Они кусаются

- Дважды? - улыбнулся Таллант. - Мне кажется, от большинства семейств ничего не осталось уже и после первого рейда.

- Нет-нет, я не оговорился. Именно дважды, прогнав Каркеров в первый раз, они ничего не добились. Каркеры здесь уже не жили, а путешественники исчезали точно так же, и точно так же продолжали находить обгрызанные кости. Предприняли вторую карательную экспедицию. А потом сдались и плюнули, и люди стали огибать оазис. Путь получался несравненно длиннее, но в конце-то концов...

Таллант расхохотался.

- Ты хочешь сказать, что Каркеры бессмертны?

- Не знаю насчет бессмертия. Но легко они почему-то не умирают. Возможно, что если бы на самом деле они оказались Сгибающими - а мне лично нравится думать, что так оно и есть, - то они чему-то научились, тому, что и как им нужно делать в этой пустыне. Может быть, использовали знания других индейцев, и это сработало. А возможно, то, чему они приносили свои жертвы, стало их лучше здесь понимать. Лучше, чем в Канзасе.

- Что же с ними стало? Неужели остались только существа, замечаемые боковым зрением?

- С того времени, к которому относится последняя история о Каркерах, и до момента возведения этого городка в оазисе прошло сорок лет. В первые год или два, когда разворачивали строительство, люди что-то узнали, но что - распространяться не любят. Однако все здесь обходят стороной глинобитную лачугу старого Каркера, так ее называют. Рассказывают истории, такую, например. Однажды, в жаркий воскресный день, сидящему в исповедальне священнику показалось, что вошел приготовившийся покаяться грешник. Священник долго ждал и, когда, наконец, раздвинул штору, никого такого не увидел. Никого в том-смысле, что это оказался не кающийся грешник. Это было что-то, и оно кусалось. И сейчас у нашего, священника на правой руке осталось три пальца. Забавное зрелище, особенно, когда он раздает благословения.

Таллант толкнул обе их бутылки к бармену.

- Такая байка, мой молодой друг, заслуживает еще пива. Два пива, хозяин. Скажи, он всегда так здорово сочиняет, или только сегодня со мной?

Бармен с невозмутимым видом выставил на стойку две бутылки холодного пива.

- Что касается меня, то я бы такое рассказывать не стал. Но он у нас тоже почти что посторонний, не живет здесь и, наверное, не понимает, что мы чувствуем по этому поводу. Для него это просто интересный случай, как любой другой.

- Да-да, - поддакнул рассказчик Талланта, - так мне удобнее. - Он вытер бороду и обхватил ладонью горлышко.

- Но раз уж начали, так и быть, - продолжал бармен, расскажу и я кое-что. Случилось это прошлой зимой, в самые морозы. Мы тоща всю зиму слушали истории, что где приключилось. Одна интереснее другой. Волки, чтобы погреться, забегали в хижины исследователей как к себе в берлоги. Дела у меня шли неважно, лицензии на крепкое спиртное нет, а пива в такую холодрыгу много никто не пил. Но от посетителей отбоя не было, валом валили посидеть у той большой печки.

И вот как-то вечером собрался народ, а с ними и старина Джейк со своей собакой Джиггером. Джейк - это тот старик, с кем ты разговаривал. Слышу я вдруг - вошел кто-то, тихо так, только дверь чуть-чуть скрипнула. Но никого не увидел. Все что-то делали, играли в покер, просто болтали - вот как мы сейчас с тобой, - и неожиданно из угла х-хрясь! - Из того, где печка, там у меня музыкальный автомат стоит.

Я мигом туда - в чем, мол, дело, но оно так быстро выскочило, что я толком даже ничего и не рассмотрел. Что-то маленькое, тощее и совсем без одежды. Да-а, холода тогда стояли зверские.

- И что же там хрустнуло? - не выдержал Таллант.

- Кость. Собачья кость. Джиггер был задушен совершенно бесшумно. Бедный песик, он был такой маленький. И это существо сожрало почти все его мясо. Не доело, потому что хрустнула кость. Мозгов, видать, захотелось. Можешь посмотреть - там до сих пор остались пятна, кровь так полностью и не отмывается.

