Страница 3 из 24
Горничная. Правда, Тео, расскажи, как вы это проделываете!
Штурмовик. Так вот, предположим, мы с вами на бирже труда, на Мюнцштрассе. И вы, скажем (глядит на рабочего), стоите передо мной в очереди. Но мне нужно сперва кое-что подготовить. (Выходит.)
Рабочий (подмигнув шоферу). Ну сейчас мы увидим, как они это проделывают.
Кухарка. Всех марксистов надо повыловить, потому что невозможно терпеть это разложение, которое они распространяют.
Рабочий. Угу.
Штурмовик (возвращается). Я, понятно, в штатской шкуре. (Рабочему.) Начинайте ворчать.
Рабочий. Насчет чего?
Штурмовик. Ладно, нечего тут прикидываться. Вы же всегда находите, на что поворчать.
Рабочий. Я? Никогда!
Штурмовик. Ага, стреляный воробей! Но ведь вы не можете утверждать, что у нас все идет гладко - придраться не к чему.
Рабочий. Почему же не могу?
Штурмовик. Так нельзя. Если вы не будете мне подыгрывать, ничего не получится.
Рабочий. Хорошо. Уж разрешу себе - чтоб вас уважить. Торчи тут весь день, они наше время ни во что не ставят. А мне и так два часа ходу из Руммельсбурга.
Штурмовик. Нет, это не годится. Что ж вы, право, при Третьей империи от Руммельсбурга до Мюнцштрассе не стало дальше, чем было при веймарских бонзах. Давайте что-нибудь посущественней!
Кухарка. Ведь это как в театре, Франц, мы же знаем, что ты только прикидываешься, что ты на самом деле так не думаешь.
Горничная. Вы только, так сказать, представляете недовольного. Можете вполне положиться на Тео, он ничего такого не подумает. Он только хочет кое-что показать.
Рабочий. Хорошо. Тогда я скажу; по мне, так я бы все штурмовые отряды послал кошке под хвост. Я за марксистов и за евреев.
Кухарка. Что ты, Франц!
Горничная. Так не годится, господин Линке!
Штурмовик (со смехом). Нет, голубчик! Этак я просто кликну ближайшего полицейского и отдам вас под арест. Неужто у вас нет ни на грош фантазии? Вы должны говорить что-нибудь такое, что можно потом повернуть и так и этак: такое, что в самом деле доводится слышать.
Рабочий. Тогда уж будьте любезны, спровоцируйте меня сами.
Штурмовик. Бросьте, на это уже давно никто не ловится. Я мог бы, например, сказать так: наш фюрер - величайший из людей, какие только жили на земле, он больше Иисуса Христа и Наполеона, вместе взятых, а они мне, в лучшем случае, ответят: "Пусть по-вашему!" Тут я пробую с другого боку. Горлопаны большеротые! Все пропагандой занимаются. В этом они мастера. Слыхали вы анекдот про Геббельса и двух вшей? Нет? Ну так вот: две вши поспорили, которая из них быстрее пройдет от одного угла рта до другого. И выиграла спор та, которая обежала сзади по затылку. Тот путь оказался короче.
Шофер. Вот как?
Все смеются.
Штурмовик (рабочему). Ну теперь рискните и вы.
Рабочий. Я в такие разговоры пускаться не могу. Анекдот анекдотом, а вы все-таки можете оказаться шпиком.
Горничная. Он прав, Тео.
Штурмовик. Прав? Вот подобрались слюнтяи! Ну как тут не обозлиться! Люди слова сказать не смеют.
Рабочий. Вы это всерьез или только на бирже труда?
Штурмовик. И на бирже.
Рабочий. Так вот, если вы это говорите на бирже, то я вам там же, на бирже, отвечаю: осторожность нигде не повредит. Я трус, у меня нет револьвера.
Штурмовик. Так вот что я тебе скажу, приятель, раз тебе так дорога осторожность: ты будешь осторожен раз и будешь осторожен другой раз, а потом и угодишь в добровольческий трудовой батальон.
Рабочий. А если не быть осторожным?
Штурмовик. Тогда уж во всяком случае угодишь. Спорить не могу. Оно и выйдет, что добровольно попал. Хорошенькое "добровольно", а?
Рабочий. Что ж, это возможно: подвернулся бы вам такой вот смелый человек, и вы стояли бы с ним в очереди на отметку и уставились бы на него вашими голубыми глазами, - он, пожалуй, и впрямь начал бы ворчать насчет добровольной трудовой повинности. Ну что бы он мог тут сказать? Хотя бы так: вчера опять пятнадцать душ отправили. Я часто сам себя спрашиваю, как это они умудряются их набирать, когда повинность вполне добровольная, люди же там получают, работая, не больше, чем сидя здесь и ничего не делая, а желудок требует больше. Но потом довелось мне услышать историю про доктора Лея и про кошку, и тут мне все стало ясно. Знаете вы эту историю?
