануила де Солиса, который надлежало читать раньше других, — как вдруг дверь в залу отворилась, и появился сияющий радостью Лемюлькинье:

— Барин! барин!

Валтасар бросил на Маргариту взгляд, полный отчаяния, подал ей знак и увел ее в зал. Тотчас же смятение овладело всеми собравшимися.

— Я не смел тебе сказать, дитя мое, — сказал отец дочери, — но раз ты столько для меня сделала, ты спасешь меня и от последней беды. Лемюлькинье ссудил мне для последнего, не удавшегося, опыта двадцать тысяч франков, плоды своих сбережений… Вероятно, несчастный пришел за ними, узнав, что я разбогател; отдай ему немедленно. Ах, ангел мой, ему ты обязана жизнью своего отца, ведь он один утешал меня при неудачах, он один еще верит в меня. Без него, конечно, я умер бы…

— Барин! барин! — кричал Лемюлькинье.

— Что такое? — сказал Валтасар, обернувшись.

— Алмаз!

Клаас вбежал в залу, заметив алмаз в руке лакея, который сказал ему шопотом:

— Я вошел в лабораторию…

Обо всем позабыв, химик бросил на старого фламандца взгляд, который можно было передать только словами: «Ты первым вошел в лабораторию!»

— И там, — продолжал лакей, — я нашел алмаз в капсюле, соединившейся с вольтовым столбом, который мы оставили делать свое дело; вот он, барин, и сделал! — добавил слуга, показывая алмаз — белый, восьмигранный, блеск которого привлекал изумленные взгляды всего собрания.

— Дети мои, друзья мои, — сказал Валтасар, — простите моего старого слугу, простите меня… С ума сойдешь от этого… Случайно за семь лет осуществилась, в мое отсутствие, задача, составлявшая предмет моих поисков на протяжении шестнадцати лет. Как это произошло? — ничего не знаю. Да, я оставил смесь серы и углерода под воздействием вольтового столба, за которым нужно было бы наблюдать каждый день. И вот, без меня в лаборатории обнаружилось могущество божие, и я не мог, разумеется, установить последовательности изменений! Не ужасно ли это? Проклятый отъезд, проклятая случайность! Увы! если бы я следил за этой продолжительной, медленной или же внезапной… не знаю, как назвать — ну, скажем, кристаллизацией, трансформацией, словом, за этим чудом, тогда дети мои были бы еще богаче. Хотя это и не есть решение главной моей проблемы, все же первые лучи моей славы зажглись бы над моей страной, и в настоящую минуту еще светлей была бы радость удовлетворенных сердец, согретая солнцем Науки!

Все хранили молчание. Слова, без особой последовательности вырвавшиеся у него от скорби, были слишком искренни, чтобы не прозвучать возвышенно.

Вдруг Валтасар подавил свое отчаяние, бросил на собравшихся величественный взгляд, засиявший в душах, взял алмаз и протянул его Маргарите, воскликнув:

— Тебе он принадлежит, ангел мой.

Потом он жестом отослал Лемюлькинье и сказал нотариусу:

— Будем продолжать.

От его слов все содрогнулись, — такое содрогание вызывал в некоторых ролях Тальма у внимавшей ему толпы. Валтасар сел, пробормотав самому себе:

— Сегодня мне нужно быть только отцом.

Маргарита услышала, подошла и, схватив руку отца, почтительно ее поцеловала.

— Никогда человек не был до такой степени велик, — сказал Эммануил своей нареченной, когда та вернулась к нему, — никогда человек не был до такой степени могуч; всякий другой сошел бы с ума.

Когда три контракта были прочитаны и подписаны, все поспешили расспросить Валтасара, как образовался алмаз, но он ничего не мог ответить относительно этого непонятного случая. Он взглянул на чердак и с негодованием показал на него.

— Да, там на мгновение случайно проявилась, — сказал он, — ужасающая сила, происходящая от движения воспламененной материи и, вероятно, создающая металлы и алмазы.

— Случай, конечно, вполне естественный, — заметил один из тех, кто любит все объяснять, — простак забыл там настоящий алмаз. Вот и все, что уцелело, а сколько он сжег…

— Но довольно, — сказал Валтасар друзьям, — прошу вас не говорить нынче о таких предметах.

Маргарита взяла отца под руку, чтобы перейти в парадные комнаты переднего дома, где ждало всех пышное празднество. Когда Клаас вслед за гостями вошел в галерею, то увидал, что там висят картины и все полно редкостными цветами.

— Картины! — воскликнул он, — картины!.. и некоторые из наших прежних!

Он остановился, чело его омрачилось, на минуту он ощутил печаль и почувствовал тогда тяжесть своих ошибок, измерив, как велико тайное его унижение.

— Все это ваше, папенька, — сказала Маргарита, угадывая, какие чувства волновали душу Валтасара.

— Ангел, которому сами духи небесные должны рукоплескать, — воскликнул он, — сколько же раз ты будешь возвращать жизнь своему отцу?

— Пусть ни одного облачка не останется на вашем челе, ни малейшей печали у вас на сердце, — ответила она, — и вы вознаградите меня свыше моих ожиданий. Я только что подумала о Лемюлькинье, милый папа; то немногое, что вы о нем сказали, заставляет меня ценить его, и, признаюсь, я плохо о нем судила; не беспокойтесь о том, что вы ему должны, он останется с вами, как ваш смиренный друг. У Эммануила около шестидесяти тысяч франков сбережений, мы подарим их Лемюлькинье. Прослужив вам так хорошо, он должен быть счастлив на склоне дней. О нас не тревожьтесь! У меня с господином де Солисом жизнь будет спокойная, тихая, без всякой пышности; мы можем обойтись без этих денег, пока вы нам их не вернете.