Страница 5 из 24
Внутри почти холодно – это нормальный сидячий, но мягкий вагон с кондиционером, сиденьями типа самолетных и чистыми белыми шторками на окнах и наволочками-подголовниками. Естественно, на наших местах уже сидят несколько невозмутимых китайцев. Показываем билеты, нехотя уступают места. Путем сложных переговоров всем удается разместится, спасибо проводнику – теперь, когда мы уже внутри, он на нашей стороне, шугает зайцев в защиту бедных лаоваев, и вообще, оказывается милым парнем. Едва последний рюкзак укладывается на багажную полку, как поезд безшумно отталкивается от перрона, унося нас в ночь, подальше от столичного Пекина в направлении самого центра Поднебесной – провинции Хэнань.
Ночь в мягком сидячем – не самое приятное времяпровождение, уступающее по мучительности лишь ночи в сидячем жестком. Основная проблема – очень хочется спать, а негде. Сидящие у окна – везунчики, они могут, в принципе, положить голову на маленький столик, где-то между термосом с кипятком (его можно получить в любом китайском поезде) и огрызками копченой курицы, купленной впрок на вокзале. В качестве подушки можно на выбор использовать свои руки (быстро немеют), свитер товарища (если таковой есть) или, на худой конец, упаковку китайского бисквита (в эту поездку он входил в стоимость билета, на пакетике надпись: «Хочэ мяньбао» – «Железнодорожный хлеб»). К тому же спросонья организм замедляет процессы метаболизма и начинаешь замерзать под щедрыми ветрами кондиционеров. Слева и справа тебя подпирают плечи товарищей, напротив два китайца режутся в карты и жутко орут в азарте всю ночь, третий же их земляк просто подстригает ногти на ногах, деликатно смахивая обрезки под сиденья. Закон «Что естественно – то небезобразно» для китайцев самый главный после закона «С полудня до двух часов – обед» (в это время не работает НИКТО) и неофициальной поправки к конституции, которая гласит: «Встретишь белого – заработай на нем». Я люблю китайцев и знаком со многими достойными представителями этого древнего народа, но порой хочется встать и на чистом путунхуа громко сказать: «Мужики! Курить, ковырять в носу и зевать на весь вагон – нехорошо!».
Со скрипом разгибаем затекшие ноги, разминаем шеи, разлепляем веки – за окнами нашего скоростного мягкого уже светло, до Чжэнчжоу несколько минут, мимо пролетают все те же гаоляновые пейзажи пополам с какими-то угольными разрезами и трубами ТЭЦ. Тем не менее, настроение вполне боевое – в провинции Хэнань большинство из нас еще не бывало, поэтому даже прямоугольные дырки в желто-глиняных склонах гор, которые на поверку оказываются дверями в крестьянские мазанки-пещерки, встречаются на ура.
Из тамбура появляется молоденькая, вся накрахмаленая и вышколенная стюардесса (другого слова не подобрать), и на чистом путунхуа начинает задорно вещать что-то очень патриотическое и положительное. Прислушиваюсь – ага, да ведь через несколько дней Гонконг (Сянган) официально возвращается в лоно Китая. Грядут большие праздники, и мы как раз будем свидетелями этого. Стюардесса переходит на весьма нечистый английский и, все так же глядя прямо перед собой ясным комсомольским взором, повторяет свой спич еще раз. Кроме нас, иностранцев в вагоне нет, но наша национальность ее, похоже, не волнует. В динамиках играет жизнеутверждающая китайская попса, стюардесса приступает к предпраздничной раздаче подарков – всем пассажирам достается по простенькому набору шариковых ручек с памятной надписью «Гонконг возвращается». Мелочь, но приятно – вроде как государство помнит о тебе, ручку тебе подарило – пиши, лаопайсин, на здоровье, кушай железнодорожную булку и слушайся компартию… Смех смехом, но мы невольно позавидовали китайцам – их страна на подъеме, экономика цветет, дома растут как грибы, в мировом сообществе Китай все больше вызывает уважение – и самое главное, люди там живут хоть зачастую и очень бедно, но как-то легко и весело, и правящая верхушка – а через нее, очевидно, и СМИ – делает немало для поддержания бодрого патриотического духа в массах, и похоже, пока им это удается. Великий Дэн Сяопин просто внимательно читал великого Лао-Цзы, написавшего еще тогда, когда на месте Парижа бродили дикие волки: «Мудрый правитель делает желудки людей полными, а сердца – пустыми», что значит – дай людям еду, работу и национальную гордость, а политикой и революциями пусть занимаются аристократы. Примерно вот с такими глубокими мыслями мы и сходим на перрон восьмимиллионнго города Чжэнчжоу, названного так по фамилии древнего принца Чжэн.
