Страница 110 из 113
- Ну вот однажды, - вспоминает наконец Нина, - она была у нас и спрашивает Витю: "Что бывает за обман?" А он говорит: "Смотря какой обман". А Вера говорит: "Ну, например, если человек получает то, что ему не положено". Ну, Витя, конечно, смеется. А я вижу, у Верки губы дрожат. А Витя спрашивает: "Что ж он, по фальшивым документам чего-то получает?" - "Нет, говорит, не по фальшивым, но нечестно". Витя говорит: "Так не бывает. Если документы в порядке, значит, все честно". А Верка моя трясет головой и чуть не плачет. "Бывает, говорит, бывает. Я знаю". Ну, словом, ни до чего не договорились. Не захотела она больше ничего сказать. Она вообще о своей работе ничего не рассказывала. Как будто в почтовом ящике работала и одни секреты у них там.
Вот и все, что Нина может вспомнить. К сожалению, это ничего не объясняет. Хотя и свидетельствует, в каком напряжении и страхе жила Вера все это время, как терзала ее мысль о неправде, о нечестности сегодняшней ее жизни.
На следующий день, в обеденный перерыв, я еду к Любе. Но в министерство на этот раз не захожу, а встречаюсь с девушкой на улице, у входа. Мы сворачиваем с Садового кольца на какую-то узкую, тесную улицу.
- Скажите, Люба, вы не замечали, чтобы Вера что-то скрывала, чего-то боялась? - спрашиваю я.
- Нет, - подумав, качает головой Люба, - этого я не замечала. Она, по-моему, нервничала, она... вы говорите, боялась?
- Ну, может быть, вам что-то показалось странным в ее поведении, что-то вас удивило?
- Ну что же могло меня удивить? У нее своя работа, у меня своя...
- Но по каким-то делам вы все-таки сталкивались?
- Какие там дела, - Люба машет рукой. - Передам на подпись бумагу или письмо, попрошу конверт, чистый бланк.
- У каждого главка свой бланк?
- Конечно. Ой, я вспомнила, что меня однажды удивило, - Люба усмехается. - Пустяк, конечно.
- Все-таки что же?
- Однажды я встретила Веру в секретариате, она несла бланки другого главка, не нашего. Увидела меня и почему-то смутилась. А может, мне и показалось.
- Какого именно главка, не помните?
- Конечно, помню...
И Люба называет мне тот самый главк, на бланках которого были отпечатаны фальшивые письма в областные управления сельхозтехники.
- ...А потом, - продолжает вспоминать она, - ну, буквально через час, наверное, я зашла к Станиславу Христофоровичу с бумагами, а он диктует что-то Вере, она печатает. Увидел меня и сразу умолк, прямо на полуслове. Так это странно мне показалось. А печатала Вера на бланках того главка, я заметила. Это меня тогда тоже удивило. Но все это, в общем, тоже пустяки.
- А кому эти письма адресовались, вы не знаете?
Люба пожимает плечами.
- На места шли. Но обычно мы все письма сдаем в экспедицию. А эти... Вера сама приезжим товарищам отдавала. Я, например, у Фоменко такое письмо видела. Вера сказала, что так начальство велело. Вполне возможно, кстати. Но ведь вам надо, наверное, совсем другое? Вы мне поточнее скажите, что именно.
Я чувствую, как Люба мечтает хоть чем-то быть мне полезной. Она и не подозревает, что уже мне помогла.
- Что же еще вы помните странного в ее поведении? - спрашиваю я. Может быть, она делилась с вами какими-нибудь неприятностями?
- Неприятностями?.. Не помню... Знаете, вот однажды она мне сказала... когда я ее попросила... - Она вдруг смущается, - ну, в общем, не рассказывать девчатам про одну историю... А Вера мне говорит: "Ох, устала я от чужих секретов! Ты даже не представляешь, как устала". И такая, знаете, тоска у нее в голосе была, ой, прямо невозможно! Сейчас и то вспомнить не могу спокойно.
Люба отворачивается.
Мне уже многое ясно с этими фальшивыми письмами. Я теперь вижу, как постепенно запутывалась Вера, как все глубже затягивал ее Меншутин в это болото. И росло, росло отчаяние в ее душе. Ведь она все яснее начинала понимать, что вокруг нее происходит. Петля затягивалась все туже. И выхода Вера не видела.
Тем временем, сделав круг по каким-то соседним переулкам, мы возвращаемся к зданию министерства. И обеденный перерыв у Любы тоже подходит к концу.
Мы прощаемся, я благодарю, и Люба с надеждой и удивлением спрашивает:
- Неужели я вам чем-нибудь помогла?
...В конце дня я наношу визит Кате Стрелецкой. И он оказывается самым важным из всех.
Катя, высокая, тоненькая, стремительная, одета как и в первую нашу встречу. На ней потрепанные джинсы и полосатая, похожая на матросскую тельняшку, кофточка. Она курит сигарету за сигаретой, кипит, возмущается и горюет.
- Словечка она про работу свою не говорила. А уж если она не хотела, так тут клещами из нее ничего не вытянешь, из этой дурехи. Я до сих пор успокоиться не могу. Надо же! Так глупо. Так по-идиотски! - она стучит кулачком по колену. - Вот только заладила: "Уйду". Почему "уйду"? А ей, видите ли, тяжело. Целый день за столом с маникюром сидеть тяжело. Поишачила бы она, как я.
В этот момент в коридоре раздается телефонный звонок. Катя мгновенно вскакивает с дивана, чуть не опрокинув стоявшую возле нее пепельницу, и выбегает. Она все делает вот так же порывисто и стремительно, уверен.
- Не туда попали, молодой человек, - слышу из коридора ее энергичный голос. - Да, да. Привет.
Катя вбегает в комнату и неожиданно как вкопанная останавливается на полпути к дивану.
- Слушайте, - говорит она, проводя рукой по лбу. - А ведь я кое-что вспомнила. Как-то вечером я сидела у Веры, и вдруг ее позвали к телефону. Звонила какая-то Елизавета Михайловна. И Верка моя чуть не плача ей говорит: "Ну откуда я могу знать? Вы же видите, я дома... Да никогда этого не было... Ну и выясняйте на здоровье. А меня оставьте в покое". И еще что-то в этом роде. И вернулась расстроенная, конечно. И, по своему обыкновению, ничего не желает рассказывать. Вы когда-нибудь видели такую женщину, которая лучшей подруге ничего не рассказывает? Я ей в шутку говорю: "Что, чужих мужей крадешь? Давай, давай, не теряйся". А она с таким испугом на меня взглянула, будто и в самом деле чужого мужа украла. О господи! Вот вспомнила и расстроилась.
- Так вы ничего больше и не узнали?
- Так и не узнала. А весь вечер приставала. Интересно же, Верке вдруг чья-то жена сцену закатывает.
Вскоре мы с Катей прощаемся.