Страница 74 из 83
Питер взял это на заметку. Меровий был настоящим эрудитом. Правда, странно, что он счел нужным упомянуть об оснастке корабля при Ланселоте, который уж как-нибудь должен получше Меровия разбираться в таких делах. Разве что Меровий понимал, что именно этот Ланселот с такими мелочами не знаком.
– А как мы поступим с лошадьми? – спросил Питер. Корс Кант удивленно глянул на него, и Питер понял, что сморозил глупость. «Господи, ну невинный же вопрос! На корабле никаких стойл и конюшен нет!»
А бард проехал по бревенчатому причалу. Копыта его пони стучали подобно старым потрескавшимся барабанам. Как только юноша спешился, оборванцы-матросы в римских доспехах и звериных шкурах взяли пони под уздцы и отвели на середину палубы.
– О!.. – вырвалось у Питера. «Откуда мне было знать, что они возьмут треклятых лошадей на треклятую калошу?»
К Питеру подскакал Кей, который выстроил своих людей друг за другом.
– Ты спросил, как мы поступим с лошадьми?
– Тебе послышалось. Ты что, меня дураком считаешь?
– Да ты не волнуйся, мы их оставим в Кардиффе.
– Знаю.
– Ей-богу, мне бы тоже не хотелось тащиться с ними по морю до Харлека, государь! Вонючие зверюги. Это тебе не корабли, хотя тут тоже, по-моему, без вони не обойдется.
Матросы пожирали лошадей голодными глазами. Когда один из них взял под уздцы лошадь Анлодды, та оттолкнула его руку и беспомощно посмотрела на Корса Канта, потом – на Питера.
К ней подъехал Меровий и опустил руку ей на плечо.
– Девочка, ты не сможешь плыть на Мериллуин по волнам! Отдай поводья матросам, они позаботятся о твоей кобыле, во имя Артуса. Не волнуйся, о ней будут заботиться денно и нощно вплоть до нашего возвращения.
Анлодда закусила губу и, подозрительно прищурившись, посмотрела на Меровия. Затем она отдала поводья матросу-легионеру и спрыгнула на причал. Она едва слышно заговорила с Меровием, но все же Питеру удалось расслышать их разговор.
– Знаешь.., а ведь я никогда не говорила тебе, государь, что ее зовут Мериллуин.
– Разве не говорила? – высоко вздернув брови, спросил Меровий.
– Нет.
– Правда?
– Точно.
– Наверное, все же говорила, потому что иначе откуда бы я знал эту кличку?
Меровий загадочно улыбнулся и передал подошедшему матросу поводья своего скакуна.
Питер поторопил Эпонимуса. При виде пенистых волн ему почему-то стало нехорошо. «Глупости какие! – урезонил он себя. – Я никогда не боялся воды!»
Почувствовав его испуг, Эпонимус загарцевал на месте и попятился от причала. Стиснув зубы, Питер, насколько смог, сжал пятками бока лошади.
Наконец Эпонимус послушался и пошел по причалу. Вскоре они поравнялись с конем Меровия. Сам не понимая, почему, Питер закрыл глаза и открыл их только тогда, когда Эпонимус ступил на палубу. Он соскользнул с седла и прислонился к мачте.
«Я не боюсь воды! Я воды не боюсь! А Ланселот?»
Мысль эта Питера не порадовала. Неужели сознание сикамбрийца время от времени отвоевывало свое законное место?
Люди и лошади быстро заполняли палубу «Бладевведд», подгоняемые звуками походной волынки. Не то, чтобы груз сказался так уж сильно на осадке корабля. «Я бы мог взять с собой хоть сто человек!» – с обидой подумал Питер. Корабль был гораздо вместительнее, чем казался с берега.
Волны мягко покачивали посудину. Куга и его спутники сердито бурчали:
– Тоже сказать, гостеприимство! Вот оно, хваленое бриттское гостеприимство! Как тут нас разместят – прямо на палубе, что ли?
– Ага, – добавил сам Куга. Питер пропустил его замечание мимо ушей.
– Отдать концы! – прокричал Нав, после того как матросы уложили снятую с лошадей поклажу на палубе и связали канатами все, что только попадалось на глаза. Матросы распустили главный парус, гребцы оттолкнулись веслами от причала, и галера боком подалась к середине реки.
– Рабы? – спросил Питер, перегнувшись через борт.
– Свободные люди, – поправил его кормчий, крепко державший руку на кормовом весле.
– Свободные?
