Стихи

И вот среди раздолбанных кирпичей, среди разгромленного барахла я увидел куклу. Она лежала, раскинув ручки,- символ чужой любви... чужой семьи... Она была совсем рядом.

Зарево вспухло, Колпак летит, Масло, как мозг, кипит, Но я на куклу Не смог наступить И потом убит.

И занял я тихий Свой престол В весеннем шелесте трав, Я застыл над городом, Как Христос, Смертию смерть поправ.

И я застыл, Как застывший бой. Кровенеют мои бока. Теперь ты узнал меня? Я ж любовь, Застывшая на века.

* * * (Из книги "Этот Синий Апрель")

Однажды я пел На большой эстраде, Старался выглядеть Молодцом. А в первом ряду Задумчивый дядя Смотрел на меня Квадратным лицом.

Не то что задачи Искал решенье, Не то это был Сотрудник газет, Не то что считал Мои прегрешенья Не то он просто Хотел в клозет.

В задних рядах Пробирались к галошам. И девушка с белым Прекрасным лицом Уходила с парнем, Короторый хороший, А я себя чувствовал Желтым птенцом.

Какие же песни Петь на эстраде, Что отвести От песни беду? Чтоб они годились Квадратному дяде И этой девочке В заднем ряду?

Мещанин понимает: Пустота не полезна. Еда не впрок, И свербит тоска. Тогда мещанин Подползает к поэзии Из чужого огня Каштаны таскать.

Он щи не хлебает, Он хочет почище, Он знает шашлык И цыплят-табака, Он знает: поэзия Вроде горчички На сосиску. Не больше, Нашли дурачка!

Но чтоб современно, Чтобы не косность, Чтоб пылесос, А не помело, Чтоб песня про то, Как он рвется в космос, И песня про тундру, Где так тяжело.

Он теперь хочет, Чтоб в ногу с веком, Чтоб прогрессивно, И чтоб модерн, И чтоб непонятно, И чтоб с намеком, И чтоб красиво По части манер.

Поют под севрюгу И под сациви, Называют песней Любую муть, Поют под анчоусы И под цимес, Разинут хайло, Потом глотнут.

Слегка присолят, Распнут на дыбе, Потом застынут С куском во рту. Для их музыкантов Стихи - это "рыба", И тискают песню, Как шлюху в порту.

Все им понятно В подлунном мире. Поел, погрустил, Приготовил урок. Для них поэзия Драма в сортире, Надо только Дернуть шнурок.

Вакуум, вакуум! Антимир! Поэты хотят Мещанина пугать. Но романс утверждает, Счастье - миг, Значит, надо Чаще мигать.

Транзисторы воют, Свистят метели, Шипят сковородки На всех газах, А он мигает В своей постели, И тихая радость В его глазах.

Не могу разобраться, Хоть вой, хоть тресни, Куда девать песню В конце концов? А может, братцы, Кончается песня И падает в землю Белым лицом?

Ну, хорошо. А что же дальше? Покроет могилку Трава-мурава? Тогда я думаю Спокойствие, мальчики! Еще не сказаны Все слова.

* * * (Из книги "Этот Синий Апрель")

...Давайте попробуем Думать сами, Давайте вступим В двадцатый век.

Слушай, двадцатый, Мне некуда деться, Ты поешь У меня в крови. И я принимаю Твое наследство По праву моей Безнадежной любви!

Дай мне в дорогу, Что с возу упало Вой электрички, Огонь во мгле. Стихотворцев много, Поэтов мало. А так все отличн 1000 о На нашей земле.

Прости мне, век, Танцевальные ритмы, Что сердцу любо, За то держись, Поэты - слуги Одной молитвы. Мы традиционны, Как мода жить.

Мы дети эпохи, Атомная копоть, Рыдают оркестры На всех площадях. У этой эпохи Свирепая похоть, Все дразнится морда, Детей не щадя.

Не схимник, а химик Решает задачу. Не схема, а тема Разит дураков. А если уж схема, То схема поэмы, В которой гипотеза Новых веков.

Простим же двадцатому Скорость улитки, Расчеты свои Проведем на бегу, Давайте же выпьем За схему улыбки, За график удачи И розы в снегу.

Довольно зависеть От прихотей века, От злобы усопших И старых обид. Долой манекенов! Даешь человеков! Эпоха на страх Исчерпала лимит!

И выдуем пыль Из помятой трубы. И солнце над нами Как мячик в аллее, Как бубен удачи И бубен судьбы.

Отбросим заразу, Отбросим обузы, Отбросим игрушки Сошедших с ума! Да здравствует разум! Да здравствуют музы! Да здравствует Пушкин! Да скроется тьма!

* * * (Из книги "Самшитовый Лес")

Солидные запахи сна и еды, Дощечек дверных позолота, На лестничной клетке босые следы Оставил невидимый кто-то.

Откуда пришел ты, босой человек? Безуме, оборван и голоден. И нижется снег, и нежется снег, И полночью кажется полдень.

* * * (из книги "Золотой Дождь")

В германской дальней стороне Увял великий бой. Идет по выжженной стерне Солдат передовой. Лежит, как тяжкое бревно, Вонючая жара. Земля устала. Ей давно Уж отдохнуть пора. И вот на берегу реки И на краю земли Присел солдат. И пауки Попрятались в пыли. Легла последняя верста, Солдату снова в путь, Но тут усталая мечта Присела отдохнуть, И он увидел, как во сне, Такую благодать, Что тем, кто не был на войне, Вовек не увидать. Он у ворот. Он здесь. Пора. Вошел не горячась. И все мальчишки со двора Сбегаются встречать. Друзья кричат ему: "Привет!" И машут из окна. Глядят на пыльный пистолет, Глядят на ордена. Потом он будет целовать Жену,отца и мать, Он будет сутки пировать И трое суток спать. Потом он вычистит поля От мусора войны. Поля, обозами пыля, О ней забыть должны. Заставит солнце круглый год Сиять на небесах, И лед растает от забот На старых полюсах. Навек покончивши с войной И это будет в срок,Он перепашет шар земной И вдоль и поперек. И вспомнит он, как видел сны Здесь, у чужой реки, Как пережил он три войны Рассудку вопреки. Михаил Анчаров. Теория Невероятности. Золотой Дождь. Москва, Молодая Гвардия, 1966.

БАЛЛАДА О ПАРАШЮТАХ (Из книги "Золотой Дождь")

Парашюты рванулись, Приняли вес. Земля колыхнулась едва. А внизу - дивизии "Эдельвейс" И "Мертвая Голова". Автоматы выли, Как суки в мороз, Пистолеты били в упор. И мертвое солнце На стропах берез Мешало вести разговор. И сказал господь: - Эй, ключари, Отворите ворота в сад. Даю команду От зари до зари В рай пропускать десант. И сказал господь: Это ж Гошка летит, Благушинский атаман, Череп пробит, Парашют пробит, В крови его автомат. Он врагам отомстил И лег у реки, Уронив на камни висок. И звезды гасли, Как угольки, И падали на песок. Он грешниц любил, А они его, И грешником был он сам, Но где ты святого Найдешь одного, Чтобы пошел в десант? Так отдай же, Георгий, Знамя свое, Серебрянные стремена. Пока этот парень Держит копье, На свете стоит тишина. И скачет лошадка, И стремя звенит, И счет потерялся дням. И мирное солнце Топочет в зенит Подковкою по камням. Михаил Анчаров. Теория Невероятности. Золотой Дождь. Москва, Молодая Гвардия, 1966.