Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 36



Иван Сергеевич Аксаков

Еврейский вопрос

Лишенцы обретают права

Несколько слов о серии «Потаенная русская литература»

Слова, как и люди, живут свой срок, стареют, отживают и уходят из жизни, Кажется, но это только кажется, что слово «лишенец» ушло из нашего быта давным-давно.

После революции, или большевистского переворота, все русские мгновенно стали лишенцами. Их лишили Бога, церкви, царя, государства. Их, а сегодня это значит и нас, лишили славной истории, уникальной культуры, отняли и упрятали в спецхраны великую русскую литературу. Нет, я не преувеличиваю, величайшее явление русского духа – литература XIX века – наполнена прежде всего поисками христианского православного смысла бытия земного.

Представьте себе изъятие из сегодняшнего алфавита (и так уже усеченного, израненного в 1918 году) одной из основных гласных. Представили? Ведь невозможно и помыслить, что в русском языке, к примеру, отсутствует буква «о».

Но вот из дневников Александра Блока, оказывается, можно изъять одну из основных тем. Можно было печатать полное собрание сочинений Гоголя без его духовных произведений. В самое полное собрание сочинений Горького не включать целые книги и отдельные публицистические статьи. Не печатать прозы Державина.

Сделать вид, что не существует очень важных для сегодняшнего дня сочинений Крестовского, Вельтмана, Аполлона Майкова, Федора Крюкова и других русских классиков… Очень длинный был бы список, «поезд журавлиный», если мы перечислим все утраты.

Потаенная русская литература, закрытая в советские годы, еще ждет своего часа, своего издания и своего читателя, Постепенно к нам возвращается истинная русская история, которой мы можем гордиться. Очень медленно, но мы перестаем быть лишенцами в области русской духовной философии. Без нее наша жизнь была некоей кантовской целесообразностью без цели.



Работа русского классика литературы и мысли девятнадцатого века Ивана Сергеевича Аксакова «Еврейский вопрос» без лишних слов прояснит вдумчивым читателям причины, по которым она была в советское время предана забвению.

Виктор ЯСТРЕМСКИЙ

Зрелые годы Багрова – правнука

Знаменитый англичанин сказал, Л. Толстой повторил, а у нас стало истиной в последней инстанции – что патриотизм есть последнее прибежище негодяя. Между тем достаточно знать об Иване Сергеевиче Аксакове, чтобы в этом усомниться, ибо его жизнь и труды доказывают: и патриоты бывают людьми чрезвычайно привлекательными, имеющими высокий интеллектуальный и душевный настрой: «Честный, как Аксаков», – говорили об Иване Сергеевиче его современники. Негодяи среди патриотов, само собой, тоже есть – видимо, в той же примерно пропорции, что и среди космополитов. Беда в том, что наша история так отфильтрована, что какие-то ее течения, как речка Неглинка, загнаны под землю, зажаты в трубах идеологической канализации, убраны с глаз.

В последние годы об И. Аксакове появились книги, но, поскольку большинство народа имени этого не слыхало, он по-прежнему неизвестен. За что ж его так? А за то, что был славянофилом. И не как отец его, Сергей Тимофеевич Аксаков, автор повести «Детские годы Багрова внука», не теоретиком только, но борцом. Однако от Сергея Тимофеевича хоть то осталось в памяти, что поэтическую повесть написал о своем детстве, не сходился во взглядах с революционными демократами и носил, следуя своим убеждениям, мужицкую шапку-мурмолку. Иван же канул. Хотя на его примере – в нормальной ситуации – детей бы воспитывать.

Мировой известности был человек. Поэт, ученый, правовед. И истовый патриот. В годы Крымской войны Иван Аксаков ушел в ополчение. А прославился он неистовой борьбой за свободу славян, за их объединение. За термином «панславизм» стоит и Иван Аксаков. Он организовал комитет в поддержку южных славян. Был одним из руководителей Славянского благотворительного фонда. Его речи потрясали – как, например, выступление на заседании Славянского комитета во время Берлинского конгресса (где, как известно, во имя равновесия сил в Европе почти на нет были сведены победы России над турками, отвоеванная было Болгария в значительной части осталась под протекторатом Османской империи). Популярность Аксакова была такова, что определенная часть болгарского общества желала видеть его своим царем. Однако Иван Аксаков был не просто патриотом, но и диссидентом. Открытые им журналы и газеты закрывались по цензурным соображениям – и в те годы правительство с трудом выносило честный и прямодушный патриотизм. Видимо, потому что патриоты делают явными многие тайные намерения (прежде времени?). Одновременно Иван Сергеевич был и либералом: выступал очень эмоционально против крепостного права, верил в то, что истина родится в честной полемике и т. д. Только имея это все в виду, можно адекватно понять его статьи, собранные в книге «Еврейский вопрос».