На протяжении всего рассказа стояла тишина, но как только бармен закончил, посетители словно с ума посходили. Сержант авиации с диким воплем принялся трясти игральный автомат, требуя выигрыша, а рабочий со стройки за столом для покера, ругнувшись, встал и, перевернув пинком стул, угрюмо рявкнул, что у них здесь свои правила и что такая игра не по нему.

Воцарившаяся было атмосфера ужаса рассеялась. Посвистывая, Таллант прошагал в угол, чтобы бросить монетку и завести какуюнибудь музыку, и как бы невзначай скосил глаза на пол. Правду говорил бармен или нет, но пятна там были.

Таллант довольно хмыкнул. Он даже почувствовал к Каркерам какую-то благодарность. Вот уж кто действительно сможет помочь ему в его шантаже.

Этой ночью ему снилась Власть. Его обычный сон. Он стоял во главе нового, образованного после войны, Корпортивного Американского Государства и отдавал приказания. "Иди!" - и человек шел, "Вернись!" - и другой человек возвращался, "Сделай это! Сделай то!" - и слуги повиновались и беспрекословно выполняли то, что он от них требовал.

Затем явился откуда-то молодой парень с бородой, и его грязная, длинная шинель развевалась как одеяния древнего пророка. И он сказал:

"Вознесся наверх и доволен? Вообразил себя на гребне волны - волны Грядущего, как ты сам ее называешь. Но внизу, в темной глубине, куда не достает глаз, дремлет течение, и оно - часть Былого. А также и Настоящего, и даже Будущего. Там Зло и Пороки Человечества, они во много раз чернее твоего зла и куда древнее. Бесконечно древнее".

А позади развевающихся одежд, в их тени сновало что-то маленькое, худое и коричневое.

Сон не нарушил душевного равновесия Талланта. Как не нарушила его следующим утром и мысль о предстоящей беседе с Морганом. Он с большим аппетитом проглотил собственноручно поджаренную яичницу с беконом и, раздевшись до пояса, приступил к расчистке земли для будущей хижины. Ветер стих, и солнце ярко сияло. Его мачете, сверкая, рассекал воздух и со свистом срезал стебли высокой травы и ветки кустарника.

Появился Морган - лицо красное и весь в поту.

- Пойдем в будку, - предложил Таллант, - там тень и прохладнее. И говорить удобно. - В удобной, прохладной тени глинобитной будки Таллант взмахнул острым мачете, и толстая, раскрасневшаяся рожа Моргана распалась пополам.

Это было так легко. Легче, чем выкорчевывать корни шалфея. И абсолютно безопасно. Морган жил в захудалой лачужке на пути туда, откуда, по слухам, не возвращаются, а к тому же часто отлучался в исследовательские Походы. Его отсутствие, даже если и будет замечено, то никак не раньше, чем через несколько месяцев. Никому не придет в голову связывать его исчезновение с Таллантом. Нет тому причин. И уж менее всего вероятно, что Моргана станут искать в будке, где обитают привидения-каркеры.

Тело оказалось неожиданно тяжелым, теплая кровь капала на голую кожу. Свалив тело Моргана на пол, Таллант испытал облегчение и огляделся. Пола как такового не было - ни досок, ни какого-либо покрытия. Только земля. Твердая, но могилу вырыть можно. И никто не заявится на эту проклятую территорию. Могилу ие заметят, а пройдет год или чуть больше, и все спишут на Каркеров. И кости, и могилу.

В поле бокового зрения что-то вновь шевельнулось. На сей раз Таллант вознамерился осмотреть все как следует.

Неуклюжая и грубо сработанная небольшая мебель - как вырубили топором, так и оставили. Толстые доски соединялись деревянными колышками, а кое-где - наполовину сгнившими ремнями. Зола в очаге казалась столетней давности, и из нее торчали запылившиеся черепки глиняного горшка.

Внимание Талланта привлек большой плоский камень с широким углублением посредине. Камень покрывали пятна, напоминавшие ржавчину. Но камни не ржавеют. За ним - крошечная фигурка, судя по всему, наспех и неумело слепленная из глины и палочек. В фигурке было одновременно что-то от человека, что-то от ящерицы и что-то от тех существ, что время от времени беспокоят ваше боковое зрение.