Страница 86 из 97
Я толкаю калитку. Она оказывается запертой. Без особого труда я перегибаюсь через штакетник и нашариваю рукой длинный крючок, он легко откидывается.
К дому ведет выложенная плоскими камнями дорожка.
Но я не успеваю сделать по ней и нескольких шагов, как передо мной вырастает довольно крупный лохматый пес. Странно, что Галя не предупредила меня о нем. Пес злобно лает, но почему-то не кидается на меня. Я миролюбиво говорю:
- Ладно тебе, старина. Не сердись. Я пришел в гости, понимаешь?
Но собака продолжает угрожающе рычать. Тогда я медленно и решительно делаю шаг вперед. Пес рычит еще злобнее, но отступает. Я делаю еще шаг, потом еще. Так мы добираемся до крыльца. И тут я наклоняюсь, протягиваю руку и треплю пса по густой гриве. Рычанье сменяется тихим довольным урчанием. Собака меня признала.
Сам не знаю почему, но собаки вообще со мной дружат, любые. Наверное, чувствуют, что я их не боюсь и люблю. Не было случая, даже в детстве, чтобы какая-нибудь из них меня укусила.
Итак, я уже спокойно поднимаюсь на крыльцо и стучу. Дверь быстро распахивается, словно кто-то следил за мной из окна. Это, конечно, Галя. На ней открытое нарядное платье, подведенные глаза блестят, на обнаженной руке красивый браслет, а на шее таинственно переливаются гранатовые бусы. Высокая грудь ее порывисто вздымается, словно Галя бежала или очень взволнована. Она хватает меня за руку.
- Ой, я забыла предупредить тебя о Шалуне.
- Хорош шалун, - ворчу я. - Это же бандит.
- Ай, оставь. Он своих не кусает, - Галя улыбается. - Он только лает. И я зараз знаю, что до меня пришел гость.
Мы проходим в комнату, заставленную всевозможной мебелью, среди которой бросается в глаза широкая горка, набитая сверх всякой меры хрусталем и фарфором. С потолка свисает над круглым столом замысловатая бронзовая люстра, утыканная белыми лампочками-свечками и обвешанная хрусталиками, как льдышками. Чудо, а не люстра, наверное, в полтонны весом. Вслед за Галей я пробираюсь к дивану.
- Мама сегодня ночует у знакомых, - игриво сообщает она. - Мы будем одни. Ты не возражаешь?
- Я в восторге.
Голос мой звучит вполне искренне, и Галя, кажется, довольна.
- Сейчас будем ужинать, - оживленно говорит она. - Бо я никого больше не жду.
Это означает, что мы никуда сегодня не пойдем. Значит, задуманная операция откладывается. А сегодня, надо полагать, будет вечер обольщения и "привязывания", чтобы потом, ошалев от любви, я кинулся за нее в любую схватку. И получил бы свои десять суток как "порядочный". Все это не бог весть как оригинально.
Галя поднимается с дивана, собираясь, видимо, накрыть на стол, но я удерживаю ее за руку. Галя, улыбаясь, уступает.
- Какое красивое кольцо, - говорю я, рассматривая три бриллиантика, схваченные золотой веткой, на ее пальце.
- Это подарок, - грустно вздыхает Галя.
- От того человека?
- Конечно...
Она даже не краснеет.
- Кто же его убил, ты знаешь?
Галя наклоняется ко мне и почти шепчет:
- Я тебе покажу, кто это сделал. - Она зябко поводит плечами. - Он здесь, в Одессе. Он теперь приехал до меня...
- Почему же ты не заявишь в милицию?
- Что ты! Я... боюсь. Или ты не понимаешь?
- Глупости.
- Да, да. Он-таки может убить. Сам увидишь.
- А где я его увижу?
- Потом, - Галя вскакивает с дивана. - Я тебе за него все скажу. Но потом. Или мы ужинаем, или что?
- Или что, - смеюсь я.
Галя шутливо грозит мне пальцем.
- Ты очень быстрый мальчик. Но мы, таки да, поужинаем. А потом поговорим за это дело.
Итак, во всяком случае, сегодня меня не ожидают какие-либо неприятности. И эта бабочка не такая уж дура, чтобы в первую же минуту окунуть меня в свои темные дела. На сегодня запланирована, видимо, только психологическая подготовка.
Галя между тем торопливо накрывает на стол. Главное место на нем занимает солидный графин с водкой и бутылка коньяка. Легкие напитки программой не предусмотрены. Среди прочих закусок появляется и целое блюдо великолепной жареной скумбрии. Дирекция, очевидно, не останавливается перед расходами.
Потчует меня Галя с увлечением и энергично подливает водку. Я на ее глазах старательно и очень постепенно хмелею. Так же старательно я демонстрирую и свою растущую влюбленность. Но от слишком горячих излияний Галя, слава богу, вынуждена уклоняться. Как-никак, но она совсем недавно потеряла любимого человека. Это обстоятельство, о котором ей волей-неволей приходится все время помнить, заставляет ее быть хоть отчасти сдержанной. И я уважаю ее чувства.
Довольно долго у нас идет обычный "треп за жизнь", разговор легкий и бездумный, в котором, однако, улавливаются черточки подлинного Галиного характера.
- ...Ай, брось, - говорит она мне. - Всех будешь жалеть, на себя не хватит. А сама себя не пожалеешь, никто тебя не пожалеет. Своя рубашка у всех ближе к телу, чтоб ты знал!
- Ну все-таки... - пытаюсь возразить я, желая продлить спор.
- Или нет! - запальчиво перебивает меня Галя. - Ах, ты еще у меня, таки да, глупенький! Никому не верь, никому. Я уже давно разуверилась. Чтоб ты знал. Есть люди плохие и очень плохие, ну еще никакие, слюнявые, я их называю.
- А тот, кого ты любила, он какой был?
- Он? Да никакой. В том и беда. Он был слабый. И меня не послушал. А надо быть сильным и смелым. И любить надо так. Ты умеешь любить? Но знаешь как? Чтобы только любовь у тебя была. Чтобы за любимую с головой в воду. Вот так умеешь?
- Умею, - отвечаю я с искренней убежденностью.
Но если бы Галя знала, как далеко я в этот миг от нее. И лишь усилием воли я заставляю себя вернуться в эту комнату.
- Ах, как это чудесно, - мечтательно и томно шепчет Галя. - Женщине от мужчины больше ничего не надо, чтоб ты знал, милый.
О да! Я себе представляю, как легко и быстро соблазнил ее Зурих своими деньгами и подарками и сделал еще хуже, чем она была до этого. Он втянул ее в свои темные дела, сделал из нее ловкую спекулянтку, а может быть, что-то еще более опасное. И теперь эта маленькая хищница, видимо, собирается надуть его самого, крупно надуть, на золоте. А заодно прибрать к рукам и партию кофточек. И тут нужен ей я.
Вот кем стала эта женщина. А раньше, я уверен, была просто дурочкой, хорошенькой, сверхсоблазнительной дурочкой, вокруг которой вились всякие, и свою долю в ее жалкую судьбу они, эти "всякие", тоже внесли. Спросить бы ее о той, прежней ее жизни.