Если читать их подряд, может создаться впечатление, что И. Аксаков был зациклен на еврейской теме, как многие наши современники. На самом деле писал он о евреях время от времени, на протяжении двух десятилетий. В те годы обсуждался вопрос: расширять ли права евреев, постепенно уравнивая их с остальными подданными империи. Аксаков считал, что не надо, что опасно. Он договаривается даже до того, что евреи «вредоносны». Однако, будучи человеком образованным и интеллектуально честным, Иван Сергеевич свою позицию добросовестнейшим образом обосновывает. Исходит он из того, что христианство и иудаизм абсолютно несовместимы. И раз Россия страна христианская, зачем же расширять права (и возможности) антихристиан. «В христианскую землю приходит горсть людей, совершенно отрицающих христианское учение, христианский идеал и кодекс нравственности (следовательно, все основы общественного быта страны) и исповедующих учение, враждебное и противоположное». Уравнять их во всех правах– значит признать, что «или христиане лгут, именуя себя христианами, или евреи лгут, официально исповедуя закон Моисеев». «На этой взаимной неискренности, – считает Аксаков, – и основывается новейшее современное отношение христиан и евреев.»

Второй постулат – что евреи, в идеологическом смысле, есть исторический анахронизм. Будучи уверены в своей богоизбранности, они просмотрели то самое, ради чего (по мнению Аксакова) и были избраны Богом: явление Христа. «Христианство есть венец иудаизма – конечная цель, к которой иудаизм стремился, которая осмыслила его историческое бытие». Так что притязания евреев на дальнейшую историческую жизнь «равносильны отрицанию всего последовавшего после него развития человечества».

И, наконец, не имея власти политической, евреи получили власть экономическую, на юге и западе России эксплуатируют христианское население. Возражая оппонентам, пишущим, что вот во Франции и в Англии евреи не получили же экономической власти, хотя в политических правах уравнены, Аксаков говорит: да, там еврейского экономического засилия не было, потому что были города, а значит, и средний класс, который успешно противостоял эксплуатации. В России же, крестьянской стране, среднего класса нет, сельский человек остается один на один с опытным дельцом, будь это корчмарь, подрядчик, барыга. (Точно по этой схеме, кстати, русские купцы обирали аборигенов севера, армянские – кавказских тюрок, китайские – индонезийцев. Но Аксаков вопрос рассматривает локально, его интересуют только обиженные белорусы.). О купцах-кулаках он, правда, разговор заводит: их, мол, Колупаевых и Разуваевых, «хлещет и позорит сатира», а про эксплуататоров еврейских словечка не молвит. «Что это, лицемерие, что ли?» – вопрошает автор. Нет, оказывается сложнее: «Не без некоторого лицемерия у иных, но больше по душевному подобострастию». В том и суть, что «большинство наших „либералов“ вовсе не либералы, а только состоят по „либеральной“ части». Вон она когда началась, политкорректность нынешняя, когда принято как бы не видеть цвета кожи, разреза глаз, пола и даже сексуальной ориентации. Ныне в любом американском фильме рядом с суперменом белокожим непременно явится не менее обаятельный, как это ныне принято говорить, афроамериканец. У нас до недавнего времени нельзя было даже слова «еврей» всуе молвить, дабы в антисемиты не попасть – при этом продвигаться по должности мешал именно «пятый пункт», и все это знали. Какой-то из поэтов московского андеграунда стих написал в виде азбуки: слово на соответствующую букву и к нему пошло-банальное разъяснение. На букву «Е» шло разъяснение: «Еврей – дитя добра и света». Далее следовало «Ж» – «женщина – это божество». Ту же необъективность отмечает Аксаков и у тех, кто судит о проблеме из-за рубежа: о российских погромах говорили много и гневно, а вот о значительно более кровавых в Венгрии – почти ничего. Впрочем, это и ныне так ведется.