Глава 4
«Китай прирастать будет Хэнанью!»
Чжэнчжоу – промышленный и транспортный центр провинции Хэнань, а ведь в ней населения больше, чем во всем бывшем Советском Союзе. Это уже не Пекин с его столичным лоском и европейскими замашками. Мы поняли это, когда протолкавшись сквозь толпу убывающих и прибывших разношерстных пассажиров, были окружены плотным кольцом местных аборигенов, никогда, видимо, не видавших живого лаовая. Скорее всего, это были крестьяне или наемные рабочие из глубинки, приехавшие в Чжэнчжоу на заработки, но так или иначе, ребята таращились на нас буквально с открытыми ртами без всякого стеснения и хорошо еще, что не трогали руками. Впрочем, мы не остались внакладе – обложишись рюкзаками по кругу, как те еще квакеры в Америке времен последних могикан, начали снимать китайцев в две камеры плюс еще пара кодаков, громко комментируя выражения их лиц, правда, по-русски. Неизвестно, чем закончилось бы это культурное противостояние, не приди А.М. с новостями – есть автобус до Шаолиня, в автобусе есть места, надо только протолкаться через привокзальную площадь (после Пекина – тесная и обшарпанная, куча нищих фантастически грязного вида, общественный туалет за треть юаня описывать не буду по этическим соображениям), перейти восьмиполосный проспект, просочиться между рядами велосипедистов (в Китае правило перехода дорог одно: иди так, как будто никого нет, и тебя объедут, если же начнешь вилять, то тебя задавят), отбиться от алчных таксистов (хорошо помогает какая-нибудь длинная вежливая фраза на хорошем путунхуа – сбивает с толку во-первых, сбивает цену сразу вдвое во-вторых; на крайняк все могут монотонно повторять «Бу яо, бу яо, бу яо…» (не надо, не надо…), тем более что в Хэнане свой, совершенно отвратительный диалект, после которого диктор пекинского телевидения кажется просто родным братом, кассету с голосом которого кто-то всего лишь поставил на ускоренное воспроизведение) и после всего этого втиснуться в раскаленный на солнце, по-японски узкий в коленях, видавший виды гор Суншань небольшой дизельный автобусик.
Уважаемые дикие туристы, рискнувшие своими силами путешествовать по провинциальному Китаю, имейте ввиду! Если водитель автобуса поклялся вам, что отправление – в десять часов, не верьте этой старой прокуренной вобле! Автобус не тронется, пока последнее место в нем не будет занято, а значит, еще лишние десяток-другой юаней не будет заработан – и не помогут удивленные распросы, просьбы, требования и угрозы – водила будет холодно курить вам в лицо, сплевывая в окошко поверх проезжающих мимо велосипедистов, шеи которых медленно отворачиваются вслед вашим потным европейским рожам, и демонстрировать самоотверженную готовность умереть, но не вернуть уплаченные вами деньги. А хочешь, чтобы все было без осечек – плати баксами втридорога, желательно заранее, еще до въезда в Китай. Тогда солидная турфирма обеспечит вам комфортабельное путешествие в чистых светлых поездах и автобусах по красивым и с центральной канализацией местам культуры и отдыха, тем самым в корне задушив запах и вкус живого, вонючего и антисанитарного любимого вами Китая.
Бодренько проезжаем сквозь пыльный и низкорослый Чжэнчжоу – масса автомастерских, мелких одно-двухэтажных магазинов, склады, жилые дома в большинстве нашего девятиэтажного блочного типа, грязные, в бурых потеках, с битыми стеклами. Это – недалекое индустриальное прошлое Китая, в то время как Пекин олицетворяет близкое интернационализированное будущее. Конечно, небоскребы и древние пагоды есть и в Чжэнчжоу, но как-то теряются в общей массе обветшавших «хрущевок по-китайски».