Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 35 из 42

— Что это так шумит? — шепнула Ика. Горошек не отвечал, придвинулся к ней поближе. Действительно, что-то шумело. Где-то неподалеку слышался странный шелест, шорох. Словно шелест густого сухого тростника, ивняка, раскачиваемого легким ветерком, шорох осеннего леса, роняющего сухие листья.

А издали доносился другой звук — звук, который ни с чем нельзя спутать: равномерный, неумолчный шум прибоя. Да… сомнений не было.

— Море, — вздохнул Горошек.

— Я так и думала.

Глаза их понемногу осваивались с темнотой. Даже при слабом свете двух зеленоватых лун из голубой тени все яснее выступали очертания высоких, сухо шелестящих, похожих на пальмы деревьев.

— Погляди туда, — шепнул Горошек.

В той стороне, откуда доносился шум моря, светлело.

Там разливалось нежное зеленоватое сияние. Это напоминало, пожалуй, свет восходящей Луны, а еще больше — зарево далекого города. Города, озаренного зелеными огнями.

— Итак, где же мы находимся? — спросила Ика более уверенным тоном.

Горошек потер лоб.

— Это надо…

— Продумать?

— Да, да, — сказал он. — Это надо еще продумать.

— Ну, так продумай, — рассмеялась Ика.

Но положение было слишком серьезно, чтобы Горошек обратил внимание на ее насмешку. К тому же, сказать правду, он сейчас ничего не продумывал. Сейчас на мысли — даже на самые умные мысли — надежда был плохая. Вся надежда была на глаза и уши.

Глаза были лучше у Горошка, слух — у Ики.

Наверно, поэтому Горошек и сказал ей:

— Ты меньше болтай, а больше слушай!

— Вместо того, чтобы продумывать?

— Вот именно.

По его тону Ика сразу поняла, что ему сейчас не до шуток. Но она не могла так легко уняться.

— Ну, тогда я превращаюсь! — пробормотала она.

— Во что?

— Во что! Конечно, в слух!

Горошек только пожал плечами. И может быть, именно его миролюбие заставило ее замолчать.

А Горошек всматривался в темноту, как сова, разыскивающая добычу. Ика чувствовала, что несмотря на спокойный, даже безразличный вид, он весь напряжен, натянут, как тетива лука.

Вдруг он спросил:

— Ты что-нибудь слышишь?

— Кажется… кажется, ничего интересного. А ты?

— Что я?

— Ты что-нибудь увидел?

— Ничего, — проворчал Горошек. — Кроме этого зеленого отблеска, ничего.

— Что будем делать?

— Пойдем.

— Горошек, а куда?

— Сперва немного осмотримся. Потом пойдем… к морю. Ведь не будем мы здесь сидеть до рассвета.

Ика, что-то припомнив, так и присела.

— Горошек, господи боже! До рассвета? А ведь мы должны вернуться в восемь. Что скажет тетка Педагогика?

И тут Горошек неожиданно разозлился. Разозлился как никогда.

— Что скажет тетка Педагогика? — закричал он. — Ты подумай о том, увидишь ли ты ее когда-нибудь! Увидишь ли ты вообще… Землю.

— Зе… Землю?

— Так точно.

Ика замолчала, посмотрела вверх на звезды, солнце и Землю. Даже в темноте Горошек увидел, как ее глаза подозрительно заблестели. Он сразу смягчился. Взял ее за руку.

— Ну, не расстраивайся, — сказал он, как можно ласковее. Хватит, что я расстраиваюсь. Договорились?

— До… договорились, — вздохнула Ика и хлюпнула носом. Но, как всегда, она в ту же минуту отряхнулась от огорчения, как щенок от воды.

— Идем, — отважно сказала она.

— Секундочку, — сказал Горошек. — Никогда не известно, что может случиться.

Достал из кармана перочинный ножик, щелкнул лезвием. Оно блеснуло в фиолетовом сумраке.

— Теперь можем идти, — сказал он.

Тут Ика остановилась как вкопанная.

— Ничего подобного! — закричала она, и голос ее поразительно напоминал голос тетки Педагогики. — Ты не будешь разгуливать в темноте с открытым ножиком! Даже тут!

— Уфф, — вздохнул Горошек. — Я пойду первым, — сказал он.

— Ножик закрыл?





— Да.

— Ну, тогда… пошли.

