Страница 6 из 20
- Одареныши, - ответила Соня. - Ну ладно, я пошла. Перестало болеть?
- Перестало. Тебе бы медсестрой работать.
- Врешь, не перестало. Ну, пока.
- Подожди! - крикнул я ей вдогонку. - А зачем вообще все это нужно?
- Ну и каша у тебя в голове! Совершенно не умеешь думать, - сказала Соня, стоя уже в дверях. - Что нужно? Кому нужно?
- Дроздову.
- Так и говори. Не знаю я, зачем это ему нужно. Школа-то экспериментальная, единственная в Союзе.
- А может, и в мире, - сказал я.
- А может, и в мире, - согласилась Соня.
7
Оставшись один, я первым делом обошел все углы комнаты, шаря руками вслепую: мало ли чего можно здесь ожидать. Вроде бы никого не осталось.
Потом я подошел к письменному столу. На столе лежало расписание. Пятидневка. Суббота и воскресенье - свободные. Зато в остальные дни занятия утром и вечером. Утром пять уроков, вечером три. Половина предметов - по программе восьмого класса, но каждый день по два раза АТ. Я сообразил, что это аутогенная тренировка. Два раза в неделю спецкурс и три раза тесты. А когда же делать домашние задания? Или на дом здесь ничего не задают?
Я посмотрел в окно и ахнул. Высоко под куполом летали две маленькие фигурки: белобрысый мальчишка и рыжая девчонка с развевающимися волосами. Оба в темных тренировочных костюмах. Плавая в воздухе, они выделывали хитрые штуки: вертелись в сальто, ловили друг друга за руки, как в цирке. Но никаких тросов и перекладин не было видно. Просто они летали.
Я вздохнул, отошел от окна и лег на сырую постель.
Тут над ухом у меня раздался леденящий вой, и скрипучий голос произнес:
- Вы-ы-пустите!..
Я вскочил, волосы у меня встали дыбом. Но, подумав, успокоился.
- Кончайте баловаться! - сказал я сердито. - Дайте с дороги отдохнуть.
Взял с полки Конан-Дойля, попытался читать. Что-то мешало. Видимо, голод. И, переодевшись в сухое, я отправился в столовую.
Мне хотелось увидеть хоть одного нормального человека - официантку, повариху, подавальщицу. Просто перекинуться словом, расспросить кое о чем. Но в маленьком светлом зале столовой был один лишь никелированный прилавок с подогревом. На прилавке ничего не стояло.
Я оглянулся. В углу за столиком, искоса на меня поглядывая, сидели двое тот самый белобрысый и рыженькая, которые минут десять назад резвились над пальмами. Они спокойно ели что-то вкусное - как я понимаю, это был обед.
- Привет! - сказал я им как можно более спокойно. - Я на предмет покушать.
- Что, что? - Белобрысый приложил согнутую ладонь к уху и встал. Простите, не расслышал.
Я сразу понял, что с белобрысым мы не поладим.
- Да вот пообедать пришел, - пробормотал я.
- Ах, пообедать, - улыбаясь, сказал белобрысый. - Ну что ж, приятного аппетита.
Он протянул обе руки вперед - на них оказался поднос с тремя тарелками и стаканом. В тарелках что-то аппетитно дымилось, высокий стакан, запотевший от холода, был полон чем-то зеленым - наверное, фруктовый сок.
- Спасибо, - сказал я неуверенно и, тоже протянув руки, сделал шаг вперед.
Но тут поднос взвился под потолок и, описав круг над моей головой (я присел от неожиданности), на бреющем понесся над столами. Чиркнул по поверхности крайнего столика, завертелся, остановился.
Белобрысый поклонился и сел. Рыженькая засмеялась.
Решив пока ни на что не обижаться, я подошел к столику. В одной тарелке был огненно-красный борщ, в другой - румяная куриная ножка с гарниром. Я протянул руку к стакану - стакан не улетел, не исчез, он был совсем настоящий и очень холодный. Но пахло от него странно - нашатырным спиртом.
Я поднес стакан к губам.
- Ты что? - закричала вдруг рыженькая. - Шуток не понимаешь?
Она нахмурилась, поднос пропал, стакан тоже. Только пальцы мои, державшие его, оставались влажными и холодными.
- А что? - недовольно проговорил белобрысый. - Отличная работа. Сплошные углеводы.
- Знаю я твои углеводы!
Рыженькая встала, подошла к прилавку, отодвинула крышку, оттуда повалил пар.
- Вот твой обед, - сказала она мне. - Бери и не бойся.
У нее были ярко-зеленые глаза, казавшиеся очень светлыми из-за множества веснушек вокруг - на щеках, на носу и даже на лбу.
"Ну ладно, ехидина, - подумал я о белобрысом, - я тебе отплачу!"
Он покосился на меня и сделал вид, что ничего не расслышал.
Обед на сей раз был настоящий, без подвоха, и я наелся досыта. Потом поднялся к себе и до полуночи читал Конан-Дойля. Никто меня больше не беспокоил.
8
На другое утро в семь тридцать стенные часы коротко динькнули раз пять, потом оглушительно зазвонили. Я вскочил, быстро умылся, подошел к шкафу и стал размышлять, что надеть. Мне хотелось обновить синюю форменную куртку с нашивкой на рукаве. На нашивке был изображен купол школы с пальмой под ним и вышиты буквы "ЭШОП": "Экспериментальная Школа Одаренных Переростков". Поколебавшись, я все-таки оделся в свое - в парусиновую куртку и вельветовые брюки: возможно, эта шикарная форма использовалась только в торжественные дни.
Волнуясь ужасно, я спустился в вестибюль.
Я ожидал там встретить таких же, как я, новичков, но увидел только Дроздова. Директор школы явился в парадной форме: синей куртке с нашивкой и белых брюках. Вид у него был какой-то усталый, движения замедленные.
- Ну, как спалось на новом месте? - спросил он меня приветливо. - Ребятки не докучали?
Я покачал головой.
- Добро, добро. Пойдем, я познакомлю тебя с учителями.
Мы вышли на улицу - если можно так сказать о пространстве под куполом. За стеклом, в тайге, было пасмурное и, видимо, холодное утро. Леса колыхались от ветра, по ближнему озеру ходили свинцовые волны, от одного вида которых бросало в озноб. А здесь было тепло и безветренно. Вода в бассейне ярко зеленела, с одной из пальм сорвался и, камнем упав, глухо стукнулся о землю кокос. Мне стало грустно, я вспомнил о маме.
Учебный корпус был маленький, одноэтажный, без окон. Внутри - зеленые пластиковые стены, раздвижные двери, оклеенные коричневой фанерой. На первой двери было написано: " Учительская". Это слово меня успокоило: может быть, ничего необычного, все обойдется.
В учительской сидели два человека, оба в синей униформе. Я понял, что совершил ошибку, выйдя в своем: ведь, если разобраться, для меня это и был самый торжественный день: начало учебы в спецшколе. Один учитель был лысоватый, чернявый, худой, с пронзительным взглядом, другой - добродушный толстяк с седой челкой. Оба бледные и тоже как будто заспанные.