– Да, государь. Это наемные матросы, все до одного. Захотят уйти – скатертью дорожка, только чтоб за месяц сказали.
– Господи, почему же они тут служат? – Питер не мог скрыть изумления.
За спиной у Питера откуда ни возьмись появился капитан.
– Потому что я владею этой посудиной и плачу им вдвое больше положенного. Артеге хорошо платит, не скупится.
«Артеге? – подумал Питер. – Еще одно имечко Аргуса?»
– А ты разве не зовешь его Артусом?
– Я не в Риме живу, – язвительно проговорил Нав и отвернулся.
Путь по Северну до Кардиффа занял почти два часа. Заканчивался шестой день пребывания Питера в артуровских временах. Солнце давно село. Пятьдесят слуг (или рабов) ожидали их у причала. Лошадей свели по трапу на берег и увели в гарнизонные конюшни. Корс Кант удержал Анлодду за плечи – та была готова побежать следом за своей любимицей.
Нав проорал приказы, захлопал в ладоши, и вот уже они снова оказались на середине реки. Мимо проплывали едва видимые в сумерках берега.
Бедивир предложил Питеру остаться на палубе вместе с воинами, дабы те почувствовали, что он такой же, как они. Питер резко отказался, даже не дав Бедивиру договорить, объяснив свой отказ так:
– Уважение для меня важнее любви. – А когда Бедивир ретировался, Питер тихо сказал Кею:
– На самом деле еще больше меня бы устроил страх – как сказал Макиавелли.., один великий.., сикамбрийский философ.
– Ты переменился, – заметил сенешаль. – Было время, когда ты запросто пьянствовал и развратничал вместе со всеми остальными.
«Как же мне надоел этот рубаха-парень Ланселот!» – мысленно выругался Питер, а вслух сказал:
– Мы на войне. Играем по другим правилам. Питер удалился в свободную кабинку, закрыл за собой дверь, предварительно назначив Кея связным. Вскоре Северн широко разлился по равнине, и «Бладевведд» выплыла в бурное море.
Крепка соленая волна, Прибрежный сух песок, Ушли куда-то облака, Небесный свод высок.
И птиц над нами в небе нет, И путь наш так далек…
Трирема плыла по темным, почти черным волнам с решимостью обезумевшего кита. Она раскачивалась, вертелась и стонала. Половина бриттов припали к бортам, стараясь показать, что им все нипочем. Они, похоже, чертовски устали запихивать в себя еду, которую тут же приходилось изрыгать за борт. Другие расселись на палубе, коротая время за игрой в кости на бронзовые асы – мелкие монетки.
Гребцы и палубные матросы переносили плавание равнодушно. Этих куда больше интересовало вино и подсахаренный мед.
Питер всегда любил море, и сейчас ему по душе были и волны, и качка. Желудок его никак не реагировал на сюрпризы плавания. Корс Кант, похоже, тоже радовался перемене в своей жизни, а вот подруга его позеленела, как ящерица.
Миновал день пути, Питер взял за правило стоять на палубе, широко расставив ноги, и пристально обозревать серый горизонт, словно надеялся высмотреть там что-либо, достойное интереса. Как-то раз он подозвал к себе барда и громко распорядился:
– Морскую песню! Заводи-ка сынок!
Бард на миг задумался и проговорил нараспев:
Небо чернеет, волны бушуют, волны Не знают покоя Сколько ты душ загубило невинных, Море жестокое, море слепое!
Перед твоею бездонной пучиной Все мы равны – будь ты раб или воин…
– Гм-м-м. Цицерон?
– Корс Кант Эвин, мой принц.
Питер размышлял. Он знал, как поступил бы на его месте следователь. Нужно натравить подозреваемых друг на друга, глядишь – шпионка сама себя и выдаст. Но это грозило дисциплине в рядах вверенного ему отряда.., ни одно воинское подразделение не удержится, если в нем один будет бояться другого. Это произошло с Советами, когда еще существовали Советы, до того, как они развалились на Россию, Грузию, Узбекистан, Казахстан и еще десяток смертельных врагов.
Питер вздохнул и запустил в действие этап расследования под номером 2.
– Мне нужны глаза, мальчик, – признался он барду. – Мне нужны уши, которые слышат через палубу. Мне нужен человек, который бы смотрел и слушал, в особенности то, что говорят про Кея и Артуса. – Кея голыми руками не взять, но даже он мог ошибиться. Вдруг и Ланселоту – Питеру грозит смерть, если он не будет на все сто участвовать в заговоре Кея?