Галька скрипела под ногами — скрипела мелодично и даже немного пела. Как…

— Как поющие змейки, — шепнула Ика.

Горошек шел впереди, вплотную за ним Ика. Галька все пела под ногами. Раза два беззвучно промелькнули в небе призрачные, слегка светящиеся опаловым сиянием силуэты каких-то летучих созданий. Вскоре они дошли до «пальм» — высоких, сухих, с перистыми листьями деревьев.

— Тух тоже вроде поляна, — сказал Горошек.

Действительно, они вышли на широкую, покрытую галькой площадку, окруженную стеной пальм и невысоких, густых кустов.

Обошли поляну кругом и решили идти к морю.

В стене деревьев и кустов был разрыв. Там как будто начиналась просека — самая обычная, как на Земле. Оттуда, как по коридору, шел к ним навстречу неустанный шум волн. Видимо, просека вела к морю.

— Ну и темнотища, — встревоженно шепнула Ика. — Спички есть?

— Есть.

— Ты тогда посвети.

— Потише… потише. Это надо продумать.

В голосе Ики на этот раз зазвучали такие ноты, какие появлялись в голосе ее мамы, когда она, скажем, очень торопилась в город, а отец устраивался в кресле с газетой, не слыша, что ему говорят, забыв о назначенном времени, о делах, и так далее, и так далее.

— Слушай! — грозно сказала она. — Ты просто спятишь с этим твоим продумыванием!

Горошек был невозмутим.

— У тебя уши есть? — спросил он.

— Кажется, есть.

— Ну тогда скажи, как здешний лес шумит. Как мокрый ольшаник или как сухой тростник?

— Ага, — пробормотала Ика.

— Вот тебе и ага! Хочешь превратиться в телячью котлету?

— Почему в телячью?

— Это ты сама продумай…

— А ты умный, как… — Ика даже поперхнулась.

— Прости, пожалуйста, — вежливо сказал Горошек. — Ну как, зажечь спичку?

— Н… нет, — после паузы ответила она. — Не сердись, Горошинка. Ты был прав.

— Ну ладно, ладно… — Он улыбнулся. — Идем. Тут Ика, в свою очередь, показала, что и она тоже иногда может кое-что продумать.

— Погоди, — сказала она. — Набери этих камушков в карман и бросай вперед. Вдруг там в темноте сидит какая-нибудь пакость? Кинешь камушек — может быть, испугается.

Горошек наклонился и начал набивать карманы камнями.

— Это идея, — сказал он. — Вот только одна вещь мне очень не нравится.

— Что именно?

— Сама посуди: летели мы на каком-то техническом чуде, химическая чистка, гравитация, эти живые носики у бутылок, и я не знаю, что еще. Колоссальная штука!

— Еще бы не колоссальная!

— Ну вот. А высадили нас в каком-то диком лесу. Ни людей, ни техники, ничего. Просто Сахара! Это порядок?

— А откуда ты знаешь, какие у них тут порядки?

— То-то и есть, что не знаю.

— А может, они ошиблись? Ты думаешь, при такой технике уже и ошибаться нельзя?

— Пожалуй, можно.

— Ну и все! — нетерпеливо сказала Ика. — Главное, чтобы мы не слишком ошибались! Надо попробовать вернуться, если не на ужин, то хотя бы вообще на Землю. Который час?

— О господи! — простонал Горошек.

— Что с тобой?

— Не идут. Часы остановились.

— Тьфу, ты, — рассердилась Ика. — Ну ладно, если они не идут, то хотя бы мы пойдем! Хватит разговаривать! Бросай камушки и пошли.

Но Горошек был безутешен.

— Что я скажу Рыжему? — несчастным голосом сказал он. Скажешь ему «добрый день». Или «добрый вечер». Смотря по тому, когда вернемся. Идешь или нет?

— Иду… иду…

В темноту полетел камушек, упал, и… наступила тишина.

Впереди шел Горошек, совершенно подавленный своим горем. Ему уже было безразлично, что он идет по чужой планете, где ночь фиолетовая, а на небе светят две луны и невиданные бело-золотисторозово-красные звезды. Он забыл о том, что Земля и все люди остались неведомо где. Он знал одно: ему доверили часы, а они остановились — сломались!

— Ну откуда я мог знать, — вырвалось у него, — что мы полетим на эти несчастные звезды?

Ика топнула ногой:

— Перестань!