Штурмовик. Нет, не знаем.
Рабочий. Так вот. Доктор Лей отправился в небольшую деловую поездку пропагандировать "Силу через радость", - я повстречался ему некий бонза времен Веймарской республики, по имени... ну, называть не стоит; а было это, скажем, в концлагере, - но только как же попал туда доктор Лей, такой рассудительный человек? Бонза его спрашивает, как он добивается того, что рабочие сейчас все готовы проглотить, чего бы они раньше никак не стерпели. Тут доктор Лей указывает на кошку, которая мирно грелась на солнышке, и говорит: "Допустим, вы хотите угостить ее порцией горчицы и чтобы она ее проглотила, терпит она ее или не терпит. Как вы этого добьетесь?" Бонза берет горчицу и сует кошке в рот. Та, понятное дело, выплевывает ему эту самую горчицу прямо в лицо. Ни черта кошка не проглотила, только всего его исцарапала. "Нет, голубчик, - говорит ласково доктор Лей, - так у вас ничего не выйдет. Посмотрите, как делаю я". Он изящно берет на палец горчицу и, глазом не моргнув, заправляет ее несчастной кошке в задний проход... (Обращаясь к женщинам.) Вы меня извините, но из песни слова не выкинешь. Кошка, совсем очумев - ведь боль отчаянная, - тотчас принимается вылизывать из-под хвоста весь заряд горчицы. "Вот видите, любезный, - торжествует доктор Лей, - кошка ест горчицу! И добровольно!"
Все смеются.
Да, смешная история.
Штурмовик. Теперь дело у нас пошло. Добровольная трудовая повинность об этом поговорить любят. Самое скверное, что никто не пытается больше оказывать сопротивление. Заставляют нас жрать навоз, а мы еще спасибо говорим.
Рабочий. Ну нет, тут я с вами не соглашусь. Вот было на днях - я стою на Александерплаце и раздумываю, пойти ли мне на добровольную трудовую службу от большого чувства или ждать, когда меня туда загребут вместе с другими. Из продуктовой лавки на углу выходит маленькая худенькая женщина, сразу видно - жена пролетария. Позвольте, говорю я, с каких же это пор в Третьей империи объявились вдруг опять пролетарии, когда у нас, так сказать, народное единство, включая самого Тиссена? "Ах, что вы, - говорит она, сейчас, когда маргарин так подскочил в цене - с пятидесяти пфеннигов сразу до марки! - вы будете меня убеждать, что у нас народное единство!" Мамаша, говорю я, будьте осторожны, что вы, право, так передо мной нараспашку, я же истый немец до мозга костей. "Да, кости! - говорит она, - а на костях-то нисколечко мяса, а в хлебе одни отруби". Вот куда загнула! Я стою огорошенный и бормочу: покупали бы уж лучше масло, оно полезней. Только не экономить на еде, это ослабляет силу нации, чего мы никак не можем себе позволить пред лицом врагов, которые окружили нас со всех сторон и на самые высшие государственные посты забрались, как нас о том предостерегают. "Нет, - говорит она, - все мы честные немцы до последнего нашего издыхания, которого и ждать, пожалуй, недолго осталось ввиду военной опасности. А вот недавно, когда я хотела, - говорит она, - отдать свой плюшевый диван в комитет Зимней помощи, - а то, я слышала, Геринг спит уже на голом полу, потому что у нас недохват сырья, - так мне там в комитете сказали: лучше бы нам сюда рояль - для силы через радость, знаете! А тут мука пропала. Я, значит, забираю из Зимней помощи свой диван и иду с ним в лавку к старьевщику - тут же за углом, я уже давно хотела купить полфунта масла. А в молочной мне говорят: сегодня, уважаемая соплеменница, никакого масла не будет, не угодно ли пушку? Давайте, говорю я", - это она мне говорит. А я ей: как же так, к чему же это пушки, мамаша? Кушать их на пустой желудок? "Нет, - говорит она, - но уже если мне помирать с голоду, надо кстати разнести всю эту мразь с Гитлером во главе..." Что, что такое, кричу я в ужасе. "...С Гитлером во главе мы, - говорит она, - и Францию одолеем - раз что мы уже бензин из шерсти добываем". А шерсть? - говорю я. "А шерсть, говорит она, - из бензина. Шерсть нам тоже нужна. Когда попадет в Зимнюю помощь хороший отрез старого доброго времени, его обязательно урвет кто-нибудь из правления. Если бы Гитлер знал, - говорит она, - но он ничего не знает, его дело - сторона, он, говорят, и в высшей школе не учился". Ну как услышал я такой разлагающий разговор, у меня просто язык отнялся. Сударыня, говори я, вы постойте минутку, Я только загляну тут в одно место на Александерплаце. Так что же вы думаете, возвращаюсь я с агентом, а она не изволила дождаться!.. (Прекращая игру.) Ну что вы на это скажете?