Страница 1 из 2
Борис Акунин, Григорий Чхартишвили
Кладбищенские истории. Пер-Лашез
Полная версия романа будет доступна
в библиотеке lib.ru летом 2005-го
Анонс
"...Я писал эту книгу долго, по одному-два кусочка в год. Не такая это тема, чтобы суетиться, да и потом было ощущение, что это не просто книга, а некий путь, который мне нужно пройти, и тут вприпрыжку скакать негоже можно с разбегу пропустить поворот и сбиться с дороги. Иногда я чувствовал, что пора остановиться, дождаться следующего сигнала, зовущего дальше.
Дорога эта оказалась длиной в целых пять лет. Началась от стены старого московского кладбища и увела меня очень-очень далеко. За это время многое изменилось, "и сам, подвластный общему закону, переменился я" - раздвоился на резонера Григория Чхартишвили и массовика-затейника Бориса Акунина, так что книжку дописывали уже вдвоем: первый занимался эссеистическими фрагментами, второй беллетристическими. Еще я узнал, что я тафофил, "любитель кладбищ" - оказывается, существует на свете такое экзотическое хобби (а у некоторых и мания). Но тафофилом меня можно назвать лишь условно - я не коллекционировал кладбища и могилы, меня занимала Тайна Прошедшего Времени: куда оно девается и что происходит с людьми, его населявшими?.."
Так начинается предисловие, которым Григорий Чхартишвили (в последние годы получивший известность под псевдонимом Борис Акунин) открывает свой новый проект - книгу очерков и новелл в стиле детективного триллера "Кладбищенские истории". В октябре 2004 года книга была выпущена в продажу издательством "КоЛибри" (http://akunin.inostranka.ru/).
Книга составлена из шести самостоятельных глав, каждая из которых посвящена одному из известнейших и загадочнейших кладбищ мира:
Донское кладбище (Москва)
Хайгейтское кладбище (Лондон)
Кладбище Пер-Лашез (Париж)
Кладбище Грин-Вуд (Нью-Йорк)
Иностранное кладбище (Иокогама)
Кладбище Патриархов на Масличной горе (Иерусалим)
Каждая из глав, в свою очередь, подразделяется на два разнородных по стилю и жанру фрагмента: документальный очерк-эссе, чьим автором следует считать Григория Чхартишвили, и беллетристическую детективную новеллу, написанную "рукой" Бориса Акунина. Таким образом, книга представляет собою как бы плод коллективного творчества, равноправного соавторства двух писателей - реального и выдуманного. На наших глазах рядом существуют своеобразные "Доктора Джекилл и мистера Хайд" современной русской литературы, наподобие знаменитых персонажей Стивенсона.
Книга богато иллюстрирована: очерки Чхартишвили - фотографиями, сделанными самим автором в путешествиях по знаменитым кладбищам мира; новеллы Бориса Акунина - специально заказанными рисованными иллюстрациями в стиле "готического" триллера.
Единый день начала продаж книги в России - 20 октября 2004 года.
Книгу можно купить в интернет-магазинах
"Озон"
и "Болеро"
РАЗЪЯСНЕНИЕ
Я писал эту книгу долго, по одному-два кусочка в год. Не такая это тема, чтобы суетиться, да и потом было ощущение, что это не просто книга, а некий путь, который мне нужно пройти, и тут вприпрыжку скакать негоже можно с разбегу пропустить поворот и сбиться с дороги. Иногда я чувствовал, что пора остановиться, дождаться следующего сигнала, зовущего дальше.
Дорога эта оказалась длиной в целых пять лет. Началась от стены старого московского кладбища и увела меня очень-очень далеко. За это время многое изменилось, "и сам, подвластный общему закону, переменился я" - раздвоился на резонера Григория Чхартишвили и массовика-затейника Бориса Акунина, так что книжку дописывали уже вдвоем: первый занимался эссеистическими фрагментами, второй беллетристическими. Еще я узнал, что я тафофил, "любитель кладбищ" - оказывается, существует на свете такое экзотическое хобби (а у некоторых и мания). Но тафофилом меня можно назвать лишь условно - я не коллекционировал кладбища и могилы, меня занимала Тайна Прошедшего Времени: куда оно девается и что происходит с людьми, его населявшими?
Знаете, что кажется мне самым интригующим в обитателях Москвы, Лондона, Парижа, Амстердама и тем более Рима или Иерусалима? То, что большинство из них умерли. Про нью-йоркцев или токийцев такого не скажешь, потому что города, в которых они живут, слишком молоды.
Если представить себе жителей действительно старого города за всю историю его существования как одну огромную толпу и вглядеться в это море голов, окажется, что пустые глазницы и выбеленные временем черепа преобладают над живыми лицами. Обыватели городов с прошлым живут, со всех сторон окруженные мертвецами.
Нет, я вовсе не считаю старые мегаполисы городами-призраками. Они вполне живы, суетны и искрятся энергией. Речь о другом.
С некоторых пор я стал чувствовать, что люди, которые жили раньше нас, никуда не делись. Они остались там же, где были, просто мы с ними существуем в разных временных измерениях. Мы ходим по одним и тем же улицам, невидимые друг для друга. Мы проходим сквозь них, а за стеклянными фасадами новомодных строений мне видны очертания некогда стоявших здесь домов: классические фронтоны и наивные мезонины, чваные ажурные ворота и полосатые шлагбаумы.
Все, что когда-то было, и все, кто когда-то жил, остаются навсегда.
Вам не случалось увидеть где-нибудь в густой толпе на Кузнецком Мосту или на Никольской невесть откуда взявшийся и тут же растаявший силуэт в шляпе-веллингтоне и плаще-альмавиве? А прозрачный девичий профиль в чепце с лентами-мантоньерками? Нет? Значит, вы еще не научились видеть Москву по-настоящему.
Старинные города - это совсем не то, что города новые, которым каких-нибудь сто или двести лет. В большом и древнем городе родились, любили, ненавидели, страдали и радовались, а потом умерли так много людей, что весь этот океан нервной и духовной энергии не мог взять и исчезнуть бесследно.
Перефразируя Бродского, рассуждавшего об античности, можно сказать, что предки для нас существуют, мы же для них - нет, потому что мы про них кое-что знаем, а они про нас ровным счетом ничего. Они от нас не зависят. И городу, в котором они жили, тоже не было до нас, нынешних, никакого дела. Поэтому чем старее город, тем меньше обращает он внимания на своих теперешних обитателей - именно потому, что они в меньшинстве. Нам, живым, трудно удивить такой город; он видел и других, таких же смелых, предприимчивых, талантливых, а может быть, те, умершие, были качеством и получше.