Бэтти-Энн

Но она смотрела на Робина, старого и все же молодого, такого мудрого, и в ней поднялась безмерная тоска, неутолимая жажда, какой не знают на Земле, - звезды манили и обещали, совсем близкие, достижимые, и она уступила их чудесному, неодолимому зову. (Кружиться подле ярких, пылающих солнци улетать к другим солнцам, угасшим, что будят вопросы, на которые не найти ответа; ей будут даны тысячи планет, и синие годы, и звук, и движение, и беспредельность, от которой замирает сердце, и все непонятно, непостижимо, пока неведомо откуда не примчится комета, - тогда поймешь, и узнаешь, и забудешь, и вновь попытаешься вспомнить... позднее... в некий час покоя и умиротворенности.) Ей хотелось пасть на колени пред могуществом мысли и благодарно протянуть руки то, что было прежде руками, своим обретенным собратьям, хотелось закричать: вы - мое племя, мои братья, и это странное тело - мое! Вот кто поймет меня, потому что я и они - одно. Мы одного племени, а те, другие, - печальное. и забавное племя, и мир, который я знала до сих пор - это всего лишь... люди и людской мир... Вот они, настоящие мои братья! Жаркое волненье охватило Бетти-Энн, сердце ее неистово заколотилось, и она сказала:

- Да. Да. Я полечу. Вы - мое племя.

Решающее слово сказано. И хочется плакать. Подошел Робин. Она подняла на него глаза, и в ней вспыхаула надежда.

- Мне надо попрощаться с родителями, - сказала она. - Я должна им сказать. Я не могу улететь, ничего им не сказав.

- Мне очень жаль, - подумав, сказал Робин. - Кажется, я представляю, что ты чувствуешь. Но это невозможно. Если мы позволим тебе попрощаться, о нас могут узнать, это слишком опасно. Мы хотим только одного - чтобы нам не мешали, мы ведь тоже никому не мешаем. Мы ждали тебя здесь, потому что твои родители... они, видно, хотели расспросить нас. А мы не хотим никаких осложнений.

- Но я не могу просто так их бросить! Мне непременно надо с ними увидеться! Надо сказать, что я уезжаю!

- Нас уже ждут, - сказал Доя. - Из-за тебя мы задержались с отлетом. Дольше нам ждать нельзя.

- Попрощайся с ними в письме, - предложил Робин.

- Я прошу вас... - сказала она.

Робин покачал головой.

- Такое у нас правило, Бетти-Энн. Так было всегда. Если земляне узнают о наших посещениях, если твои родители поймут... Нет, опасность слишком велика. Я не могу разрешить это своей волей. Мы хотим только одного - чтобы нам не мешали; это не так уж много.

Медленно она вновь обратилась в земную девушку с сухой рукой - так ей было привычней, здоровая рука, пожалуй, даже связывала бы ее. (А что бы сказал Билл, если б увидел меня с двумя руками, мелькнула праздная мысль, и где он сейчас, Билл... где-нибудь в армии... Но разве его красивое лицо, выражение его лица, память о нем... разве ей и теперь важно, что он скажет и что подумает? Я могу сделать так, чтобы рука вырастала незаметно, каждый день понемножку, и буду привыкать к ней, и можно сказать всем, будто она растет оттого, что я делаю такую особенную гимнастику... она растет, а через год, когда она станет такая же, как правая, никому это уже не покажется странным, даже мне самой... А плакать глупо, я не маленькая.)

- Я... я хочу побыть одна, - сказала Бетти-Энн. - Сейчас я приду в себя. Пожалуйста, оставьте меня на минуту.

- Перо и бумага на письменном столе, - сказал Дон.

Когда они вернулись, Робин спросил:

- Теперь тебе лучше?

И она ответила:

- Да... Я написала в колледж, что заболела и потому уезжаю домой. Они не станут беспокоить изза этого моих родителей. - Она взглянула на Дона.- А родителям я написала, что должна уехать. - Она взглянула на Робина, ей так хотелось, чтобы он понял. - Это было нелегко.

- Поверь, мне очень жаль, - сказал Робин. - Но, я думаю, так для тебя легче. Письма я отдам тому человеку за конторкой.

- Нам пора, - сказал Дон.

- На улице ждет машина, - пояснил Робин. - До нашей разведочной ракеты несколько часов езды.

Они вышли из комнаты, в вестибюле Робин разбудил дремавшего портье и отдал ему письма Бетти-Энн и оплаченный счет.

- Будьте добры, отправьте письма с первой почтой, - сказал он.

(А Бетти-Энн подумала: письмо придет к Джейн дня через три, а то и через четыре, и она достанет его из почтового ящика... и откроет прямо тут же, на веранде... если только день будет не слишком холодный. Аккуратно оборвет край конверта справа, вытряхнет листок, а может, осторожно достанет пальцами эту единственную страничку, и на ней крупным торопливым почерком - так мало, так страшно мало, всего несколько слов.)

Они ехали в машине сквозь холодную ночь, Робин вел машину, а Бетти-Энн сидела между ним и Доном и дрожала; наконец, Робин заметил это и сказал:

- Включи отопление, Дон.

Он вел машину медленно, и ночь была такая-долгая. Дон минутами задремывал, прислонясь к окну. Поначалу Бетти-Энн с трудом сдерживала нарастающее волнение - была в нем и горечь, но радостное предвкушение пересиливало. Немного погодя она повернуласьк Робину, хотела попросить, чтобы он ехал быстрее, и вдруг ей отчаянно, неудержимо захотелось говорить, заглушить словами боль разлуки, но слов не было. Под конец, измучась, она хотела уже только уснуть и забыться (а быть может, унестись ненадолго мечтой к сверкающим звездам).

Ночь тянулась бесконечно. Но вот меж тяжелыми снежными тучами забрезжил первый неверный свет, а потом пробилась настоящая розовая заря, и тогда Бетти-Энн почувствовала, что во рту у нее пересохло и голова точно налита свинцом.

Дон пробудился от сна, посмотрел на карту.

- Сверни направо. На первом же повороте.

Окружающий мир обтекал их с двух сторон и медленно просыпался. Они по окраине объезжали небольшой город.

- Какой странный красный цвет, - сказал Дон. - Посмотри, Робин, на фуражку этого паренька.

Бетти-Энн жадным взглядом ловила все, что проносилось за окном.

Парнишка жал ногами на педали велосипеда, изо рта у него валил пар; не останавливаясь, он метнул газету, она описала в воздухе дугу и упала на чью-то веранду, и Бетти-Энн вспомнилось, с каким ощущением рано поутру, еще в полусне, слышишь стук брошенной в почтовый ящик газеты.

Дон вдруг окончательно проснулся и спросил:

- Они ведь мало что способны увидеть, правда? Тебе удалось им что-нибудь показать?